— Право добывать у вас на Севере некоторые металлы. Для этого нам понадобится выстроить порт и дороги. Собственно, я обратился именно к вам, чтобы вы представили меня вашему сыну. Как я слышал, у него немало хлопот, и просто так с улицы к Молодому Волку не попадешь.

— Для таких новостей он время найдет. — По взгляду Кэтлин служанка унеслась на поиски. Тогда Королева Севера посмотрела на собеседника прямо:

— Ктан. Вы не пытаетесь меня обмануть? Вы понимаете, что я сделаю с вами в таком случае? Возможно, пожалею. Но ведь это, поймите, потом.

— Простите, что я выиграю от подобного обмана? Нам нужны рудники, дорога к ним и порт, чтобы вывозить, что мы там накопаем. Все это будет построено на вашей земле. В любой момент вы сможете это отнять, если решите, что я вам соврал.

— Мне нет нужды что-то там решать. Я просто увижу девочек… Стойте. Вы ничего не сказали об Арье.

— Арья ученица в Храме Многоликого. Вы помните, она сходила с ума по фехтованию. Ваш муж еще нашел для нее наставника, Сирио Фореля. Невысокий такой браавосец.

— Этого не помню, — вздохнула Кэтлин. — Однако, вы правы. Сидеть за шитьем она не любит. Но вы что же, хотите сказать, что Арья останется… У вас?

Ктан помотал рукой, как бы отгоняя неприятный запах.

— Мы отнюдь не станем ее удерживать. Если желаете, отправляйтесь и привезите ее сами. Ведь нам она тоже имеет полное право не доверять.

— Семеро… Семеро… Она совсем девочка. Она еще не роняла крови. И уже не доверяет людям настолько… Что же ей пришлось испытать!

— Что бы ни пришлось, — Ктан вздохнул и теперь собственной рукой наполнил кубок, подвинул Кэтлин. — Пейте. Все это уже в прошлом. Теперь с ней все хорошо. Ну, залпом!

Дверь бухнула в стену; Робб Старк вбежал в комнату, едва успев остановиться перед креслом Кэтлин. Посланник банка выпрямился и поклонился. Бриенна ограничилась кивком. Служанка пискнула и, по недовольному жесту Кэтлин, попятилась из комнаты.

— Бриенна… Мне кажется, эта быстроглазка слушает у двери. Встань снаружи, проследи, чтобы нам не мешали.

Бриенна поклонилась коротко и вышла, прикрыв за собой дверь.

— Ваше Величество, — посланник проделал сложный поклон, куда затейливее, чем для Кэтлин; она, однако, почти не обратила внимания. Семеро… Или старые боги? Кто ее услышал? Дороги, рудник, порт — если бы она вчера или месяц назад знала, что так просто можно выручить Сансу, мейстеры бы уже писали купчие!

Выпрямившись, посланник сказал:

— Ваше величество, Король Севера. Фреи решили предать вас, ибо Ланнистеры пообещали простить им выступление на вашей стороне. Болтон из Дредфорта решил предать вас, ибо ему обещан Север, и Арья Старк в жены. Вы собираетесь дать Уолтеру Фрею любое удовлетворение деньгами либо землями, но Тайвин Ланнистер успел раньше.

Кэтлин уронила кубок. Робб Старк замер, хватая ртом воздух:

— Да вы! Как вы смеете клеветать…

— Я искал убийцу Брана, — теперь посланник улыбался печально. — По просьбе вашей уважаемой матери. Но мы не управляем тем, что приходит в расставленные сети.

— Так. Присядем. — Робб Старк опамятовался быстро. — Прежде всего. Что вы говорили о моих сестрах — правда?

— Истинная. Санса Старк в Королевской Гавани, Серсея женит на ней своего Джоффри. Когда — не знаю.

— Арья?

— Арья в Браавосе. Учится в Храме Многоликого. Если бы я точно знал, что увижу вас, я взял бы у нее письмо.

— Тогда каким же образом она обещана Болтону?

— Болтону отправят одну из девушек Сансы, некую Джейн Пуль. Она похожа на Арью лицом и телом, к тому же Серсея лично подтвердит: в самом деле, это Арья Старк, а кто сомневается, тот познакомится с мечом королевского палача.

— Однако… Вы много знаете.

— Положение обязывает.

— А откуда вы знаете о предательстве Фреев?

— Простите, Ваше Величество, но если я назову имена, моих людей рано или поздно найдут и убьют.

— Сколько у нас времени?

— Зависит от вас. Ловушка приготовлена в Близнецах, которые вам никак не миновать по пути на Север. Без вас, хм, не начнут… Если вы сомневаетесь в моих словах, пошлите людей, пусть проверят.

— Так… Что вы хотите взамен?

— Прямо сейчас мне нужно письмо от вас к Родерику Касселю. Он же комендант Винтерфелла?

— Зачем?

— Насколько мне известно от моих людей в Синем Зубе, войско железнорожденных осаждает Винтерфелл. Нам, понятно, не нужны люди Кракена рядом с будущим рудником.

— Что за рудник?

— Сын, я все объясню позже.

— Надеюсь на это.

— Так вот, мы охотно поможем вам удержать Винтерфелл. Но нужно поручительство.

Робб Старк прошел к двери, приоткрыл ее:

— Госпожа Бриенна, велите срочно найти замкового мейстера и прислать к нам… Кто это еще здесь?

Бриенна коротко поклонилась:

— Ваше Величество. Комендант Риверрана ожидает вас или Великую Леди Кэтлин. Срочно.

— Пусть войдет.

Комендант вошел и почти у двери бухнулся на колени:

— Леди Кэтлин, я не сумел уберечь вашу невестку, Джиену Вестерлинг. Ее зарезали нынче вечером. Прошу суд и отставку.

Посланник банка распахнул глаза шире золотой монеты. Робб Старк выронил кубок. Кубок покатился, оставляя за собой некрасивые красные лужицы.

Лужицы крови на листах и земле становились все больше; наконец, показалась и цель поисков.

Человек полусидел, привалившись к широкому стволу дерева, утонув до пояса в листьях. Из криво перевязанного уха натекло крови на плечо, и там уже клубились муравьи. Правая нога распухла, запах заставил медика первым делом вколоть противошоковое и поспешно ощупать бедро. Вроде бы признаков гангрены медик не увидел, мерзкого похрустывания не услышал. Рана воспалена, что нехорошо, но еще не загнила, что не так плохо.

Поднял веко, отметил: глаза серые, с описанием совпало. Посветил фонариком; зрачок дернулся. Жив. Хорошо. Еще как получится довезти, бог весть — но, хотя бы, нашли вовремя. Дополнительный прокол не понадобится.

Пока десантники поисковой группы разошлись по сторонам для охраны, медик с помощником срезали одежду вокруг рубленой раны, вкололи лежащему антибиотик по кругу, блокадой. Конечно, заражение крови так не сдержать, но разбираться можно в госпитале. Решили рискнуть: отрезать ногу никогда не поздно.

Носилки поставили рядом, обмякшее тело перевалили и добрую четверть часа пытались уместить раненого здоровяка. Сначала свесились ноги, растянув рану на правом бедре. Поправили ноги — откинулась голова; отлетели зачесанные на одну сторону волосы, открылось лицо. На правой стороне острые скулы, булыжник лба. На левой — сгоревшая кожа, шрамы до горла, губ вовсе нет, вокруг левого глаза буквально воронка шрамов, ну и волос на этой стороне лица вовсе не росло.

Выругавшись, медик поправил жуткую голову и осторожно повернул раненого на правый бок. Помощник его чуть подогнул раненому ноги, чтобы тот, наконец, влез в штатные носилки. Так, на боку, лежащего пристегнули ремнями, подняли и понесли к вертолету.

Вертолет поднялся лишь после заката — пилоты частей Постоянной Готовности умели летать в приборах ночного видения и беззастенчиво этим пользовались, чтобы не вызывать ажиотажа среди местного населения.

Раненый, уже очищенный от грязной одежды, наскоро протертый салфетками, воткнутый в капельницу, не чувствовал ни взлета, ни болтанки, ни довольно жесткой посадки на палубу морского буксира. И уж, тем более, не слышал, как над снимками его покореженного лица беседуют хирурги-спасатели:

— …Выглядит гадостно. Тем не менее, попробовать можно. Я сам два раза горел — по мне не особо видно.

Второй хирург, сильно моложе, как раз вставлял пробирки с кровью раненого в экспресс-лабораторию и ответил, только закрыв прибор и затянув застежками от качки.

— Строго говоря, Павел Васильич, видно. Но я знаю, как смотреть… Вы не рассказывали, кстати. Вы танкист?

— Бывший. Первый раз у Лизюкова, в сорок втором под Воронежем. Выскочили быстро, а все равно почти год в госпитале. Вышел — и сразу к Ротмистрову, под Прохоровку.

Младший хирург поежился:

— Вот почему вы ту книжку выкинуть хотели.

— Хотел, — хирург постарше пересел к небольшому столику. — Мало что картинки рисованы как не руками, так еще и читать противно.

Павел Васильевич процитировал, дирижируя сам себе карандашом:

— “Приказ! И средние танки устремились в атаку, обтекая грозные боевые машины прорыва”. Сволочи. Они же на этом детей учат.

Младший хирург проверил шнуры между ящиком лаборатории и компьютером — им на спасатель достался старенький “УМ2-НХ”, но, по причине кондовой элементной базы, невероятно живучий. Вот и сейчас, не обращая никакого внимания, что снаружи буксира пенился Крабий Залив, пресная вода Трезубца перемешивала соленое Узкое Море, а встречный ветер с оста добавлял остроты — компьютер успокоительно замигал всей панелью.

— А… Как на самом деле?

Старший хирург со скрипом потер перчатками лысую голову в пластиковой шапочке.

— На самом деле буквально лет пять назад, уже когда Жуков по-настоящему ветеранами занялся, и стало можно побольше, чем раньше… Мы с однополчанами скинулись, послали запрос в Подольск. А они сделали запрос немцам. И где-то там нашелся журнал боевых действий Второго Корпуса СС. Нашего противника.

Второй хирург поднялся, глянул через иллюминатор на раненого, принайтованного к узкой койке изолятора.

— Кажется, порядок. Погодите, я запись осмотра черкану… И что там, у противника, писали?

Старший хирург забрал подбородок в горсть, проворчал:

— Там про героизм ни слова. Это мы там двести машин оставили, а фрицы записали так: “Второй танковый корпус, развивая наступление, вышел на реку Псел.” Правда, кто-то говорил, что там сыну Риббентропа Железный Крест повесили — наверное, не за так. Но половина архивов досталась Бонну, а этих же не спросишь. Так что ничего внятного мы по доставшимся лоскуткам не сложили…

Павел Васильевич махнул рукой:

— Вот и вся цена тому нашему героизму.

— Так чего же они дальше не прошли?

— Потому что справа от нас Катуков, черт старый, как стоял, так и стоял со своими “танковыми засадами”, он-то своих берег. Не боялся Сталину возражать. И на второй день у него машин пятьсот наверняка в строю сохранилось. Ну, а немцу с левого бока, соответственно, нависал. Вот немец дальше и не пошел…

Тут компьютер запищал и погнал из печатающего устройства неширокую ленту с результатами анализов. Хирурги схватили добычу, поделили на неравные куски и несколько минут сосредоточенно сопели, черкая карандашами каждый в своем блокноте. Наконец, старший решительно хлопнул по распечатке:

— Можно. Можно. Только не у нас. В этом, как его… “Нуле”. Там протезисты, там восстановление такое, ух! Довезем в коме, чтобы лишний раз не дергать. А там все быстро сделают. Умеют, сволочи капиталистические.

И выругался так заковыристо, как может лишь настоящий московский интеллигент в третьем-пятом поколении.

— Павел Васильевич, но ведь здорово же! Мы и мечтать не мечтали, что так вот будем пациенту выбирать, на какой планете лечить.

— Эх, юноша… Вы хоть понимаете, что у нас неплохая хирургия лишь потому, что мы войну пережили? Война — эпидемия тяжелых травм. Передающихся контактным путем… Что же выпало на долю тем несчастным в “Нуле”, что заставило их развить протезирование и ревитализацию органов до такой высоты?

— Позвольте не согласиться, Павел Васильевич. Наука…

— Наука движется потребностями практики. И всегда так будет… Осмотрите еще раз.

Младший хирург прошел в изолятор, проверил у раненого пульс, поправил капельницу, подергал ремни и убедился, что ни при какой качке привязанный здоровяк не слетит. Вернулся, тщательно затянул кремальеры изолятора.

— Павел Васильевич, все в порядке. — Пока он делал запись в журнале, старший хирург уже вскипятил кофе на спиртовой горелке стерилизатора.

— Сегодня поработали хорошо. Угощайтесь. Первая вахта моя.

— Принято, — младший хирург вдохнул запах кофе, — Павел Васильевич?

— Расскажу, ладно… — кофе доктор выпил залпом. Задумчиво пробежал взглядом по стенкам лазарета, сплошь уставленным оборудованием и увешанным шкафчиками.

— Сгорели мы так: увидели в ложбине на дорожке пять “полосатиков”. Первого бац, последнего хлоп, все по науке. Они в выемке, ни направо ни налево, никак — мы же место для засады по уму выбирали. Колонна встала, мы их еще и еще, и еще, азарт, по сторонам не смотрели!

Павел Васильевич угрюмо выдохнул, и поставил кипятиться еще кофе.

— Но ехало их там шесть. Шестой сильно вперед ушел, мы его поздно увидели. Вот он башню повернул, ствол вверх-вниз, а мы уже точно знали: начал крестить — выпрыгивай! Ну и выскочили. Буквально шагов сорок пробежали, над нами башня пролетает, уже наша.

Разлив свежий кофе, доктор утер лицо салфеткой, метко бросил ее в мусорку для обычного мусора. Вздохнул:

— Мы до пехоты как на крыльях, день там с ними в окопе сидели, перезнакомились… Так, дай вспомнить… Боцман… Он вообще с речного буксира, но важничал сильно: “У меня на палубе таких, как вы, два взвода бегало!” Потом Рыло — просто фамилия такая, не повезло. Два Гуся — это братья из промторгкооперации. Монголам гвозди на шерсть меняли, сами загорели, как степняки. Ну, Хохол — это хохол. Черта обдурит. Слово за слово, и вот уже ты сам ему тушенку отдал… Сидели, темноты ждали. Чуть высунься — немец минометами начинает садить.

Выпили еще по чашке кофе. Младший коллега вынул из ящика лаборатории пробирки, поставил в стерилизатор.

— А потом он пристрелялся, видать. Нас всех одним накрыло. Шарахнуло так, что навалило холм. Там-то мне кожу с лица и ободрало, как наждаком. Наши потом ходили смотреть — “Чешска збройовка”, двести сорок миллиметров. Здоровенная дура. Фрицы много их с собой приперли, просто не говорят об этом.

— Ну да, чехи теперь союзники.

— И гэдээровцы тоже союзники. Американцы уже не союзники, уже враги… По мне, так лучше наоборот. Но мне замполит сказал: если хочешь внешнюю политику двигать, иди в Министерство Иностранных Дел, там только дважды паленого танкиста и не хватает. И, видно, пометочку в личном деле царапнул.

Павел Васильевич усмехнулся:

— Потому что я после войны на доктора пошел, отучился, работаю. Квартиру выписали. А когда пришла разнарядка — кого сюда послать — начальство мне командировку в плечи и вперед, заре навстречу. Дескать, если будешь там рассуждать, так хотя бы не в нашей ответственности. И как в мультике: “Добрый путь, Земля, прощай!”

— Павел Васильевич, я скажу честно. Я так очень рад, что здесь. Ведь по-настоящему иной мир. Неужели мы мечтали не об этом? На пыльных тропинках далеких планет; ну и вот оно. А что без ракет — какая нам-то разница?