Понадобилось определенное время, чтобы в ней вызрело стремление как-то повлиять на ситуацию. Она то и дело вспоминала Вареньку, точнее, не встретив эту удивительную девушку, к Кити вряд ли когда-либо пришла бы мысль заняться таким непривычным для нее делом. Она решила, до поры до времени не говорить ничего мужу; сначала она сама должна во всем разобраться, понять, на что она способна, как может помочь этим несчастным.
Кити было не просто преодолеть свою застенчивость и отправиться без приглашения в гости к незнакомым людям. За время своих блужданий по деревне она заприметила несколько домов, где, как ей казалось, проживали самые неблагополучные семьи. Однажды она решила, что сегодня нанесет свой первый визит.
Кити не была настолько наивной, чтобы не понимать, что никто с распростертыми объятиями ее встречать не собирается и все же она была шокирована неприкрытой враждебностью. Люди смотрели на нее, как на врага, хотя ее намерения были чисты и искренни. Никакой выгоды ни для себя, ни для мужа она не искала, ею двигало лишь сострадание и стремление хоть чем-то помочь. Если бы не мысли о Вареньке, если бы не ее пример, вся ее благотворительная деятельность в первый же день, как началась, так бы и завершилась, но она решила так просто не сдаваться, а продолжать начатое во что бы то ни стало.
Несколько раз Кити практически выгоняли, но у нее хватало смелости и решимости снова стучаться в те же двери. Картины нищеты, обездоленности не давали ей покоя, до этого она и не представляла, как реально живут многие ее соотечественники. Она вообще смутно представляла лицо бедности, для нее это понятие было почти абстрактное, почти несуществующее. Сейчас все изменилось, она столкнулись со всеми ее проявлениями непосредственно и это ее поразило до глубины души. Такого в наше время просто не должно быть, думала Кити. А если такие явления и существуют и никого это не волнует, то это означает, что вокруг что-то глубоко не в порядке.
С какого-то момента ее упорство стало приносить некоторые плоды, Кити начали пускать в некоторые дома. Она наладила контакты с их обитателями. Было бы неправильно считать, что между ними возникло что-то вроде дружбы, до этого было еще далеко, как до Млечного пути, но ее уже не воспринимали, как засланного казачка или провокатора и даже делились своими проблемами, бедами, тревогами. Кити внимательно всех выслушивала, подробно все записывала, но главное все глубже проникалась чужими горестями.
Кити убеждалась все сильней, что с самого начала была права, в самом тяжелом положении оказывались дети. Конечно, многие из них не понимают, что их ждет в будущем, куда стремительно несет их наклонная дорога жизни, но спуск по ней многих можно еще остановить, только для этого надо приложить усилия. Родители часто на это не способны, они сами своим поведением подталкивают туда собственных чад. Требуется кто-то со стороны, чтобы вмешался в этот процесс, а кроме нее, здесь это сделать некому.
Левин ничего не ведал о том, чем занималась его жена, так как это происходило во время его работы. К тому же с односельчанами общался он мало; если не было в том насущной необходимости, старался обходиться без этого удовольствия. Поэтому его никто так и не проинформировал о намерениях Кити. И когда однажды оно ему рассказала о своей благотворительной деятельности, он был и ошеломлен и возмущен.
— Ты с ума сошла! — едва ли не впервые повысил он на нее голос. — Ты ребеночка ждешь, тебе нужен покой, а ты шляешься по деревне. Да ты знаешь, как нас там не любят. Тебя же могут запросто ударить.
— Так не ударили же, — возразила Кити. — И я не шляюсь, а занимаюсь важным делом.
— А можно узнать, каким?
— Эти люди, у которых я была, нуждаются в помощи. Особенно дети. Некоторые даже не доедают. А уж как они одеты. Да и много чего у них нет, что есть у других. Например, Интернета.
— Ах, Интернета. Ты полагаешь, он им так необходим?
— Но если он нужен нам, почему же Интернет не нужен им? С нашей стороны так думать — это просто зазнайство.
— Зазнайство? — удивился словам жены Левин. — Полагаешь, я зазнайка.
— Немного.
— Вот как, — обиделся Левин. — Не предполагал, что ты такого мнения обо мне.
— Костя, не о том сейчас речь.
— А о чем, дорогая? — искренне удивился он.
— Я тут составила список первоочередных дел, кому требуется какая помощь. Ты не посмотришь? — Кити протянула ему листок бумаги.
Левин стал читать.
— Одежда, обувь, телевизор, скутер, — Левин посмотрел на жену. — А "Мерседеса" в списке случайно нет?
— Эти вещи им очень нужны, — сказала Кити.
— Так что же они их не купят? Они продаются в любом магазине.
— У них нет денег.
— А у меня, случайно, они имеются и по этой причине я должен отоваривать всю деревню?
— Не всю, Костя, тут всего три семьи.
— Сейчас три, потом будет пять, затем вся деревня в полном составе. Я не прав?
Кити несколько секунд молчала.
— Знаешь, Костя, я подумала, а почему бы нам не создать небольшой благотворительный фонд для помощи нуждающимся. Я посчитала, денег нужно не так уж много.
— Сядь, пожалуйста, — попросил Левин жену. Кити послушно села. — Вот ты говоришь, нужны деньги для покупки разных там полезных вещей. — Она кивнула головой. — Я понимаю, в некоторых семьях бедность ужасная, но ты не задавала вопрос, от чего? А я тебе объясню, эти люди упорно не желают ничем заниматься. Вокруг дел немеренно. Я многим из них самолично предлагал работу, обещал по местным меркам неплохо платить. Так не желают, быть бедными для них проще и комфортней, чем трудиться с утра до вечера и жить в достатке. Помогать этим людям — это означает еще больше плодить тунеядство и леность. Если они не хотят сами ничего предпринимать, чтобы изменить свое положение, так с какой же стати им помогать? Я уж не говорю, что они эти деньги скорей всего пропьют, чем купят детям что-то стоящее. Кто хочет жить иначе, как все нормальные люди, пусть идет работать. Но таких, к сожалению, единицы. Поэтому, никаких денег я не намерен давать на эти цели.
— Ты во многом прав, Костя, — тихо произнесла Кити, — но дети не виноваты, что у них такие родители. Я прошу не для них, а для их детей. Они нуждаются в помощи.
Они проговорили не меньше часа, но так и не убедили друг друга. И, в конце концов, разошлись по разным углам. И даже когда пришло время спать, хотя они и легли в одну супружескую постель, но отвернулись друг от друга.
На следующий день Кити впервые за все время беременности почувствовала недомогание. Левин не пошел на работу и не отходил от нее, хотя она просила его заниматься своими обычными делами.
Где-то через несколько часов Левин вдруг подошел к ее кровати, сел на краешек и, слегка потупясь, сказал:
— Знаешь, Кити, если ты так хочешь, я создам этот фонд.
Кити стремительно приподнялась и обняла мужа. В такой позе они просидели минут десять.
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ.
I.
Срок родов приближался, и с каждым днем Левин становился все нервозней. Почему-то он никак не мог прогнать мысль, что может случиться что-то нехорошее. Хотя никаких предпосылок для такого убеждения не было. Беременность Кити протекала вполне благополучно, но это мало влияло на его настроение, он всегда был немного мнителен, ему часто казалось, что что-то плохое непременно должно произойти, даже если ничего этого не предвещает. Левин смотрел на огромный живот жены и в его голову невольно заползала мысль, что добром это не может кончиться. Как человек современный он понимал, что так не должно было быть, но какие-то атавистические струны его натуры, доставшиеся ему от далеких предков, постоянно издавали эту тревожную мелодию и не реагировать на нее было выше его сил.
Они часто говорили о предстоящих родах, причем, главной тревожащейся стороной являлся он. Кити же относилась к предстоящему событию так спокойно, что даже немного сама этому удивлялась. Все же это было впервые, это Долли рожала неоднократно, и с высоты своего опыта относилась к этому с завидной невозмутимостью, хотя все же в глубине души волновалась. Кити же владела необъяснимая уверенность, что все завершится благополучно. На чем она основывалась, Кити не очень понимала, но ей было этого вполне достаточно. Сейчас не время для анализа, это потом, когда все закончится, она обдумает ситуацию со всех сторон.
В какой-то момент Левиным вдруг овладела одна мысль — он должен видеть, как появляется на свет его ребенок, он хочет наблюдать за его жизнью с первой же ее секунды. И была вторая причина его желания присутствия при родах — Левин хотел разделить с женой, насколько это дозволено природой мужчине связанные с этим процессом страдания. Кити это желание и удивило и смутило, она почувствовала, что ей будет не слишком приятно, если он будет свидетелем этой сцены. Она попыталась его отговорить, но Левин уговорам не поддавался, он ссылался, что в мире многие будущие отцы так поступают, — и Кити согласилась. Если ему так уж этого хочется, пусть присутствует, он прав, что сейчас это довольно распространенная практика. А то еще потом будет ее упрекать, что она ему это не позволила. Уж понравится ли это ему или нет, другой вопрос.
С помощью отца Кити они нашли московскую частную клинику, где было родильное отделение. Хотя сроки позволяли еще находиться дома, Левин принял решение отправиться в столицу. Лучше быть поближе к месту, где должны в скором времени разыграться столь важные события.
В Москве можно было остановиться у родственников, но Левин решил, что лучше никому не мешать и ни от кого не зависеть. Он снял на период нахождения в городе двухкомнатную квартиру. Стоила аренда фантастически дорого, и когда Левин услышал сумму, то первый его импульс был отказаться от этого намерения, но затем все же поменял решение — сейчас не время экономить. Хотя оно далось ему нелегко. Когда все благополучно разрешится, он найдет способы возместить потери. Правда, мысль о понесенных расходах не давала ему покоя несколько дней, но постепенно и она ослабла. Гораздо больше его стало беспокоить, что он не знает, чем себя занять. Каких-то особых дел в городе у него не было. Он было попытался продолжить писать книгу размышлений о сегодняшней России, которую начал не так давно, наслышавшись умных и не очень умных и вразумительных речей брата, его единомышленников и оппонентов, товарищей по партии.
Мысль написать книгу пришла к нему внезапно, когда ни о чем таком он и не помышлял. Левин находился в своем свинокомплексе, занимался обычными хозяйственными делами, как к нему вдруг пришло озарение. Он должен дать ответ всем этим людям, которые далеки от знания и понимания реальной картины действительности, зато без конца выписывают рецепты, как спасти страну. При этом очень часто их лекарства были намного хуже самой болезни, а вот он накопил немалый жизненный и хозяйственный опыт. За то время, что он занимался сельским хозяйством, с ним произошел настоящий переворот. Многие вещи, которые он представлял крайне смутно, внезапно допустили его до своей сути. Нет, он отнюдь не переоценивает в этом плане себя и вовсе не считает, что ему ведома истина. Да и кому она ведома? Но он не может молчать, ему противна эта непрерывная псевдопатриотическая говорильня этих людей, которыми движет не любовь к Родине, а исключительно тщеславие, стремление продемонстрировать свое я.
В свободные минуты Левин начал писать, но дело продвигалось медленно; не хватало времени, да и далеко не всегда мысли послушно отпечатывались в ноутбуке. Иногда он подолгу сидел перед ним, не набрав ни единой строчки. Вот и сейчас ему тоже не писалось. Промучившись, он отложил это занятие до более счастливых времен.
Расставшись временно с надеждой продвинуть работу над своей книгой, он все внимание перенес на жену. Кити томилась, сидя в четырех стенах, и однажды ее отец повез их к знакомым. Там она неожиданно повстречала Вронского. У нее перехватило дыхание, но это состояние длилось всего несколько мгновений, а затем спокойствие вновь вернулось к ней. Она снова взглянула на него — и окончательно поняла, что полностью освободилась от власти этого человека. Есть он, нет его, ей все равно. Хотя ничего плохого она ему не желает. Пусть будет счастлив, но только без нее.
Они даже немного поговорили, преимущественно о Левине. Вронский отзывался о нем очень похвально, как о перспективном члене партии. Кити эти слова были приятны, она знала, что они теперь соратники. И это ее немного беспокоило, так как она опасалась, что может стать для них яблоком раздора, но, судя по всему, этого не случилось.
Придя домой, она поведала мужу о нежданной встрече и увидела в его глазах беспокойство. Кити решила, что в этом вопросе недомолвки только вредны. Она честно рассказала ему о том, с какими чувствами общалась с Вронским и увидела, как муж быстро успокоился.
Этот вопрос не то, что мучил Левина, но беспокоил. Когда он по партийным делам стал контактировать с Вронским, то в его голове начинала назойливо зудеть мысль, что его жена любила этого человеком. Она мешала ему объективно подходить к нему, справедливо оценить его поступки, хотя внешне он старался никак не выдавать себя. Одно дело партстроительство, а другое — их личные отношения. Однако избавиться от недоброжелательства к Вронскому все равно до конца не получалось. Но сейчас вдруг Левин понял, что от него отлетело это неприятное чувство и отныне более ничего не препятствует нормальным контактам с Вронским.
Левин вдруг засмеялся и поцеловал Кити. Он понял, что до этого момента ее былая связь с Вронским занозой сидела в нем, но теперь она извлечена из его сознания. Они поцеловались, это был поцелуй не страсти, а примирения и согласия.
II.
Давно у Левина не было столько свободного времени, от незанятости ему становилось тоскливо. Не покидало ощущение, что жизнь остановилась и, как стеснительный гость, топчется в прихожей. До родов, по словам врачей, оставалось еще не меньше недели, а то и чуть больше. Что ему делать все это время, он не представлял и как назло работа над книгой не идет, мысли упрямо не желают идти в нужном направлении. Что в общем-то и понятно, учитывая складывающуюся ситуацию.
Левин решил позвонить своему однокашнику по Тимирязевской академии Катавасову. В отличие от него, Левина, после ее окончания, он не покинул стены альма-матер, остался на кафедре, защитил сначала кандидатскую, потом докторскую диссертации, и недавно ее возглавил. Когда они встречались, то между ними всегда разгорался спор. Они не сходились во мнении почти ни по одной позиции, но как истинно цивилизованным людям, это не мешало их дружбе.
На этот раз Левин решился прочесть часть из того, что уже успел написать. Катавасов слушал необычайно внимательно, как верующий своего настоятеля.
— Очень интересные и важные мысли, — сказал он. — Я поддерживаю твою мысль, что только с села может начаться возрождение России. Город не несет в себе никакой моральной основы, он лишь ее окончательно разрушает. Он предлагает людям бесконечное количество соблазнов и требует от них добиваться их любой ценой. Ты правильно подчеркиваешь мысль, что в городе работники отделены от результатов своего труда, поэтому столь безразличны к своей работе. Им все равно, чем заниматься, что делать, лишь бы платили, а это не создает в них стимула к честному и созидательному труду. Тот, кто работает только за деньги, никогда не станет настоящим гражданином и патриотом своей страны. Ведь за деньги можно работать, где угодно и на кого угодно, и делать, все что угодно. Ты молодец, написав все это.
