Маликрисс не сменила позы, но Талик ощутил прилив сильнейшей усталости. В мыслях настала ужасная путаница, голова закружилась, вызывая приступ тошноты. Он отмахнулся.

— Не то. Давай следующее.

И следующее оказалось тем, на что он надеялся. Апатия, безразличие, легкое раздражение от необходимости на что-то отвлекаться накрыли его мощной волной. Приступ паники от воспоминаний недавних событий утонул в мутной воде равнодушия ко всему.

Почти полностью охватившее оцепенение почти сразу развеялось — сработал амулет, мелкие, колючие осколки которого посыпались под рясой.

Он поднял взгляд.

— Достаточно. Это оно.

— [Оковы разума]? — осторожно спросила Маликрисс, глядя на него со страхом в глазах. — Это... Одно

из тех трех заклинаний.

"В тот раз было точно так же, но там имелся и побочный эффект. Что за эффект, как работает, как они это скомбинировали, блин? Разобрались с тем, как работает механизм магии, и создали что-то на основе имевшегося, или сами изобрели? Кто еще так умеет, какие ограничения, затраты? Ох ребята, как много я хочу у вас спросить."

— Да, я вижу. Ладно. Главное, чего я хотел, я получил.

— А... — нерешительно, даже робко начала Маликрисс, и затихла, когда Дрэга чуть сильнее надавила ей клинком на шею.

— А ты... Дрэга, убери меч, пожалуйста. А ты сейчас пойдешь с нами. Есть один человек, который мог бы мне кое-в чем помочь, но у него отвратный характер. Я хочу выяснить, сможешь ли ты изменить некоторые его взгляды на жизнь.

Он встал и подал ей руку. Маликрисс нерешительно оперлась на нее, вставая, и поклонилась, но от него не ускользнул холодный, ехидный взгляд, направленный на Дрэгу. И то, как хищно дернулась губа у демоницы.

"Тот самый случай, когда обе хороши, да?"

— И еще, вы, обе. Знаю, отношения у вас так себе, но держите себя в руках. Дрэга, не цепляйся к ней без повода. А ты не создавай этот повод. Иначе будете отдыхать здесь уже обе, я не буду разбираться, кто первый начал. Договорились?

Узилище было мало похожим на то, что обычно называют этим словом. Вильгельм знал, как должна выглядеть настоящая тюрьма. Не так. Ни клеток, ни соломы на полу, ни охраны — ничего. Лишь огромная серая комната, будто оторванная от остального мира.

До конца света он ни разу не бывал в этом крыле замка. Даже мысли не возникало, идти туда, где коротает вечность символ предательства. А после — заходил всего пару раз, и никогда не отворял двери, ведущие туда, где, по его мнению, были камеры. Да и заходил украдкой — здесь все буквально кричало о том, что ему тут нечего делать. Это место походило на начало безумия, когда явь смешивается со сном. Все вокруг похоже на то, каким должно быть — и этим не является.

Он понимал, что ему просто страшно здесь, в бесцветной, жутко тихой пародии на остальной дворец. У этого страха не было лица, с ним невозможно было сразиться. Ему казалось, что стоит тут чуть задержаться, и он растворится между явью и сном, исчезнет, будто его никогда и не существовало. Что-то в этом было от детских страшилок, но кому, как не одному из Старших вассалов знать, что Лорды бывают куда загадочнее и опаснее любого кошмара.

Вильгельм долго был властителем этого места, но никогда не был настоящим хозяином, и для него были свои запреты. Он это прекрасно понимал, его это задевало, но он научился прятать в себе это чувство — а теперь еще и понимал смысл этих запретов. Пусть корона легка, но ее вручили существа, что выше богов, ему ли, бывшему мятежнику, нос воротить. Лорды не дали ему абсолютной власти, но та, что у него была по их воле, была куда прочней любой другой, которую можно представить.

До недавнего времени.

Все, что у него было, он своими же руками пустил под откос. Вера, честь, власть и цель, которые вели его к будущему, растворились, как дым. Его жизнь всегда напоминала ему замок. Переживший плохие времена, но с момента встречи с Пророком покоящийся на абсолютно надежном фундаменте.

"Немного же мне понадобилось, чтобы превратить его в тонкий лед..."

Здесь не было ощущения идущего времени. Он не мог сказать, сколько времени прошло с момента, как за Пророком, лично приведшим его сюда, закрылась дверь. Может быть минута, может быть, год. Вильгельм был уверен, что сошел бы с ума, если бы он был тут один.

Но Илладрия тоже была здесь, и она, такая живая, настоящая, неуместная в этом безликом пространстве, была тем маяком, который удерживал его сознание на плаву. Без нее, он бы уже давно утонул в бездонной пучине вины, сожалений и осознании бессмысленности своего существования.

А разговоры с ней будто двигали время вперед, не давая ему застыть.

Она не винила его за то, что случилось. Именно он лишил ее выбора, когда она колебалась, как поступить. И все же Вильгельм не услышал от нее ни одного упрека. Они просто говорили. Не так, как на террасе дворца или в ее парках — тогда было доверие и общее дело, но не было такой искренности. Они оба открывали друг перед другом лишь ту часть души, которую дозволено видеть соратнику. Теперь все было иначе.

И до какого-то времени они старались не затрагивать тему своего будущего. Вильгельм не хотел задумываться о нем, и был рад, что Илладрия тоже не поднимала эту тему. Они просто делились опытом, впечатлениями, стремлениями и мечтами. И он открыл для себя кое-что.

Пассивность, уступчивость, некоторая наивность, которые он полагал просто слабостью характера, оказались признаками юности. Она была значительно старше Вильгельма, но при этом эльфом. Это обьясняло очень многие вещи, и Вильгельму теперь было немного стыдно за то, как он раньше к ней относился.

Как он понял, 70-80 лет для эльфа то же самое, что для человека 15-17. Он просто слишком многого от нее ждал. Она умела казаться взрослой, уверенной в своих стремлениях женщиной, но ею на самом деле не была.

Они сидели рядом, просто оперевшись спинами на одну из стен, и старались не смотреть на дверь. Тишина после последних слов уже давила на душу, и Илладрия, наконец, затронула тему, которой они избегали.

— Как думаешь, нас удалят? После того, что мы сделали...

— Не думаю, — ответил Вильгельм, обняв ее за плечо.

— Почему? — с опасливой надеждой посмотрела на него эльфийка.

Вильгельм на самом деле не был уверен в своих словах. Но почему-то ему хотелось ее успокоить, а не расстраивать.

— Потому, что кое-кто уже совершал такое преступление. Ты знаешь, о ком я.

— Маликрисс? Я всегда ее так ненавидела, а теперь в таком же положении... Если честно, я бы предпочла смерть, чем судьбу, как у нее.

— Перестань. Жизнь, как бы ужасна она ни была, всегда дает шанс. Даже такой... Таким, как мы.

— Я не уверена, что мне нужна такая жизнь, Вильгельм. Из меня будто душу вынули, и оставили пустое тело... Как тебе хватает сил не сдаться? После того, как... И ведь ты строил такие планы, и все разом рухнуло.

Он сжал ее плечо чуть крепче.

— Я такой, каким был рожден. Я хочу нести закон и порядок наших творцов и правителей. И пусть сейчас это звучит смешно, но я буду ждать шанса вернуть все на круги своя.

Илладрия грустно улыбнулась и положила голову ему на плечо.

— Слушая тебя, я думаю, что может и получиться. А вот мне стать женой Пророка точно не светит теперь.

Вильгельм ответил не сразу.

— Лично я этому не огорчен.

— Что? — удивленно отстранилась Илладрия. — Мне казалось, что ты готов отправить меня под венец даже силой, если придется? Ради власти, ради влияния, ради наследника?

— Да, это правда. Но и ради... Ради того, чтобы... Не думать, что ты могла бы быть и рядом со мной. Чтобы не мечтать о невозможном.

Илладрия отстранилась от него и обняла колени.

— А ты не думал спросить, чего хочу я?

— Не думал. Мне это казалось неважным. Прости.

— А сейчас важно?

— Сейчас — важно. И будет важно впредь.

Илладрия вздохнула.

— Я люблю Его как Бога, как воплощение силы, мудрости. Я... Не уверена, что смогла бы быть счастлива, как женщина. И это замужество, что ты планировал, для меня было бы огромной честью, и радостью, но не семьей. Мы не равны, и никогда не будем равны с Ним, понимаешь? Мне казалось, что... Да неважно.

— Эй, — Вильгельм взял ее за руку, поворачивая к себе. — Я же сказал. Теперь это важно. Посмотри на меня.

— Отстань.

— Ну уж нет. Я хочу это услышать.

— Я подумаю.

— Да чтоб тебя, женщина, я не какой-нибудь юнец, которому можно морочить голову!

— Да? Хорошо, не какой-нибудь юнец, который едва ли не втрое меня моложе. Я думала, что с тобой могло бы получиться что-то более искреннее и настоящее, если бы ты не был бараном, который вытирает ноги о мои попытки показать это!

Вильгельм обнял ее ладонь обеими своими.

— Да, я был бараном. Я постараюсь не быть им впредь. Не злись.

— Уже поздно, Вильгельм. Мы предали нашего Лорда, так что, глупо ждать, что нам позволят быть счастливыми...

— Я говорил, что жизнь всегда дает шанс.

Он собирался убеждать ее, и видел, что она будет с ним спорить. Это давало некоторую надежду, на лучшее и позволяло забыть о том, в каком они положении, пусть и ненадолго.

Спорить, убеждать и добиваться своего — это то, в чем он считал себя мастером, и небезосновательно. Он вдохнул, чтобы начать, и тут открылась дверь и его окатило ощущением высшего присутствия. Того самого, которого не было в Некрополисе, из-за чего он потерял рассудок.

На пороге стоял Пророк. Конечно же, он сразу увидел, что происходит. Вильгельм обмер, чувствуя, как Илладрия судорожно сжала ладонь.

Но на них не обрушились ни громы, ни молнии. Пророк, чуть приподняв бровь, просто сказал:

— Я попозже зайду.

И вышел, закрыв дверь.

— Что теперь с нами будет? — спросила Илладрия со страхом в голосе.

— Не знаю, — ответил Вильгельм, крепко обняв ее. — Но нам дали время. Давай не будем тратить его на сомнения, сожаления и страх.

В просторной усыпальнице, слабо освещенной ровным желтоватым светом, шёл поединок. Скелет в массивных латах, с саблей и щитом, наседал на сухощавого человека в простой монашеской рясе с посохом.

Человек выглядел лет на двадцать, не больше, и при этом был почти полностью седым.

Сначала могло бы показаться, что у него нет ни единого шанса выстоять. Но первое впечатление рассеивалось быстро. Человек просто экономил силы, двигался очень скупо и отступал, выгадывая момент. И такой момент настал.

Лиас бастро и плавно перенёс вес с ноги на ногу и ткнул посохом своего противника. Прямо в грудь, в центр тяжести, и сразу отскочил на шаг, отвод посох в сторону. Тяжёлая тусклая сабля с опозданием в пару мгновений пропорола воздух там, где он только что был.

Еще подшаг, и тяжёлое древко посоха рухнуло на стальной наплечник закованного в доспехи скелета. Сквозь глухой звон металла послышался треск. Нежить тут же снова попытался ударить Лиаса саблей, но рука подвела мертвеца, удар оказался неловким и медленным. Лиас, развивая успех, с гулом повернул посох, отбивая саблю в сторону, и оружие со звоном отлетело в сторону.

Немертвый воин, оставшись без оружия, замялся буквально на секунду, и Лиас незамедлительно воспользовался паузой. Он все ещё не мог призывать светлые силы мгновенно, и требовалась толика времени для концентрации. Эту самую толику времени он и старался выиграть, сбивая противника с равновесия и калеча его.

Его учитель, рациональная, безжалостная сволочь, считал привычные Лиасу методики обучения бестолковыми и не эффективными.

"Я не вижу причин тратить годы на то, что ты способен освоить за дни," сказал сумасшедший бог Смерти. "В твоём случае стремление к совершенству является куда более слабым стимулом к обучению, чем желание выжить"

Как ни прискорбно, учитель Мариус, как обычно, был полностью прав. Лиас не мог понять, учителю правда плевать, выживет ли его ученик, или нет. Зато точно знал, что ни жалости, ни сочувствия от этого чудовища ждать не стоит.

Ладонь Лиаса, окруженная золотистым свечением, коснулась тёмного от времени нагрудника скелета. Свет тут же будто впитался в металл, чтобы мгновение спустя сверкнуть уже внутри доспехов.

Закованный в латы костяк дернулся и осыпался на мраморный пол. Лиас тяжело выдохнул, согнувшись от усталости.

Из тени между колоннами плавно шагнул учитель. Синие огоньки а пустых глазницах светились из-под капюшона тусклее обычного.

— Учитель, дайте мне ещё пару минут, — взмолился Лиас.

— Ты устал? — безразлично зашелестел голос Мариуса.

— Очень. Можно отдышаться хотя бы?

— Нет.

Части поверженного скелета собрались воедино, и костяной воин снова встал перед застонавшим Лиасом.

— Передышки повышают результативность физических упражнений. У нас иная цель.

Скелет в доспехах взмахнул саблей, едва не достав седого парня. Тот лишь в последний момент парировал удар посохом.

— Целью происходящего является развитие твоих магических сил до уровня, на котором их можно признать существующими.

— Для этого не обязательно пытаться убить меня!

— С тобой эта методика работает лучше всех прочих, я уже пояснял почему, — невозмутимо возразил архилич. — Следовательно, ты неправ.

Лиас, отбивая посохом очередной удар, неудачно поставил руку. Сабля мертвеца скользнула по девку и начисто срезала парню пальцы. Лиас с криком отдернул руку, выронив посох, и отшатнулся. Последнее спасло ему жизнь. Новый косой взмах сабли не раскроил ему голову, а рассек щеку.

По ощущениям было похоже, будто в лицо плеснули кипятком. Слезы брызнули чуть ли не сильнее, чем кровь.

Лиас не удержался на ногах и рухнул на спину. Лёжа скрюченным на холодном мрамором полу, сжимая изувеченную руку здоровой, он, как завороженный, смотрел, как бронированный мертвец делает шаг и поднимает оружие.

Лиас отстранился от болевых ощущений почти сразу, так что думать раны не очень мешали. Он мимоходом отметил исполнение детской мечты. Слушая истории о том, как герои мифов и историй превозмогают боль, он тоже хотел такую силу воли, как у них.

Теперь он и сам способен отстраняться от боли. Почти не обращать на неё внимания. Не сразу, не надолго и только будучи трезвым, но все же.

"Ещё бы. Что такое удар меча для того, кого наказывал за нерадивость бог смерти"

Лёжа на полу и истекая кровью, он понимал, что если ничего не предпринять, его сейчас просто убьют. Учитель не будет вмешиваться, он явно считает, что Лиас может справиться. А поскольку учитель никогда не ошибается, выход должен быть.

Что он мог сделать в такой ситуации? То же, что и в прошлый раз, но быстрее и лучше.

Лиас отрешился от всего вокруг, восстанавливая в памяти ощущения тепла в груди. Краем сознания он отметил и подавил страх неудачи и смерти. Тепло, направляемое волевым усилием, нехотя потекло по телу в соответствии с заученной схемой.

Способов управлять внутренней силой Лиас знал довольно много. Его учитель не только издевался над своим учеником, он и правда учил. Крайне подробно отвечал на любые вопросы, объяснял с нескольких точек зрения, помогал составлять схемы и последовательности, подбирал литературу. В последней разобраться было крайне тяжело, она была очень бедна деталями, содержа в основном общие принципы. И без помощи учителя Лиас не продвинулся бы даже на сотую долю того, что знал сейчас.