Из головы Николая Александровича не выходил недельной давности разговор с Федотовым.
При входе в КБ их остановил охранник, потребовавший от директора пропуск на постороннего, и когда такого не оказалось, попросил директора пройти в отдельную комнату и дать письменное распоряжение. Позже, на удивленный взгляд Второва последовал ответ:
— Такова система охраны секретов и не мне ее менять.
— Но разве охранник вас не знает?
— Охранник подчиняется только начальнику охраны и инструкции, которая предписывает вывести меня в отдельное помещение.
И вновь удивление на лице самого богатого капиталиста России, и вновь пояснение:
— На случай, если мой визави держит меня под прицелом.
— И кто ж такое удумал? — опешивший от таких премудростей, Второв неодобрительно покачал головой.
— Господин Зверев.
— Но литератор ...
Ответ был резок:
— Боевому опыту этого 'литератора' впору позавидовать многим нашим генералам.
В кабинете Федотова никаких излишеств. По одной стороне от Т-образного стола книжный шкаф с затертыми корешками справочников, по другую два кульмана, на которых пришпилены какие-то чертежи. Стул, почти кресло, хозяина, такие же у посетителей. С первого взгляда понятно — здесь обсуждаются проекты, а хозяин работает, и явно по долгу. Будучи сам работоголиком, приметы этого свойства Второв читал безошибочно.
Против ожидания в обольщение перспективами от продаж алюминия Федотов не бросился. Вместо этого он кратко рассказал о тенденциях развития аэропланов серии 'Миг' и лучших машин конкурентов. После чего поведал об особенностях 'Миг-3'.
— Обратите внимание, уже эта модель требует применения алюминия, без которого глубокой механизации крыла не получить.
Из дальнейшего разъяснения следовало, что, несмотря на дороговизну алюминия по сравнению с деревом, применение металла даст солидную экономию на первый взгляд не очевидную.
— Поясню на примере. Если на Русском Витязе господина Сикорского применить алюминий, то его грузоподъемность с пяти человек вырастит до десяти. Аналогично и полный срок службы. Только по этим двум параметрам получаем минимум трехкратное снижение стоимости перевозки одного пассажира, а ведь еще не учен ресурс моторов и масса других обстоятельств.
Отсюда можно сделать уверенный вывод — в ближайшее время авиация станет основным потребителем алюминия.
— То-то каждый второй летчик носят погоны, — уколол Федотова Второв, справедливо не верящий в рентабельность пассажирской авиации.
— А разве может быть иначе? — не остался в долгу собеседник. — Вспомните порох. Фейерверки почти сразу сменились военным применением, и только потом порох пошел на добывание зверя и прокладку тоннелей.
На этот пассаж ответить Второву было нечего, но 'противника' надо было добивать:
— Кстати, по военному применению. Здесь все много 'вкуснее'. Во-первых, с ростом бомбовой нагрузки, за каждый боевой вылет пропорционально растет число погибших врагов, соответственно, снижается удельная эффективность его ПВО.
— Простите? — Второв впервые прервал Федотова.
— ПВО это противовоздушная оборона, которая тут же начнет активно развиваться.
— Вы всерьез верите в ближайшую войну?
— Причем тут верю, или не верю. Важно только одно — война будет, и авиация станет одним и эффективнейших видов оружия.
— А дирижабли? — Второв впервые показал знание тематики, ведь кайзеровцы делали ставку на цеппелины.
— Мертворожденные дети. При случае докажу, но сейчас важно знать — чем позже это поймут германцы, тем России будет легче, а поэтому... .
Дальше Федотов показал хранящиеся в небольшой комнатушке модели, в которых человек будущего узнал бы все основные машины винтомоторной авиации: пикирующий бомбардировщик и близкий ему по классу штурмовик, тяжелый бомбер и истребитель. Озвученные характеристики этих машин были существенно ниже достигнутых к началу второй мировой, но выше, нежели имевшиеся в Великой Войне.
После описания эффективности применения боевой авиации, у Второва зародилось подозрение, а не болен ли его собеседник. Уж очень красочно 'авиамоделист' изобразил ковровые бомбардировки, а от терминов 'гибель от баротравм легких' и прочих малоприятных подробностей, аппетита не добавлялось. Но мысль эту он отбросил после заявления:
— Именно поэтому, уважаемый Николай Александрович, я изо всех сил торможу развитие этих машин. Дай моим конструкторам волю, 'мигари' уже через год достигнут скорости трехсот вест в час. Пусть пока набираются опыта на малой авиации и строят пассажирский аэроплан. А эти, — Федотов кивнул на добротно выполненные модели, — не поверите, но их не видел ни один из моих конструкторов. Сам делал, а вот металл мне нужен здесь и сейчас. Сегодня на нем больших денег не заработаешь, но когда полыхнет вся Европа, затраты окупятся сторицей.
После упоминания, что еще сам господин Чернышевский завещал потомкам делать алюминиевые полы, разговор сам собой затух. Второв взял на раздумье паузу, а на неделе пригласил Федотова на зимнюю кабанью охоту.
Его размышления прервал далекий звук рожков, значит, через час на охотников выйдет зверь. С этого момента никаких шевелений и тем более разговоров.
Николай Александрович скосил глаза на Филимона. Егерь, ходивший на зверя еще с его отцом, походил на вросший в землю обломок старой ели. Такой же корявый, и такой же неподвижный.
Переместив взор на Федотова, вновь удивился, как меняет человека эта маскировочная накидка. Белая, с темными пятнами 'сучков' и нарисованными линиями ветвей, она делали человека невидимым, а обмотанный тряпками карабин казался дряхлой ветвью. Если бы не едва двигающееся кольцо прицела, Второв бы не догадался, что Федотов смотрит в свою оптическую трубу.
Вот еще странность. На охотника Федотов не походил никаким образом. По этому поводу Филимон как припечатал: 'Не охотник'. Второв бы с ним согласился, если бы не помнил два выстрела и двух замерших на осенней траве матерых хищников. Филимона в тот раз не было.
По тому, как замерло кольцо прицела, Николай Александрович понял — Федотов кого-то заметил. И верно, спустя малое время на опушку выскочила косуля. Тревожно поведя ушами, сделала два шага, замерев, принюхалась. До нее было не меньше сотни шагов и это 'принюхалась' Второв не видел, скорее догадался. Слишком далеко, зато впервые позавидовал Федотову — в его прицел можно рассмотреть даже трепет ноздрей лесной красавицы.
Что спугнуло девочку так и осталось загадкой, но метнувшись вправо, она исчезла в густом подлеске. Следом ей на опушку вылетели две подруги и не раздумывая последовали за своей товаркой.
Охоту на кабана Второв-младший полюбил за возможность полюбоваться таким чудом. Еще в отрочестве увидев лесных красавиц, он никогда на них не охотился. Повзрослев, Второв как-то порвал деловые отношения с компаньоном, устроившим отстрел этих животных. С тех пор он взял за правило проверять своих компаньонов. Не всех, конечно, но в этот раз посчитал случай подходящим.
На смену косулям из леса вышла лисица. Рыжая разбойница сначала шла прямо на Филимона, но почуяв человека, резко взяла влево.
Кабаны появились после зайцев. Впереди шла самка, за ней молодняк. Замыкал 'караван' мощный самец.
'Пудов на пятнадцать', — оценил размеры зверя Второв, — но откуда он здесь, обычно течка заканчивается к январю, а сегодня день Святого Григория'
Пропустив мамашу, повел стволом за двухгодовалым поросенком. Следующего должен был взять Федотов, а Филимон стоял на подстраховке.
Бах! — ружье привычно толкнуло хозяина в плечо, едва кабанчик вышел на прямой участок, но за долю секунды до выстрела двухлетка просел в глубоком снегу и вместо ожидаемого кувырка, метнулся вперед. Нажатие на второй спусковой крючок отозвалось сухим щелчком бойка, зато со стороны Филимона грохнуло его ружьишко.
Когда Николай Александрович еще только нажимал на второй спусковой крючок, самец, будто выброшенный гигантской катапультой, метнулся на обидчика. Как переламывалось ружье и выдвинулись гильзы, Второв не помнил. Это движение его правая рука сделала помимо воли хозяина, а левая судорожно пыталась извлечь из патронташа патрон. Понимая, что перезарядиться не успевает, Второв инстинктивно начал бросок влево, уходя от клыков разъяренного хряка. И опять же на уровне ощущений понимал, что клык порвет ему ногу, и поэтому мысленно проигрывал, как в самый последний 'миг' успеет немного ее подобрать и как, изогнувшись в броске, зверь сумеет полоснуть по щиколотке. Он даже успел представить, как попытается заглушить режущую боль. А еще, в который уже раз, осознал, насколько этими своими умениями он отличается от окружающих.
Последний бросок самца совпал с резким грохотом выстрела, походившим на удар бича от которого зверь зарылся в снег, и только задние копыта бешено молотили воздух.
— Извини, раньше стрелять не мог, — Федотов мотнул головой в сторону стоящего на линии огня старого егеря.
* * *
Разговор продолжился в усадьбе Филимона, прячущейся в глухомани владимирских лесов. Хозяйский дом-пятистенок с хлевами и амбарами.
Для гостей протоплена чистая изба, принявшая распаренных после бани охотников. Керосиновая лампа освещает нехитрую снедь, венцом которой настоящие сибирские пельмени из добытого на охоте кабанчика. Иного Второв не признавал. Там же Смирновская водка и хрустящие грузди с вареной картошкой.
Еще готовясь к переговорам по конвертеру, Федотов собрал о российском магнате всю доступную информацию, и не зря. Второв не страдал излишним меценатством, полагая это занятие пустым и даже вредным, в чем Федотов был с ним солидарен. Склонность к авантюрам, т.е. к кидалову, будущий магнат продемонстрировал еще в пятнадцать лет. Пользуясь подложными документами, он умудрился втюхать купцу Варфоломееву право на несуществующую дорогу Томск-Новосибирск. Дело вскрылось и, спасая отпрыска, отец 'героя' отписал Варфаламееву одно из своих предприятий. Ага, компенсировал убытки, а заодно избавился от самого убыточного предприятия с долгами в пятьдесят тысяч целковых. Разобравшись, купец было рыпнулся, но документы, изобличающие Второва-младшего уже перешли к папане юного прохиндоса.
Такие они, 'благородные' российские купцы. Впрочем, а разве может быть иначе? Оказывается, может, особенно, когда легендируются 'свои'. К примеру, в Британии самыми честными могут быть исключительно британские дельцы. В Германии немецкие, а во Франции все как один лягушатники. Зато забугорные только отчаянное ворье, за которым нужен глаз да глаз.
Благоглупостей о безумной честности купеческого сословия, переселенцы наслушались еще дома. Димон эту муть в голову не брал, Федотов ярился, пока не привык, Мишенин пускал слюни, и умилялся пока его не ограничили в праве распоряжаться деньгами. Что характерно, не только на службе, но и дома. Настасья Ниловна быстренько смекнула, какие тараканы бегают в голове ее благоверного и.... не зря об эффективности 'лесопилки' на пару с ночной кукушкой слагаются легенды.
Между тем, 'безумная купеческая честность', о которой так славно пели в конце ХХ века, имела место быть, правда, с некоторой оговоркой — не честность, а купеческая честь. А вот это сосем другое дело, ибо честь купца выражалась в единственном условии — умении держать слово, данное другому купцу прилюдно, т.е. при других купцах. Ну, дык, тут-то все в порядке — в этом времени свидетельские показания в суде имели очень даже солидный вес, и поди откажись. Себе дороже будет.
Ничего неприемлемого в русском магнате Борис не усмотрел и, справившись с 'купеческим обаянием', торговался без всяких соплей. В итоге выиграл. Вот и сейчас он ничуть не удивился услышав:
— Все вы, Борис Степанович, говорите верно, и предложенное дело окупиться, но хотелось бы узнать, что вы недоговариваете.
'Это надо думать, мне сделано предложение, мол, поведай ты мне, братец, на чем я тебя смогу подловить. Ага, размечтался', — Борис прекрасно осознавал, что на самом деле Второв произнес ключевое условие — я готов вложиться.
— Есть немного, но к производству алюминия это не относится, — своим ответом Борис дал понять, что догадка верна, но продолжения не будет. Хочешь вложиться в верное дело — вкладывайся, а выносить мозги я и сам умею.
— Мне сдается, нам не хватает еще одного компаньона, как вы смотрите на участие в деле Рябушинского?
— Только не Павла Павловича, — замахал руками Федотов, — не люблю скандальных политиков.
— А как же Коновалов? — лукаво улыбнулся сибиряк, понявший намек Федотова на неуемную страсть Павла Рябушинского к занятию политикой и скандалам.
— А разве ваш родственник мутит воду по поводу и без? Хотя, да, зря он так увлекся политикой. Дело страдает.
— А ваш компаньон Зверев? — тут же съехидничал Второв.
'Здравствуй папа, новый год, борода из ваты, похоже, нашего магната политика достала, вот только, что тебе ответить?' — Федотов только сейчас осознал, как ловко Второв вывел разговор на тему о политических партиях.
— Один умный человек сказал: 'Если вы не будете заниматься политикой, политика займётся вами'. Это я к тому, что на мир надо смотреть трезвее, — Федотов ощутимо щелкнул по носу собеседника, демонстративно сторонящегося политики.
— Думаете, на политику стоит обращать внимание? — на этот раз вопрос прозвучал серьезно.
Товарищество 'Русское радио' привлекло внимание Второва, когда о нем почти никто не слышал. Тогда же он не поленился и заслал к владельцам гонцов, якобы желающих на корню скупить все предприятие. Названная сумма говорила о наглом мошенничестве или о желания отделаться.
Вскоре после феноменального захвата рынка радийных станций и скупки предприятия самого господина Маркони, прошел слушок об увлечении владельцев РР моторами. Прошел и прошел, но каково же было удивление, когда по российским дорогам резво побежали автомобили 'Дукс' с моторами 'АРМ', а чуть позже в небе появились аэропланы той же марки. Не осталась без внимания весть об учреждении нового акционерного общества 'Корабел'. Его учредили завод 'АРМ' и акционерное общество Леснера. 'АРМ' поставлял моторы, Леснер торпеды.
А ведь еще было химическое производство и много чего интересного. Взять те же стрешары, лекарства или сетевые магазины, которые как грибы появлялись в каждом районе города, да не по одному.
При этом владельцами всех этих предприятий, оказался все тот же Федотов с двумя своими компаньонами.
И вот тут обнаружилась первая странность — если Зверев как-то проявлял себя в деле, то господину Мишенину в пору было стоять за кафедрой, чем, как недавно выяснилось, он и занимался в Женевском университете. Второв впервые слышал о практикующем профессоре математики, владеющим промышленным капиталом стоимостью под двадцать миллионов рублей. И пусть это совместная стоимость, но к ней можно смело присовокупить аналогичные зарубежные активы.
Дальше больше — не прошло и трех лет, как о господине Звереве заговорил весь мир, а в театральных залах стали показывать фильмы, поставленные родоначальником нового искусства, и деньги там закрутились бешеные. Не случайно, в это дело тут же влезло крапивное семя господ Рокфеллеров.
