Говоря, что главной характеристикой Юры Луховицкого является "жадность", я вовсе не имел в виду, что прочие человеческие свойства в нем отсутствуют. Присутствуют, все присутствуют. Например, он еще и весьма вежливый человек. Поэтому, когда я подкатил к нему насчет решения еще одной технологической задачки в самые, естественно, сжатые сроки, то он совершенно не стал посылать меня в надлежащее место. А очень вежливо сделал вид, что вопроса моего просто не слышал:
— Саш, у меня что-то никак не получается с этим теплообменником. Если трубы серебрить изнутри и снаружи, то поначалу вроде все хорошо, но серебро — мягкое, и очень скоро оно просто обдирается. А в горячем рассоле медь тает просто как сахар! Ну не делать же трубы из чистого никеля?
— Сделай из нержавейки. Попроси Емельянова — он тебе сварит ее сколько нужно.
— И что я со слитками делать буду? Мне же нужны трубы, причем очень тонкие...
— Насчет труб — это к Белову. Он тебе любые трубы сделает. Только учти такую вещь: сваривать нержавейку даже я пока не умею. То есть умею, конечно, но место сварки будет ржаветь не хуже простого гвоздя. Так как насчет моего вопроса?
— Ну можно и на гайках крепление сделать, с резиновыми уплотнителями. Спасибо, я так и сделаю, пожалуй — вот только теперь всю систему снова пересчитывать. Ты не помнишь коэффициент теплопроводности нержавейки?
— И тебе спасибо... Успеха! Когда думаешь установку закончить?
— Как трубы получу, так через месяц-два и закончу. А как ты думаешь, может и баки из нержавейки сделать?
— Делай...
Видя, что выдернуть Юру из мира его технологических грез в реальный в ближайшее время мне вряд ли удастся, я написал письмо Фаворскому в Петербург, а сам с Машкой занялся самой сложной частью проекта: подготовке электронных компонент.
Конечно, я знал как записываются граммофонные пластинки. Ну, примерно знал — колебания усиливаются и прорезают бороздки в каком-то материале вроде воска. И, думаю, при очень большой нужде я бы даже смог сделать что-нибудь достаточно работоспособное. Но мысль моя была проще: зачем делать что-то сложное, если можно сделать что-то очень простое? Например, магнитофон.
Ведь у меня (благодаря Камилле) есть полиэтилентерефталат, он же — лавсан, он же — майлар, он же ещё сто тысяч разных других слов, включая, между прочим, и флисс. А из майлара делают ленту для пленки в кассетах — собственно, к Юре я и зашел на предмет быстрого изобретения и изготовления машины по выделке пленки из ПЭТ. Но ведь к магнитной пленке нужен магнитофон — а это уже девайс сугубо электронный. То есть механика там тоже есть, но с нею и Африканыч справится. А вот насчет электроники — лучше меня сейчас специалистов нет. И поэтому мы с Машкой начали делать электронные лампы.
Честно говоря, это было не очень сложно. Когда-то, увлекшись "теплым ламповым звуком", я посмотрел на ютубе фильм про то, как какой-то иностранный мужик сам делал лампы из стеклянных трубок и всяческой фигни. А в комментариях к фильму прочитал, что делал он их неправильно, без геттера, поэтому лампы его больше часов пятидесяти не проживут. В связи с этим я прочитал и про геттер — и затем честно на этот "теплый ламповый" начхал. Но в памяти все же кое-что сохранилось.
Самое главное — теперь у меня было сколько угодно вольфрамовой проволоки. Если угодно не больше пары килограмм: Комаров, после того как я узнал про использование Машкой молибдена, был озадачен получением проволоки именно из вольфрама, причем — по возможности — уже в сплаве с торием. Но вменяемые люди мне быстро объяснили, что вольфрам фиг расплавишь. Однако, из памяти я тогда извлек информацию, что есть такая штука — порошковая металлургия. Когда спекают порошок разных металлов, вроде. Ну Комаров его и спек: где-то килограмма два без тория и килограмма три — с одним процентом тория. Сейчас он потихоньку строил в Царицыне, напротив завода (и вокзала) отдельный небольшой завод для производства вольфрамовой проволоки, но именно что потихоньку: килограмма нити достаточно для изготовления примерно ста пятидесяти тысяч ламп накаливания, так что никто никуда не спешил. Впрочем, пока и строился не сам завод, просто Комаров купил (очень недешево) усадьбу на углу Гоголя и Волжской — точно напротив "железнодорожных" домов и сейчас как раз пока на ее месте строил четырехэтажный дом для железнодорожного начальства. А на месте старых домов, по письменной уже договоренности с дорогой, он и поставит "вольфрамовую" фабрику.
Ну а молибдена для вводов и держателей у нас теперь было просто завались, ведь закупку сырья в свое время поручили Камилле, и... в общем, молибдена было очень много.
Первую лампу — триод — мы изготовили как раз к седьмому ноября. Причем сразу в шести экземплярах. Казалось бы — ну чего там делать три-то с лишним недели? Если, конечно, не считать необходимости трижды откачивать воздух ртутным насосом и каким-то образом (не имея высокочастотного сварочного аппарата) сваривать многочисленные детальки. Но вот геттер... Вроде и идея простая: испарил этот самый барий на раскаленной нити, он на колбу осел — и давай остатки воздуха поглощать! Вот только кто бы этому барию сказал, что коротить контакты внутри лампы категорически нельзя... В общем, пару дюжин ламп пришлось просто выкинуть, но в конце концов что-то приемлемое получилось.
Заодно сделал и простенький динамик. И даже угольный микрофон. Ну, как сделал... Заказал шведский телефон (дорогая штука, между прочим!) и разобрал. Все же не напрасно в институте людям физику преподают: у меня хватило знаний сделать между микрофоном и сеткой лампы гальваническую развязку из бумажного конденсатора. Так что седьмого ноября я торжественно взял в руки микрофон (уже не боясь, что меня шарахнет током) и не менее торжественно произнес "С праздником, дорогие товарищи!".
Ну что, чувствительный микрофон попался — дикий рев в динамике подсказал мне, что неплохо бы что-то сделать насчет положительной обратной связи. Впрочем, провод к микрофону я почему-то взял метров пяти длиной, поэтому когда зашедший вечером Илья поинтересовался, что же за странный агрегат стоит на столе вместо традиционного самовара, я совершенно естественно (из коридора) выдал знакомую с детства сентенцию "Мальчик, пошел нафиг!"
Дарья, уже переставшая креститься при издающихся динамиком звуках, добавила гротеска в общую картину, успокаивая вскочившего со стула Илью:
— Сидите, Илья Ильич, сидите, это он так шутит...
Вскочил Илья неспроста: двухваттный динамик, да еще довольно паршивого качества, звук издает довольно громкий и противный. Но зато потом, когда он все же сел, поднять его стало трудновато. Где-то в девять ушла домой Машка, через полчаса и зевающая Дарья поделала всем спокойной ночи и отправилась на боковую — а я все рассказывал Илье, как электроны в вакууме с катода на анод бороздят просторы Вселенной.
В начале одиннадцатого я все же, сообщив Илье, что не желаю лютой смерти из рук Елены Андреевны, смог отвести его домой. А восьмого утром даже сказал, что продолжение лекций по электронике последует не раньше, чем строящийся тепловоз притащит первый эшелон с углем на газовый завод. Но уже в субботу десятого ноября мне пришлось делиться знаниями с обеими членами этой семейки. И мне показалось, что Елена Андреевна как-то быстрее улавливает суть процессов — вероятно, отсутствие "современных" знаний об атоме не мешало воспринимать концепции свободно летящих в вакууме электронов, Илья же, выяснив наконец, что у ламп КПД измеряется процентами, а мощности для тепловозных моторов все равно не хватит, интерес начал довольно быстро терять. К теории — он уже успел предложить поставить "матюгальник" станционному диспетчеру, раздающему указания рабочим и машинистам. Ну что, тоже вещь полезная...
Жалко, что к Арсеньеву я снова не попал — некогда было. Я написал Дмитрию Гавриловичу "покаянное" письмо, пообещал выбраться в Пермь уже весной — но, честно говоря, не был в этом уверен. Зато свое обещание по поводу продовольственной помощи выполнил на сто процентов, особо даже не напрягаясь. В смысле — не тратя силы на доставку продуктов трем миллионам жителей губернии — или сколько их там голодали. До морозов — с благословения Дмитрия Гавриловича — силами Мешкова и его "Сельхозстроя" были выстроены большие продовольственные склады в Перми и Екатеринбурге, куда только по Каме (а в Екатеринбург — ещё и по железной дороге из Перми) было завезено четверть миллиона пудов (четыре тысячи тонн) разного зерна, главным образом — бобов (то есть черной фасоли). Вот с чем-чем, а с дровами в губернии проблем особых не было, да и климат требовал, чтобы печи в избах топились чуть ли не внепрерывную, так что здесь продукт оказался очень к месту. Ну а развозкой бобов по многочисленным деревням занялась, по указанию того же Дмитрия Гавриловича, полиция.
Не знаю, хмыкал ли Арсеньев, читая мое письмо с этим предложением, или глубокомысленно хмурил лоб, но предложение мое он принял. А у меня для такого предложения было два резона. Первый, понятно — укрепления доверия ширнармасс к полиции как таковой. А второй резон был свойства сугубо технологического: полицейские радостно занимались "бета-тестированием" моего нового девайса.
Володя Чугунов в Ярославле совсем освоился и резиной снабжал не только Ковров и Царицын, но и чуть ли не половину Российской Империи (не по площади, а по населенности). Саратовский каучуковый завод в сутки выдавал Володе по двадцать восемь тонн сырья, и последний минимум двенадцать из них превращал в галоши, резиновые сапоги, кеды и прочие товары народного потребления. Ну а остальные шестнадцать превращались в шины, всяческие ремни для разнообразных трансмиссий, прочие технологические изделия. И вот среди этих прочих появилась забавная лента.
Давно уже я умудрился купить у соседей-французов две тысячи пудов стального четвертьлинейного листа для изготовления роликовых цепей. У меня же глаз — буквально алмаз: коэффициент преломления куда как больше чем у какого-нибудь стекла. Вот он и "преломил" воспоминания о велосипедной цепи таким экзотическим образом. Понятно, что для изготовления мотоцепей всё же пришлось закупать нормальную полулинейную сталь, причем вообще шведскую, легированную. А эти две тысячи пудов куда я только не тратил! Кабины моих тракторов из нее клепал, женщинам автомобили строил — все не кончается, зараза... тем более, что половину я сразу успел нарезать на ленты для вырубки цепных звеньев.
И вот Володя вместе с Папашей Мюллером придумал, как такие цепи использовать: соединяя их по несколько штук параллельно двухдюймовыми перемычками и запрессовывая их в резину они получили достаточно прочную ленту для транспортеров, которыми Генрих Алоизович стал поднимать глину и известь из карьеров. Понятно, что сталь эта закончилась мгновенно и пришлось Саратовскому заводу катать ее еще и еще. Ну а я, увидев плоды инженерной мысли, заказал "такую же, но без крыльев" — и Володя стал мне в Царицын присылать "ленты для транспортеров" шириной в сорок сантиметров и длиною в два с половиной. Закольцованные.
Небольшая модификация конструкции тяжелого мотоцикла — и вот с конвейера Царицынского завода поползли снегоходы с очень оригинальным названием "Буран". Эти-то "Бураны" и начали активно "тестировать" пермские полицейские. Тестирование шло довольно успешно: с прицепом-"лодочкой" машина довольно легко тащила по снегу двадцать пудов груза (при двух седоках), а по льду замерзшей реки — так и вовсе пудов тридцать. К моему удивлению, особых рекламаций на "Бураны" не поступало — резиновые гусеницы морозы выдерживали сносно, а моторы тоже оказались весьма качественными. Вдобавок, поскольку я в Пермь посылал и качественное масло, и приличный бензин в нужных количествах, полиции не приходилось заправлять двигатели всякой дрянью — что тоже способствовало долголетию движков.
В общем, Арсеньев был весьма доволен нашим "сотрудничеством", и на мой "неприезд" не очень обиделся. Ну а мне было уже просто не до разъездов: даже когда Герасим Данилович пригласил меня на тестовый запуск новой турбины на шесть с половиной мегаватт, я не поехал. Некогда было — в магнитофоне-то, оказывается, не только лампы нужны. Там ведь еще всякие сопротивления, конденсаторы требуются. Я уже не говорю о печатных платах...
На Машкином стеклозавода появились два новых инженера. Оба — немцы, и оба — немецкие немцы, из Германии. В каком-то техническом журнале (немецком, естественно), я прочитал статью о способах изготовления "искусственного шелка", и меня зацепила в ней фраза о том, что "нити делались так же, как и стеклянные". С пометкой, что если ткань из стеклянных нитей хоть и красива, но никуда не годится, то из искусственного шелка ткани уже очень даже неплохи. Мне про шелк было не очень интересно читать, а вот слова насчет стеклоткани меня очень заинтересовали. Настолько, что я не поленился и написал в журнал письмо с просьбой прислать мне более подробную информацию. Немецкие журналы (как и русские) к запросам читателей относились внимательно — и в ответ мне прислали адреса этих самых немецких немцев, которые и развлекались изготовлением стекловолокна. Именно развлекались, поскольку особого смысла в развлечении не видели: красиво, забавно, довольно трудоемко и совершенно бесполезно. Однако предложенные оклады заставили из свое мнение о бесполезности слегка пересмотреть.
С собой они привезли установку, которая выдавала примерно два километра стеклянной нити в сутки. Это не то, чтобы дофига, это вообще ничто — поскольку для получения нитки для ткани эту нить нужно было еще скрутить с двумя сотнями таких же. Но у них, кроме установки, было еще и знание как ее построить (и, главное, как сделать очень тоненькие фильеры). Сейчас они активно строили машину на тысячу двести фильер, а Юлий Прокофьевич Губанов строил вторую очередь газового завода — новое производство газ должно было потреблять в количествах неимоверных.
Немцы обещали запустить первую очередь — на двести фильер — уже в январе, и я попросил Камиллу придумать для меня что-то вроде эпоксидки. Если мне память не изменяет, то фенолформальдегидные смолы не только температурой отверждать можно — так что если она придумает, то будет и вовсе хорошо. А заодно — ну исключительно чтобы два раза не ходить — придумать и ацетатную пленку, раз уж майларовую делать некому. То есть опять-таки не придумать, в вспомнить, не придумал ли кто-нибудь это "уже давно".
Честно говоря, меня не очень удивило, что да, оказывается, кто-то уже ее придумал. Удивило другое — Камилла выдала ответ не сразу, а только на следующий день. Впрочем, и ответ ее на этот раз несколько отличался от предыдущих: она привела к завтраку какую-то девицу из числа своих лаборантов и сообщила:
— Разреши представить: Лозовая Галина Никитична. Она у тебя будет главной по пленкам, там все просто довольно, только много времени нужно — а у меня его сейчас нет. Только ты ей сам уже помоги: у Кросса все же по-английски написано, а кто лучше тебя английский-то тут знает? Я его вообще не знаю, а к Илье Ильичу сейчас лучше вообще не подходить, у него паровоз этот электрический никак не получается. Я Елену Андреевну хотела попросить — так она с Машкой из стекляшки не вылезает... кстати, ты видел, каких она красивых звериков стеклянных делает? Только не спрашивай, может она их на Рождество готовит...
