— И то верно, — поднимаясь на ноги, хмыкнул Сомов. — Пусть разбираются. Причём, по полной и безжалостной программе...
Ноги — сами по себе, не дожидаясь отдельной команды — привели его к "Двум капитанам".
Пашка взялся ладонью за дверную ручку.
— Очень кстати, Павел Сергеевич! — раздалось сзади. — Помогите, пожалуйста. Подержите дверку — пару-тройку минут — в раскрытом состоянии. Заранее — большущее спасибо...
Сомов, распахнув дверь, посторонился. Мимо него, крепко обхватив двумя руками объёмный футляр с контрабасом, ловко просочился Билли Новик.
— Каким это ветром вас, бродяг неприкаянных, занесло в наши Богом забытые места? — поинтересовался у идущего следом гитариста Пашка. — Никаких корпоративов, вроде, на сегодня не запланировано. Как и всяких там свадеб-именин знаменитых и приметных персон. Я бы знал.
— Мы, Павел Сергеевич, просто так приехали, — приветливо улыбнулся Рыжик. — Решили, вот, дать бесплатный концерт.... С каких таких, интересуетесь, подгоревших пирожков? Не знаю. Иногда тянет в эти края. Утром просыпаешься — а уже тянет.... Не зря в народе говорят, мол: — "Купчино — столица Мира". По крайней мере, нашего с Билли Мира.
— И моего, пожалуй, тоже...
Сомов, взяв у барной стойки литровый бокал "Василеостровского живого брожения" и блюдечко с подсолёнными орешками кешью, устроился за своим любимым столиком.
На низенькую сцену, возведённую в торце ресторанного зала, выбрались "Биллис бенд".
Рыжик сбацал короткое гитарное соло, Миша Жидков поднёс мундштук саксофона к губам, а Билли Новик, терзая сильными пальцами толстые струны контрабаса, затянул:
Терпкое вино — из ягод дикой сливы,
Под свечой искрится так оно...
Всё бредут — хмельные пилигримы,
Воспевая славное вино...
Терпкое вино — из дикой сливы ягод,
На излёте наших трудных лет...
Аромат тот — лучшая награда,
Ничего прекрасней нет...
Терпкое вино — из ягод сливы дикой,
Словно зов — далёких, чудных стран...
И Судьбы, как прежде, многоликой
Очень тайный и всесильный знак...
Что ж, бокалы сдвинем, пилигримы!
Пробил час, Удача впереди...
Ждёт дорога нас — неотвратимо,
Словно в сентябре — дожди...
Ждёт дорога нас — неотвратимо,
Словно в сентябре — дожди...
Конец книги
Книга третья — "Купчино. Войпель. Сентиментальный триллер".
Жанр — триллер (мистика, детективная фантастика).
КУПЧИНО. ВОЙПЕЛЬ. СЕНТИМЕНТАЛЬНЫЙ ТРИЛЛЕР
От Автора
Эх, поменять бы название серии на — "Сентиментальный триллер". Да, ладно. Метаться — дело, априори, не благодарное...
Итак. Человек — после долгих-долгих лет странствий и скитаний — вернулся на Родину, в большой, мирный и бестолковый город. Казалось бы: что его, прошедшего через самые невероятные испытания и приключения, может здесь удивить?
Может. Очень многое. В частности, внезапно ожившие древние легенды, часть из которых он привёз с собой.
Уточняю, страшные и безмерно-кровавые легенды...
Автор
Пролог
Из аэропорта — до дома — он добрался уже под вечер.
В сизо-сиреневом небе медленно и надменно плавился задумчивый осенний закат: жёлто-рыжий и ветреный.
На скамейке — возле парадной — сидели всё те же ветхие бабушки.
— Опаньки, Серый вернулся, — удивлённо выдохнула Матрёна Ивановна. — Бродяга неприкаянный и многими позабытый.
— И ждать-то уже перестали, — печально усмехнувшись, дополнила Ульяна Макаровна. — Приехал-таки, милостивец. Орёл ты наш купчинский.... Наведёшь тут порядок, молодчик белобрысый?
— Наведу, — улыбнувшись, пообещал Сергей. — Здравствуйте, бабушки. Замечательно выглядите. Совсем не изменились.... Так я пойду?
— Иди, родной, иди. Счастливых тебе дорог...
В квартире было очень пыльно и затхло: так всегда бывает, если в помещении долгое время никто не живёт.
— Ну, здравствуй, отчий дом, — поставив чемодан на пол, растроганно поздоровался Сергей, а после этого расчихался: — Ап-п-чхи! Ап-п-п-чхи! Апчхи.... Нет, господа и дамы, так дело решительно не пойдёт...
Он снял с плеч тяжёлый брезентовый рюкзак, пристроил его рядом с чемоданом, захлопнул входную дверь, поменял новые тесные ботинки на разношенные домашние тапочки, обнаруженные в прихожей, определил кожаную куртку на вешалку, прошёл в столовую и, повозившись с полминуты с тугими ручками, распахнул окно.
В комнату тут же ворвался свежий воздух.
— Свежий питерский воздух, — негромко уточнил Сергей. — А ещё октябрьский и вечерний. Прохладный, правда. Температура-то на улице не выше плюс восьми-девяти градусов.... Ох, как приятно пахнет. В том смысле, что Родиной.... Сколько же лет я здесь не был? Получается, что уже почти двенадцать. Прилично, что ни говори.... Ладно, к лирическим отступлениям можно будет потом вернуться, под рюмашку. А сейчас следует делами заняться: темнеет уже за окнами, да и спать хочется с дороги, уболтало слегка в самолёте...
Первым делом, он, вооружившись шваброй, совком, ведром с водой и тряпками, принялся целенаправленно бороться с пылью, накопившейся в квартире за последние десять месяцев, прошедших с момента отъезда родителей в Канаду. Впрочем, работа спорилась: нехитрая мебель располагалась только в его спальне, в прихожей и на кухне, а столовая и родительская комната были пусты.
"Оно и правильно", — активно работая половой тряпкой, мысленно одобрил Сергей. — "При переезде в чужую страну любая копейка лишней не бывает. Молодцы, что реализовали лишний хлам.... Эх, мама-мама. Говорил же я тебе по телефону, мол, и квартиру продавайте. Нет, не согласилась. Мол: — "Она тебе, сыночек, обязательно пригодится. Нагуляешься, рано или поздно, по Белу Свету и вернёшься...". Вот и вернулся, как и было предсказано.... А если папа с мамой продали бы, всё же, "трёшку"? Гулял бы дальше, понятное дело.... Так-с, надо ещё и холодильник помыть. И раковины. Да и унитаз с ванной. Окошко же следует закрыть, пока не продуло...".
После завершения уборки он оттащил чемодан в спальню и наспех распихал одежду по полкам шкафа, а также поместил под матрац на кровати тонкую пластиковую папку с различными (в том числе, с банковскими), документами. Потом перенёс рюкзак из прихожей на кухню и, предварительно расшнуровав его, принялся выкладывать на обеденный стол всякую продовольственную разность: круглую буханку "серого" хлеба деревенской выпечки, несколько хариусов и сигов холодного копчения, жестяные банки с лососёвой икрой и тушёной лосятиной, плашку вялено-копчёной грудинки молодого северного оленя и связку озёрных карасей, засушенных на русской печи. А ещё и две объёмные фляги из нержавейки, заполненные спиртовыми настойками на целебных травах, достал из рюкзачных карманов.
Выложил-достал и, грустно вздохнув, прокомментировал:
— Вот они, прощальные подарки щедрого Крайнего севера. Эх, жизнь моя жестянка.... Ладно, проехали. Ужинать будем...
И он, быстро и сноровисто, приготовил нехитрый ужин: нарезал хлеба и оленятины, очистил копчёного хариуса, достал из буфета и наполнил — из фляги — пузатую хрустальную рюмашку.
Выпил, закусил, повздыхал, полистал альбом со старыми семейными фотографиями, обнаруженный во время недавней уборки, вновь наполнил рюмку.
Но поужинать в тишине и покое не получилось: с улицы донеслась отборная матерная брань, мерзкое хихиканье и отголоски громкого разговора на повышенных тонах.
Сергей подошёл к окну и недовольно пробормотал:
— Тяжела судьба жителей третьего этажа. Тяжела и практически безысходна. Особенно, если в квартире установлены старенькие оконные рамы без всяких там современных стеклопакетов. Слышимость — даже при закрытых окнах — просто обалденная.... Группа гопников оккупировала скамейку под окнами, рядом с уличным фонарём. Человек, наверное, восемь: и молодые, и старые, да и пара девиц — самого разбитного вида — присутствует.... Похоже, что все они здесь надолго обосновались: бутылки с портвейном откупоривают, на газетку, расстеленную на скамье, выкладывают яблоки, плавленые сырки и хлебушек нарезанный, пластиковые стаканчики расставляют. Ну-ну.... И, понятное дело, громко матерятся и безостановочно гогочут. Сволочи безалаберные. "Ментов" на них нет. Так их всех и растак. И гопников, и ленивых стражей порядка.... Ба, знакомые лица. Вернее, одна наглая и прожжённая физиономия: Зяма, засранец первостатейный. Столько лет прошло, а он, мерзавец, всё прежними тропками ползает. Гопник законченный. Чтоб ему пусто было...
Он отпустил ещё пару-тройку заковыристых фраз-пожеланий. А после этого убрал в холодильник продуктовые "излишки" и перебрался, прихватив тарелку с бутербродами, фляжку и рюмку, в спальню, окна которой выходили на другую сторону дома.
Перебрался, плотно прикрыл за собой дверь, завершил, никуда не торопясь, скромный ужин, застелил постель чистым бельём, обнаруженным в шкафу, разделся и, отчаянно зевая, залез под одеяло. А залезая, непроизвольно взглянул в окно.
"Ерунда какая-то", — подумалось. — "На улице идёт самый натуральный снег? Практически метель, завывая, метёт? Чушь несусветная. Быть такого не может.... А, кажется, понял. Это, наверное, я уже сплю. Сплю и вижу сон — о суровом Крайнем севере.... Или, всё же, метель настоящая?".
Глава первая
Метель, глюки и откушенные ноги
Зяма считался "главным гопником" Шипкинского переулка и примыкающей к нему местности. Вообще-то, он и от почётного звания "главного купчинского гопника" не отказался бы, да только — куда там: годы уже не те, а нынешняя молодёжь, она нагла и отвязана без всякой меры, того и гляди — голову оторвёт. Оторвёт, выбросит в мусорный бак и даже имени-прозвища, презрительно сплюнув, не спросит. И былыми заслугами-подвигами не поинтересуется. Были уже печальные прецеденты...
"Тридцатник, мля, уже не за горами", — навязчиво зашелестели в голове тревожные мысли. — "Здоровье ни к чёрту: сердчишко, мать его, регулярно барахлит, сухой кашель донимает по утрам, изжога, такое впечатление, навечно поселилась в желудке. Да и с черепушкой, мля, не всё в порядке. И глюки временами донимают. И память, если крепко выпить, иногда отказывает. Здесь, понимаешь, помню. А тут, блин, не очень.... Вот, взять, к примеру, тот же вчерашний вечер. Вроде бы всё помню: отобрали с Ржавым у малолетнего пацанчика мобилу навороченную, толкнули её знакомому барыге с "Юноны", бухла взяли, пирожков с капустой прикупили, выпили, закусили. Хорошо, мля, было. Только в конце блевать потянуло. Видимо, с пирожков.... А откуда, мать его, взялся фиолетовый бланш под глазом? Не помню, хоть убей. И Ржавый, мля, аналогично.... Поменять...м-м-м, этот.... Ну, как там его? Э-э-э..., образ жизни? С бухлом завязать? Про анашу забыть? Ну, не знаю, мля.... А что же тогда, завязав и забыв, делать? Как, мать его, дальше жить? А? Кто бы, мля, подсказал...".
— Брателло, эй! Ты, никак, заснул? — кто-то сильно и настойчиво потянул его за рукав куртки. — Или же с "косячка" поплохело?
— А? Что? — "вынырнул" из своих тяжких раздумий Зяма. — Куда?
— В горло, стало быть, — протягивая пластиковый стаканчик, наполненный буро-коричневой жидкостью, выдал свою фирменную щербатую улыбку Ржавый. — Глотай, кореш, мля. Глотай, не сомневайся...
Зяма с трудом, отчаянно дёргая кадыком и болезненно морщась, выцедил предложенный напиток. Выцедил, смачно сплюнул под ноги, откашлялся, занюхал воротником старой джинсовой куртки, бросил в рот кусочек плавленого сырка, вяло пожевал, проглотил, а после этого кратко поделился своими вкусовыми ощущениями:
— Совсем, суки рваные, разучились делать "семьдесят второй" портвейн. Сплошная, мля, химия. А раньше, говорят, его из натуральных яблок гнали. Сволочи буржуинские, мля.
— Гы-гы-гы! — дружно загоготали собутыльники. — Ну, атаман, ты и задвинул! Молодец! Гы-гы-гы...
— Хочешь, красавчик, "Агдама"? — предложила Милка — субтильная и слегка помятая девица со свеже-рассечённой бровью. — Чес слово, вкусненький.
— Давай, шалава купчинская, наливай. До самых краёв...
После щедрой порции "Агдама" всё кардинально изменилось и разительно улучшилось — и общее самочувствие усталого организма, и настроение.
"Сегодня же у нас пятница, девятнадцатое число", — лениво хрустя спелым яблоком, рассуждал про себя Зяма. — "Значит, у бюджетников, мать их бюджетную растак, аванс. Благое дело, мля. Благое.... Надо будет — где-нибудь через часик с гаком — перебазироваться в район кольца "шестьдесят второго" трамвая. Удобное там, мля, место. Справа роддом расположен. Слева — в отдалении — новостройки. А между трамвайным кольцом и новостройками, мать их, имеется приземистая бетонная "коробка" неизвестного "долгостроя". Самое милое, мля, дело: сиди себе под крышей, пей портвешок, анекдоты трави, покуривай и — между делом — высматривай пьяненького одинокого лоха, бредущего от последнего (или там предпоследнего), трамвая к родимому дому.... Ну, а потом, после удачной охоты, можно будет и к Милке на хату завалиться. Типа — пупками потереться слегка. Противная она баба, честно говоря. И повышенной чистоплотностью, мля, не отличается. Но где же, мать его, других взять? Та же Лерка — Милкина подружка — ещё хуже.... Опаньки! Как это — где взять? Вон же идёт — бикса козырная. Причём, мля, прямо к нам...
Действительно, к загулявшей гопницкой компании, расположившейся под уличным фонарём, медленно приближалась женщина: лет двадцати семи-восьми, очень стройная, с угольно-чёрными волосами ниже плеч, в длинном тёмно-бордовом кожаном плаще непривычного покроя. А ещё у незнакомки было очень приметное лицо: смуглое-смуглое, с тонкими породистыми чертами и заострёнными скулами.
"Может, мля, японка?", — насторожился Зяма. — "Ну, их, этих иностранцев и иностранок. В том смысле, что менты потом — ежели что — запрессуют по полной.... И глаза у пришлой дамочки особенные: чёрные, мля, бездонные и неподвижные. Многообещающие такие глаза.... Бр-р-р. Даже шустрые мурашки, мать их колючую, по спине побежали.... Может, шаманка? Читал про них когда-то, ещё в школе...".
— Добрых вам дорог, путники, — поздоровалась — глубоким грудным голосом — странная женщина. — Скучно мне сегодня, ребятки. Скучно. Разговоров хочется — всяких и разных.... Примите в ватажники? — достала из бокового кармана плаща пузатую бутылку, щедро украшенную цветными этикетками.
— Ух, ты! Виски, мля, — восхитился непосредственный Ржавый. — "Белая лошадь", мать её лошадиную. Ёлочки зелёные и сосёнки стройные.... Подходи, барышня скучающая, не сомневайся. За свою, мля, будешь.... Как величать-то тебя, черноглазая?
— Шуа.
— Ну, и имечко, однако.
— Обыкновенное. Северное.
— Бывает, мля, конечно. Базара нет.... Значит, хочешь, скуластенькая, к нам прибиться, дабы вечерок скоротать с пользой? Хорошее, конечно, дело.... А, вот, расскажи-ка ты нам какой-нибудь дельный анекдотец. Только свежий, мля. На старые и "бородатые" мы и сами мастера нехилые. Понравится, так и примем в коллектив.
— Хорошо, путники беззаботные, слушайте.... Просыпается мужик с крепкого-крепкого бодуна на скамеечке. Раннее погожее утро. Прохожие идут по тротуару. "Где я, люди добрые?", — спрашивает мужик. "Проспект Ветеранов", — отвечает ему сердобольный старичок. "К чёрту подробности, дедуля. Город какой?".
