К счастью, до игл не дошло — Яша оказался не "профессиональным боевиком", а профессиональным агитатором... Ну, если честно — почти не дошло. Клиент раскололся при первом касании его плоти раскаленным металлом, когда и самого Вадика уже почти стошнило. К счастью для них обоих, Яша принял гримасу сдерживаемой рвоты на его лице за оргазм палача-садиста и "запел".
Вскоре Банщиков знал, что мерзавец напросился на это задание сам, чтобы лично свести счеты с сорвавшим его полугодовую работу в порту докторишкой, как только руководство ячейки приняло решение о его ликвидации. Это и объясняло некую топорность работы, обычно не свойственную боевым организациям партии СР.
Спустя еще полчаса, Вадик уже записал на последней страничке лабораторной тетради все интересующие его подробности, включая адрес явочной квартиры и фамилии руководителей ячейки. Единственное, чего он по-прежнему не знал, это ОТКУДА поступил заказ на его ликвидацию. Но этого, увы, не знал и сам Бельгенский, сейчас скорчившийся с кресле, с лужей под ним (гуманность Вадика не распространялась на то, чтобы сводить поддонка в туалет), с ужасом взирая на спокойно курящего сигару и рассуждающего Вадика, ожидая выстрела в голову или укола в вену.
Светская беседа, отягощенная пытками, была прервана лихорадочным стуком в дверь.
— Ребята, ну, я же русским матерным языком сказал — никого не впускать! Даже государя императора! Если кто из полиции — посылайте их к главному полицмейстеру, — раздраженно вскинулся Вадик, на самом деле обрадованный тем, что его прервали.
Первоначальный запал был весь растрачен на "беседу" с Яковом, и пристрелить его сейчас рука просто не поднималась, но отпускать его было нельзя, а передавать дело законным властям пока преждевременно.
— А про меня почему не проинструктировал, опять забыл, горе мое? — раздался в коридоре взволнованный голос Ольги.
— Душа моя, прости, но сюда тебе нельзя. Подожди меня в зале, минут пятнадцать, пожалуйста...
Ну, друг ситный, — вполголоса, обернувшись к по-прежнему привязанному к креслу агитатору, прошипел Вадик, — Вот ведь забавная ирония судьбы. Именно явление особы той самой царственной фамилии, смерти которой вы так искренне добиваетесь, спасло вам жизнь.
И, дождавшись облегченного вздоха "подследственного", Вадик, зловеще усмехнувшись, многозначительно добавил:
— На сегодня. Никита! Этого в подвал, запереть и глаз не спускать. И почему до сих пор полиция меня даже не попыталась побеспокоить, интересно?
— Так эта, товарищ доктур, — довольно усмехнулся выворачивая руку Якову кочегар Оченьков, — мы ж на улице всем растрезвонили, что бонбиста энтого разорвало его же адскою машинкой. Вот они уже час как и пытаются его руки-ноги отыскать. А вас спрашивали. Но мы сказали, что вы после взрыва в обмороке, и просили никого кроме государя императора и главного полицмейстера Петербурга не беспокоить.
— Ну, молодцы. С этим все пока, ведите его с глаз долой. Да смотрите, не перепачкайтесь...
И тут Яков, на свою голову решивший, что последнее слово сегодня должно остаться за ним, подал голос. То ли на него повлияло появление зрителей, то ли он хотел доказать самому себе, что его дух не сломлен... Так или иначе, слова он выбрал на редкость неудачные и не подходящие к мизансцене.
— Ползи-ползи к своей великосветской шлюхе, палач царский! Теперь я понял, чем тебя Николашка купил — своей потаскухой-сестрой! Но помни, если я сегодня промахнулся, то другие придут за мной! И рано или поздно, мы до вас всех доберемся, вот тогда то и тебя, и ее разорвет на мелкие кусочки мяса, как...
Вадик потом как ни старался, не мог вспомнить, как именно он схватил револьвер. Оченьков же, в свою очередь, до конца дней своих при мыслях об этой минуте, зябко передергивал плечами, когда вспоминал ГЛАЗА, своего такого веселого, спокойного и мирного "доктора" — командира... Именно этот взгляд, а вовсе не вид нагана, зажатого в его руке, и заставил бывалого матроса ничком броситься на пол. Крик Вадика перекрывался семью выстрелами, и звучал примерно так:
— Мне б... БАХ! глубоко по х... БАХ! как ты БАХ! лаешь меня или Николая, выб... БАХ! ...ок, но Ольгу ты своим сра... БАХ! ...м языком не трогай!!! И х... БАХ! тебе, а не мое мясо на тротуар, гандон е... БАХ! ...ый!!! И всех гнид, кто за тобой ЩЕЛК! (барабан револьвера опустел, и тот теперь вхолостую щелкал бойком) приползет, я точно так же уничтожу! ЩЕЛК! До кого дотянусь сам, а до кого нет, ЩЕЛК! друзья и товарищи помогут! ЩЕЛК! (поняв наконец, что револьвер пуст, Вадик отбросил его в сторону). Встань, сука! Встань, я тебя своими руками придушу!!!
— Михаил Лаврентьевич, батюшка, да как же он встанет, вы ж ему в пузо то раза три попали! — опасливо выговорил, выбираясь из-под тела агитатора, и косясь на трясущиеся руки доктора, Оченьков.
В кабинет подобно вихрю, ворвалась Ольга, походя оттолкнув хрупким плечом с дороги весящего не менее центра матроса.
— Что случилось! Ты жив?! Господи! Спаси и помилуй... А это кто??!! — взгляд ее упал на лежащее в луже расплывающейся крови подергивающееся тело.
— Я... Он... А я... — Вадик никак не мог прийти в себя после первого в жизни убийства, пусть и совершенного "в состоянии аффекта".
— Тут энтот бонбист, он вырваться попытался, да еще и вас порешить обещал, Ваше Высочество, — неожиданно для самого себя пришел на помощь командиру Оченьков, — ну, товарищ доктор осерчали значить, и это... Весь барабан, в общем, в него и выпулили. Но больше они уже никому вреда не причинят, не извольте беспокоится!
Постепенно успокаивающийся Вадик благодарно кивнул матросу и попытался увести разговор на другую тему:
— С этим всем я потом разберусь, солнышко мое, а пока пойдем, побеседуем с нашими бурятскими товарищами, которые, пришли уже, наверное.
— Так точно! В зале ждут. Доложимшись уже...
— Какая беседа, ВадИк? Да на тебе лица нет, подождут до завтра, — попыталась образумить его Ольга, но как обычно, доктор Вадик прислушивался только к мнению доктора Вадика.
— Если они завтра в шесть утра не будут на пароходе, который отходит в Гамбург, а оттуда в Шанхай, то мы потеряем еще неделю. Пойдем душа моя, да и пока я с ними буду разбираться, про ублюдка этого, — Вадик снова поежился, и ткнул пальцем в труп на полу, — забуду побыстрее...
В эту ночь Ольга в первый раз осталась ночевать у Вадика. На его вопрос, "а как же муж", последовал выразительный взгляд и тяжелый вздох.
— Какие же вы мужчины все же глупые... Ты же видел — мое личное проклятие на самом деле существует. Муж — одно название, первый любимый человек — шрапнель в голову, а теперь и тебя чуть не разорвало на части... Я не хочу больше терять времени... А муж... Он, в конце концов, только перед людьми, и уж точно никак не перед Богом. Да и не только тебе надо сегодня забыть про этот воистину ужасный день...
Наутро, донельзя довольный, и безмерно удивленный Вадик, никак не ожидавший, что после нескольких лет замужества, пусть и за конченым педиком, красивая женщина может все еще быть... технически не совсем женщиной, встретился с представителями полицейских властей. В его ушах до сих пор сладчайшей музыкой звучали слова любимой — "счастье мое, да если бы я только знала, что это может быть настолько хорошо, я бы столько не ждала"... И пребывая в чрезвычайно приподнятом состоянии духа, Вадик был готов на любые подвиги.
Решив не мелочится, он начал сразу с министра внутренних дел Плеве. Пару часов спустя, "слив" министру абсолютно вымышленную, как он был уверен, информацию о готовящемся на того покушении боевиков ПСР, Вадик получил карт-бланш на любые действия против партии эсэров.
До известной доктору Вадику даты, когда императрица должна была произвести на свет наследника, оставалась еще пара недель. В списке Петровича и Балка почти все позиции помечены галочками. Доказывать и убеждать уже ничего и никому не надо, только проверять и подгонять периодически. Значит, за эти недели можно приложить максимум усилий на решение проблемы с покушениями. А если получится, то и в целом с партией социалистов революционеров. Ну, или хотя бы с ее вменяемой частью. Кроме одного персонажа. Петрович в шифрованной телеграмме предупредил Вадика, что Василий строго-настрого запретил даже близко приближаться к Борису Савинкову. Если удастся — отслеживать местонахождение. И не более того.
* * *
Дикий грохот потряс, казалось, весь дом, пробуждая его от утренней тишины.
— Откройте, полиция!
За дверью молчали. Наблюдатели на улице увидели, как одно из окон третьего этажа осветилось светом свечи, потом мимо окна промелькнула чья-то тень. И тишина. Добропорядочные граждане должны были открыть дверь немедленно, как только прозвучали эти слова.
Вот только добропорядочных граждан за дверью не было. А недобропорядочные граждане открывать полиции не стали. Городовые молотили по двери сапогами и рукоятками револьверов еще минуту. Потом начальство поняло, что в этот раз что-то пошло не так.
— Ломайте дверь! — заорал ротмистр в голубом мундире.
Двое здоровенных городовых, разогнавшись, врезались в дверь. Именно так они всегда врывались в воровские притоны. Опыт подсказывал, что после такого удара дверь вылетала чуть ли не к противоположной стене притона. Но не в этот раз. Ощущение было такое, словно плечом пытались проломить скалу. После второго удара что-то хрустнуло и один из гигантов, матерясь, схватился за плечо. Второй недоуменно замер.
— Так это, вашбродь, не открывается...
— Фельдфебель! Крикни, чтобы ломали черный ход!
Черный ход ломали долго. Дверь черного хода ничуть не уступала двери парадного по толщине и прочности, а из инструментов у полиции были только кулаки, шашки и рукояти револьверов. Еще через пять минут, ротмистра осенило:
— Степан! Найди дворника!
Распространяющий смесь чеснока и махорки дворник принес топор. Прорубив в двери отверстие, городовой заорал
— Вашбродь! Тут решетка!
Принесли кувалду. От могучих ударов с потолка сыпалась штукатурка, лопались стекла и гудело в голове.
— Не надоело? — молодой человек в элегантном костюме с медицинским чемоданчиком в руках укоризненно посмотрел на ротмистра, напоминающего мельника в своем засыпанном штукатуркой мундире.
— Доктор Банщиков? — ротмистр удивленно посмотрел на костюмоносителя, которому обещал показать, "как надо арестовывать бомбистов" — Но мы же...
— Перекрыли все выходы. Знаю, знаю. Но я Вас перехитрил и вышел через вход! И перестаньте ломать дверь. Не поможет. Сейчас я ее открою, и Вы сможете посмотреть на засовы и решетки. А еще посмотрите вот на это, — молодой человек сунул руку в докторский саквояж, достал оттуда здоровенный маузер и начал стрелять прямо в дверь.
— Там стены досками обиты, потом посмотрим, как глубоко пули в дерево вошли, — прокомментировал он удивленные взгляды городовых, рассматривающих пробоины в нижней части двери, — за сим тренировку по проникновению в помещение, где находятся заговорщики, объявляю законченной. Ибо они уже сбежали, через лаз в потолке в квартиру этажом выше, и далее через крыши. Теперь давайте Я ВАМ (выделил голосом укоризненно глядящий на жандармов доктор) расскажу, как надо вламываться в квартиру, полную вооруженных и готовых к бою злоумышленников...
Неудавшийся террорист рассказал все, что знал. В том числе и адрес конспиративной квартиры, где его инструктировало руководство ячейки. Все аккуратно и цивильно. Никаких трущоб, никаких потайных ходов и прочего, чем грешат авторы романов про Пинкертона. Обычный доходный дом на обычной улице, семь минут пешком до Невского. В этом доме братья Блюмкины снимают две квартиры. В одной живут, а другую, этажом ниже, приспособили под фотостудию. Очень удобно. Пришел человек, заказал себе фотокарточку, или фотопортрет, или еще чего. Люди ходят постоянно, потому как фотография нужна всем, особенно, если хорошая. А если кто кроме фотографий и прокламации с гектографа унесет, так оно незаметно, да и одно другому не мешает... Проблема была в том, что брать эту парочку надо было быстро, тихо и так, чтобы братья ничего не успели уничтожить.
В принципе, жандармы дураками не были. В основном... Вот только данный конкретный ротмистр с "редкой" фамилией Сидоров и еще более редким именем Иван... То ли и вправду дурак, то ли ничему не обучен. В голове Банщикова всплыли строки из старой книги: "Когда в дом начали ломиться, перед тем, как уйти через черный ход, я разрядил в них магазин браунинга прямо через дверь. Стрелял не целясь, стремясь притормозить жандармов, и с удивлением узнал, что двое из них были ранены, причем один позднее скончался. В верноподданническом рвении они столпились перед дверью, хотя и знали, что мы вооружены и терять нам нечего..."
Оружие руководство ячейки партии социалистов-революционеров имело. Как и основания отстреливаться до последнего патрона. В случае поимки, по новому "Уложению о наказаниях" им грозила виселица. А вот жандармам их нужно было брать исключительно живыми и не особо избитыми. Собственных "групп быстрого реагирования" у Жандармского отделения не было, полицейские не годились из-за возраста и плохой реакции.
Пришлось идти на поклон к командиру Лейб-гвардии атаманского казачьего полка за казаками, которым и было оказано доверие "захватить бомбистов, собирающихся взорвать царя-батюшку за денежку аглицкую"...
* * *
Во дворе дома N3 по улице Обводного канала стоял дым коромыслом. В самом прямом смысле этого выражения. По какой-то причине на чердаке загорелся всякий хлам, который всегда образуется там, где долго живут. Ринувшиеся на тушение пожара обитатели дома обнаружили, что двери на чердак заперты, а замки заржавели. К счастью, на пожарной каланче заметили дым и через пару минут во двор, звоня колоколом, въехали сразу две пожарные телеги с водяными бочками, насосами и раздвижными лестницами.
Брандмейстер умело распоряжался. Телеги подвели поближе к дому, опустили опоры, лестницы начали подниматься к крыше, разматывая за собой рукава пожарных шлангов. По одному пожарному вбежало в каждый подъезд, стуча в двери квартир и требуя, чтобы жильцы немедленно выходили во двор. Вот лестницы достигли края крыши и пожарные, таща за собой рукава, скрылись в слуховом окне. Запыхавшиеся от быстрого бега городовые встали у подъездов "всех выпускать, никого не впускать". Их коллеги замерли у черного хода Из подъездов выбегали немногочисленные по полуденному времени жильцы, волоча с собой кошек, канареек, ежиков и прочих домашних любимцев. Последними вышли топорники, крича брандмейстеру, что дом эвакуирован.
— Все жильцы покинули объект возгорания? — спросил городовой у дворника.
Тот встал на пожарную телегу, повертел головой и начал шевелить губами, загибая пальцы. В это время четверо городовых на улице достали из кармана какие-то обрезки труб, дернули за свисающие веревочки и, дождавшись шипения и густого дыма, со всей молодецкой силушки швырнули полдюжины обрезков в окна квартиры на втором этаже, а еще пяток — этажом ниже.
