После находки склада с законсервированными людскими телами исследовательский зуд во мне как-то неожиданно угас — обнаружить в подвале очередные неприятные неожиданности мне не хотелось. Покинув подвал, я прошёл на кухню, заварил себе крепкий чай и, устроившись на крыльце с пузатым заварочным чайником и пиалой на маленьком фарфоровом блюдце, развалился в мягком кресле. Мне, признаться, было о чём подумать — моя подруга, без малого моя жена предстала передо мной в совершенно другом свете. Я, разумеется, и раньше предполагал, что логика божественных сущностей, в число которых входит и Линнея, далека от человеческих понятий гуманизма, но мне ведь с ней жить! А вдруг Линнея решит использовать для своих генетических опытов моих гражданских жён или детей? Надо мной ведь она подобные опыты уже проводила, причём решение приняла самостоятельно, даже не посчитав необходимым его со мной согласовать! И даже не предупредила — просто посчитала нужными вносимые в мой геном изменения! Для моего, разумеется, блага. Я пока ещё не испугался, но неприятное чувство беззащитности уже появилось. И, чтобы не накручивать себя ещё больше и не придумывать себе того, что не существует, я решил воспользоваться самым простым в данной ситуации решением — обратиться за разъяснениями к тому, кто не только в курсе увлечений Линнеи, но и может беспристрастно и, что самое главное, правдиво мне о них поведать. Я решил вызвать Одина, понадеявшись, что это загадочное божество, удачно маскирующееся под простого человека, не откажет в беседе со своим будущим родственником.
Пройдя в зал, я сел в то же самое кресло, в котором сидел при разговоре с назвавшимся Одином Демиургом. Собравшись с духом и набравшись решимости, я устремил свой взгляд в пустующее кресло перед собой и неуверенным, немного дрожащим голосом произнёс в пустоту:
— Один, вы обещали прийти, если мне понадобится ваша помощь. Я хотел бы с вами поговорить...
— Я слушаю вас, юноша, — раздался знакомый голос из-за моей спины. И с первыми звуками этих слов на мои плечи легла знакомая по прошлому разговору с демиургом тяжесть чужого божественного присутствия. Уже догадываясь, кого я увижу, я медленно поднялся из кресла и повернулся на звуки голоса.
В другом углу зала, перед маленьким журнальным столиком, как будто специально предназначенные для переговоров, друг напротив друга стояли два мягких удобных кожаных кресла, в одном из которых в позе урождённого аристократа сидел, небрежно откинувшись на высокую спинку, демиург. На самом столике, распространяя вокруг лёгкий аромат свежезаваренного дорогого чая, расположился небольшой фарфоровый чайник и две изящные чашки для чайной церемонии.
Не спеша подойдя к оставленному явно для меня креслу, я, пытаясь продемонстрировать уверенность в собственных силах, которой у меня не было, сел в пустующее кресло напротив с интересом наблюдающего за мной демиурга, взял со стола наполненную чаем чашку и, сделав из неё пару маленьких глотков, медленно поставил чашку с недопитым чаем на блюдце. Переведя дух и убедившись, что демиург продолжает за мной наблюдать, я спросил, собираясь с мыслями в преддверии предстоящего разговора:
— Ваш приход всегда так тяжело переносится?
— Издержки профессии, юноша, — усмехнулся Один, — аура моей силы тяжеловата для простых людей.
— А скрыть не получается? Наверняка ведь существуют какие-нибудь эффективные способы экранировки. Особого рода электромагнитные поля, плазменные экраны, гравитационные ловушки или иные, неизвестные мне виды защиты.
— Это уже скрытая аура. Причём скрытая максимально, насколько это вообще возможно. Без экранирующих мою сущность энергетических полей вы не выжили бы рядом со мной и доли мгновения — сгорели бы без остатка. Полной экранировки, как вам должно быть известно, в мире вообще не существует — какими бы плотными ни были барьеры, но небольшая, микроскопическая доза излучения, всё равно прорвётся сквозь любые, сколь угодно мощные заслоны. А я вдобавок ещё и демиург этой вселенной — закрыться от мира, который ощущаешь как часть самого себя, значительно сложнее.
— И Линнея тоже экранирует свою ауру?
— Нет, — попытался скрыть улыбку демиург, — ей экранировка пока не нужна. Да и не скоро понадобится — девочка ещё слишком молода для столь радикальных мер, и в плане личной силы ей ещё расти и расти.
— Долго расти?
— Как будет тренироваться. Возможно, хватит миллиона лет. Возможно, приемлемого с моей точки зрения результата придётся ждать в десятки раз дольше. Но вас, как я понимаю, интересует вовсе не это?
— Верно, меня беспокоят совсем другие вопросы. Я тут недавно обнаружил в подвале забитое людскими телами помещение...
— Вас беспокоит сам факт наличия тел или способ их упаковки и хранения? Кстати, сами люди живы, просто находятся на консервации.
— В анабиозе?
— Нет, законсервированы. Темпоральная заморозка. Время для них остановлено.
— Но зачем?
— Вероятно, моей дочери для опытов требуется самый свежий материал. Только не говорите мне сейчас о моральных аспектах подобных опытов — Линнея давно уже лишена подобных предрассудков. Пусть занимается, чем хочет — девочка в своём праве. Я не собираюсь её переубеждать, навязывая чуждые богу моральные принципы, да и вам тоже настоятельно не рекомендую этого делать. Вы, кстати, в своей империи тоже не чураетесь опытов над живыми людьми — разумными существами одного с вами биологического вида. Для бога же человек — такой же объект для исследований, как и любое другое живое существо.
— А я?
— Вы, юноша, с божественной точки зрения больше не представитель людского рода. Вы имеете особый статус избранника, некую гарантию неприкосновенности, как личное имущество бога, которое необходимо беречь. Поэтому моя дочь станет сдувать с вас пылинки, оберегая от любой серьёзной опасности, и не позволит вам погибнуть.
— Но эксперименты надо мной в понятие опасности не входят?
— Разумеется, юноша, вы полностью правы в своих догадках. Коррекция генома, проводимая к тому же не человеком, а богом, абсолютно безопасна для вас, поэтому Линнея давно уже модифицирует ваше тело, приближая его к тому идеалу, который сама считает нужным. Впрочем, вы и сами это прекрасно знаете.
— Знаю, — сознался я, — просто хотелось бы каждый проводимый надо мной эксперимент согласовывать со мной, как с лицом лично заинтересованным. Или хотя бы ставить в известность.
— Вас уже поставили в известность, так что нет смысла жаловаться. А согласовывать... Часто ли ваши жёны согласовывают со своими детьми, когда им есть или ложиться спать?
— Так то же дети! Что они понимают!
— Поверьте, с точки зрения Линнеи вы в необходимом направлении развития вашего собственного тела понимаете ещё меньше. Вы проинформированы, а раз в довершение ко всему решились жениться на богине, то и жалобы в данном случае неуместны. Смиритесь и примите как должное, что действовать вам во вред Линнея не станет — любая проводимая над вашим телом мутация направлена исключительно вам во благо. Просто вы пока этого не понимаете.
— Кстати, раз мы заговорили о детях — что будет с моими детьми, родившимися здесь, в Эдеме?
— А разве Линнея ничего вам не сказала?
— Она сказала, что мне не стоит волноваться — ничего страшного ни с моими детьми, ни с моими жёнами не случится.
— Моей дочери нет смысла обманывать — раз она так сказала, то и поводов для беспокойства у вас нет.
— Но мои и её понятия о безопасности могут различаться...
— Задайте этот вопрос своей будущей супруге, юноша — надеюсь, вы будете приятно удивлены её позицией по данному вопросу. Только выражайте свои мысли предельно чётко — так, чтобы ответ на них оказался конкретным и однозначным. Предварительно можете узнать, чего желают и к чему стремятся сами ваши жёны. Скорее всего, их желания будут удовлетворены, за исключением одного — сомневаюсь, чтобы моя дочь потерпела рядом с собой соперницу, да и ещё из числа людей. Линнея, в отличие от своей сестры, всегда была однолюбом.
— А позволено ли мне спросить, сколько жён у вас? — я даже поразился наглости собственного вопроса. Впрочем, Один не оскорбился, а, весьма благожелательно улыбнувшись, ответил:
— В разные периоды моей жизни количество имеющихся у меня жён менялось, причём иногда весьма кардинально. Однако сейчас у меня две жены, и, предвидя ваш следующий вопрос, отвечу — одна из них является могущественной богиней, а другая — очень сильным магом. Ещё не богом, но уже не человеком. Впрочем, если у вас с Линнеей всё сложится хорошо, то в будущем вас ожидает точно такая же участь.
— А не станет ли препятствием для нашей совместной семейной жизни ограничение на пребывание в человеческом облике, накладываемое на Линнею?
— А вы не льстите себе, юноша? Не вылезать из постели на протяжении целого часа, причём ежедневно — подобной продолжительности любовных утех может позавидовать любой здоровый мужчина.
— Да, но потом она превратится в зверя! Как нам общаться?
— А о ментальном способе общения вы, юноша, разумеется, до сих пор ещё не знаете? Печально... Ну что ж, ещё один повод для того, чтобы Линнея заставила вас учиться — вы же маг, причём уже с неплохими по меркам этого мира задатками.
— А разве, превратившись в рурха, Линнея не перемещается в какое-то специальное место, например, в лес, где и бегает до своего очередного превращения? Я полагал, что перемещения доступны ей исключительно в человеческом облике.
— Странное предположение для человека, являющегося магом — обладая активным магическим резервом, вы должны понимать, что объёмы доступной для оперирования энергии мага не зависят от формы его физического тела. Магические конструкты вообще создаются не руками, а усилием мысли. Впрочем, вам, как недавно инициированному, допустимо об этом не знать. На ваш странный вопрос отвечу — превращаясь в рурха, моя дочь перемещается из своего дома исключительно по причине того, чтобы не пугать вас, юноша. Перемещается, разумеется, туда, куда она сама пожелает — её перемещения в пределах вселенной Эдема не ограничены ничем, и смена облика ей в этом не помеха. Попросите её никуда не уходить, и она останется здесь, в доме, правда, в зверином облике. Кстати, дочь умеет принимать не только образ кошки — она, как я вам уже говорил, богиня метаморфоз.
— И в кого же она ещё может превращаться?
— А это пусть Линнея сама вам расскажет — не стану портить сюрприза. Кстати, образ арахнида у неё получается великолепно — от встретившихся вам пауков даже не отличите. И бегает она на восьми лапах столь же проворно. А вот летает, по моему мнению, не очень — не любит она крыльев, даже не пойму, отчего.
— Быть может, Линнея боится высоты? — я непроизвольно передёрнулся, представив, как вместо лежащей на кровати рядом со мной жены в комнате неожиданно появляется громадная мохнатая паучья туша, щёлкающая перед моим носом кривыми костяными жвалами со стекающей с них прямо на постель ядовитой слизью. Брр, жуть какая... Пожалуй, просить Линнею превратиться в арахнида я не буду — пусть лучше побудет большой кошкой. В зале места много — поместится. А я, если что, могу и шёрстку почесать — кошки это любят.
— Нет, небо моя дочка любит и в детстве часто летала... Впрочем, эту тему для разговоров вы тоже можете обсудить вдвоём. Что ещё вы хотели от меня услышать?
— Про влияние жертвоприношений на аватар Линнеи — насколько молитвы и жертвы ей нужны?
— В отличие от собственного мнения Линнеи, считающей, что она прекрасно проживёт и без молитв верящих в неё аборигенов, и без приносимых ей жертв, в реальности больше половины имеющихся у моей дочери божественных сил дают ей именно молитвы и жертвы аборигенов. Именно энергия молитв жителей Эдема постепенно корректирует аватар Линнеи в сторону поглощения нейтральной энергии. Терапия оказалась значительно более сложной, чем я предполагал вначале — прошло почти двадцать тысяч местных лет, а лечение до сих пор не завершено, коррекция продолжается.
— И когда, по вашему мнению, наступит выздоровление?
— Позитивные сдвиги налицо. Теоретически, лечение можно было бы прекратить уже сейчас — Линнея пусть тяжело, но уже в состоянии поглощать даже положительно направленную на неё энергию созидания. Правда, в отличие от энергии разрушения, коэффициент поглощения несвойственного для неё типа энергии крайне мал — процентов десять-пятнадцать, не более. Зато нейтральную энергию девочка сейчас усваивает почти полностью — до девяноста процентов посвящённой ей энергии остаются в ауре и стекаются в энергетическое ядро. Согласитесь, что потеря десяти процентов не так существенна, как ранее — в начале лечения полностью усваивалась лишь энергия разрушения, корёжа и ломая аватар Линнеи, в то время как энергия созидания не усваивалась вообще.
— А почему тогда не прекратить лечение сейчас?
— Пока аватар относительно молод, его, пусть и с большими усилиями, можно скорректировать. Теоретический предел для Линнеи, выбравшей своим воплощением смерть — полностью нейтральный аватар. Сейчас девочка пока ещё пусть немного, но всё равно склонна к разрушению, причём со временем может даже наступить регресс. Я не желаю для своей дочери подобной участи, поэтому лечение будет продолжено до максимально возможного результата.
— А сама Линнея об этом знает?
— Полагаю, догадывается, но я говорить ей об этом не собираюсь. Надеюсь, не скажете и вы — пусть лучше девочка обижается на меня, чем сорвётся и покинет Эдем, не долечившись. Да и нужна она этому миру — без неё вселенная станет менее уютной.
— Но не погибнет?
— В ближайшем обозримом будущем, разумеется, нет — Эдем обладает достаточным запасом прочности, чтобы просуществовать без божественного вмешательства как минимум десятки миллиардов лет.
— Но Линнея говорила про разлетающиеся галактики...
— Поверьте, юноша, разлетающиеся галактики — ещё не конец вселенной.
— Линнея утверждает, что вселенная Эдема разумна. Это действительно так?
— Она права. Эдем действительно в некотором роде разумен — пронизывающее его энергоинформационное поле является идеальной средой для зарождения искусственного разума наподобие искина. Впрочем, Эдем — не единственная мыслящая и осознавшая себя вселенная. Вам не стоит пока забивать столь сложными вопросами голову. Достаточно просто знать, что если попытаться общаться с миром так, как будто общаешься с разумным существом, имеется отличная от нуля вероятность попытки встречного общения. Быть может, вы даже установите с мирозданием ментальную связь. В этом мире возможно всё, было бы желание. А сейчас, если важных вопросов больше не осталось, я вас покину — дальнейшие беседы ведите с моей дочерью, а меня зовите в исключительных случаях, когда необходима будет именно моя помощь.
— Вы деликатно намекаете, что разговор со мной вам неприятен?
— Нет, юноша, вы неправы — разговаривать с вами было интересно, хотя и тяжело для меня, слишком уж медленно вы думаете, и ещё медленнее говорите. Вот подрастите хотя бы до божественного уровня, тогда наши беседы станут намного более интересны и информативны.
