Сын печально улыбнулся.
— Как раз поэтому,— сказал он.— Сандра хотела летать. Хотела стать наездником — больше всего на свете, но семья была против. Нет, оно вышло случайно, и наше знакомство, и то, что в библиотеке, но я подумал: раз уж так — пусть. По крайней мере, всё это будет не зря.
Кендал эль Хаарт медленно провел ладонью по взмокшему лбу.
— Я даже не знаю,— наконец выговорил он,— что и сказать, Нейлар... Но я дал тебе слово, и мне придется его сдержать. Барон ничего не узнает. Только скажи мне наконец, при чем тут твой амулет? Дружба, любовь, для магии нет никакой разницы — зачем ты его снимал?
Нейл вздохнул. И все так же глядя в лицо его светлости, без выражения повторил:
— Она хотела летать...
Глава XXVIV
Свадьба маркиза Д'Алваро и третьей дочери герцога эль Виатора, Лавинии, наделала в свете немало шума. Как и предполагала герцогиня, такая внезапность вызвала у многих понятные сомнения, однако стараниями отца невесты лишних пересудов удалось избежать: в конце концов даже те, кто хорошо знал Астора Д'Алваро, сошлись во мнении, что это, пожалуй, вполне в его духе. Близкие родственники маркиза комментариев на сей счет никому не давали, сами молодожены, обвенчавшись, тут же покинули столицу, так что салонным сплетницам осталась лишь версия Герхарда эль Виатора да собственные домыслы. Спустя уже несколько дней интерес высшего общества Мидлхейма к этой пикантной истории ослаб, а после и вовсе сошел на нет — ни Астор, ни Лавиния в свете никогда не блистали, не были завсегдатаями модных гостиных, на людях тоже появлялись редко, и все о них очень быстро забыли.
Почти все.
Для четы Д'Элтар решение маркиза было что гром среди ясного неба, но если барон хотя бы знал причину, побудившую шурина связать свою жизнь с дочерью человека, которого он глубоко презирал, то для баронессы известие о грядущей свадьбе стало настоящим ударом. Вдвойне сокрушительным потому, что узнала она об этом совсем не от брата...
На следующий день после визита маркиза в дом эль Виаторов, за утренним кофе в столовой, где собралась вся семья, Инес Д'Элтар, лениво просматривающая колонку светской хроники 'Огней Мидлхейма', вдруг застыла над газетной страницей. И вчитавшись в печатные строчки, изменилась в лице.
— Девочки,— странным, каким-то не своим голосом произнесла баронесса, не поднимая головы. — Идите к себе.
Кассандра и Кристобель, переглянувшись, тотчас же встали и вышли — они никогда еще не видели мать такой, и что-то спрашивать, а уже тем более спорить никому из них даже не пришло в голову. Барон, сидящий подле жены, с недоумением наморщил брови:
— Что-то случилось, Инес?
Та не ответила. Медленно, аккуратно она закрыла газету, положила ее на стол и, выпрямившись, посмотрела на старшего брата. Маркиз Д'Алваро глаз не отвел. Он уже понял, что именно сестра прочла в светской хронике.
— Значит, эль Виатор?— помолчав, сказала баронесса.— Лавиния эль Виатор? Замечательно. Поздравляю, Астор!
Руэйд, ничего не понимая, переводил взгляд с супруги на шурина и обратно. Что происходит? Что за Лавиния, при чем здесь эль Виаторы, к чему поздравления?
— Инес, милая... — начал было он, однако баронесса только резко дернула плечом, и муж растерянно умолк.
— Ну же, братец!— совершенно ледяным тоном произнесла баронесса. — Что ты молчишь?
Астор, словно принимая вызов, нагнул голову:
— А что ты хочешь от меня услышать, Инес? Извинения?
Губы сестры сжались в нитку.
— Объяснения, Астор, — я жду объяснений, на которые имею право! Как всё это понимать?!
Она со смесью возмущения и отвращения кивнула на 'Огни Мидлхейма'. Руэйд Д'Элтар нахмурился. Быстро протянул руку, взял газету и, пролистав пахнущие типографской краской страницы, замер, не веря собственным глазам.
'Герцог и герцогиня эль Виатор счастливы объявить о помолвке своей дочери, госпожи Лавинии эль Виатор, с маркизом Астором Д'Алваро, сыном покойных...'
Барон ахнул.
— Астор!.. — в полнейшем замешательстве вскричал он, но тот даже головы не повернул в его сторону. Брат и сестра, сидящие за столом друг напротив друга, одновременно подались вперед как два изготовившихся к атаке дракона.
— Что тут понимать, Инес?— бросил маркиз Д'Алваро.— Да, я женюсь. Почему бы и нет?
— На дочери Герхарда эль Виатора?! — Темные, как у него самого, глаза баронессы сверкнули.Астор кивнул:
— Да, и что с того? Мне, кажется, уже достаточно лет, чтобы самому решать, когда и кого брать в жены. Или мне следовало прийти к тебе за благословением? Так ты мне не мать, Инес. И твой тон мне совершенно непонятен!
Баронесса Д'Элтар, побагровев, задохнулась от негодования.
— Тон? Тон мой тебе не нравится?! А тесть, что свел в могилу твоего же друга, значит, как раз по тебе?!
Плечи маркиза напряглись. Еще ниже нагнув голову, он приподнялся в кресле:
— Я женюсь не на нем, а на его дочери, и не собираюсь спрашивать чьего-либо разрешения! Это мой выбор, сестра! И уж точно не тебе меня учить, как мне жить и что делать!
Баронесса медленно сощурилась. Ее муж, беспомощно моргая, втянул голову в плечи.
— Вот как?— сквозь зубы процедила Инес Д'Элтар.— Твой выбор, стало быть? Прекрасно. Только ответь мне на один вопрос, любезный братец... Как выглядит Лавиния эль Виатор?
В столовой повисло молчание. На щеках застигнутого врасплох маркиза против его воли заиграли желваки, барон обессиленно прикрыл лицо руками, а с губ баронессы слетел громкий уничтожающий смешок.
— Тебе стоило взглянуть на нее, братец,— проговорила она, не сводя с Астора пылающего яростью взгляда,— или озаботиться хотя бы портретом, прежде чем делать из меня дуру! Ты знать не знаешь свою невесту и уж точно не сам ее выбирал! Ты женишься только затем, чтобы навсегда закрыть перед Кассандрой двери Даккарая — не так ли?!
Инес, с трудом переведя дух, на миг опустила веки и усмехнулась.
— Восхищаюсь Герхардом,— обронила она.— Так выгодно сбыть залежалый товар... Конечно, Астор, я тебе не мать. Но, да простят меня боги, я очень надеюсь, что мать твоих детей окажется под стать своему отцу, и ты поймешь, кому ты бросил под ноги честь рода Алваро!
Лицо маркиза потемнело от гнева.
— Это уже переходит всякие границы... — начал было он, сжимая кулаки, но сестра лишь вновь дернула плечом. А потом с громким скрежетом отодвинула свой стул, поднялась и направилась к двери. Руэйд Д'Элтар, отняв от лица ладони, привстал:
— Инес, дорогая! Прошу тебя! Не надо так, ты просто не понимаешь!..
Баронесса, уже стоя на пороге, обернулась.
— Молчи, Руэйд. Уж лучше бы я действительно не понимала,— она посмотрела на взбешенного брата, и темные глаза стали холодны, как лед, что недавно звучал в ее голосе.— Делай что хочешь, Астор, меня это больше не касается. Но та, ради которой ты поступился собственной гордостью и выставил себя на посмешище, сегодня же получит мое благословение на учебу в Даккарае — может, тогда хотя бы кого-то в нашей семье мне не стыдно будет назвать офицером!
Баронесса Д'Элтар вздернула подбородок. И покинула столовую, хлопнув дверью так, что дом сотрясся от фундамента до самой крыши. Маркиз, тяжело дыша, сгорбился в кресле, невидящим взглядом упершись в стену. Руэйд Д'Элтар, сминая газету, что все еще держал в руках, горько улыбнулся.
— Прости меня, Астор,— тихо сказал он.— И ее прости, она была неправа, но, поверь, если бы она знала...'
Шурин отстраненно качнул головой.
— Она права,— чужим голосом отозвался он.— И если бы она знала, то я не дал бы за жизнь этого мальчишки ломаного гроша. А за твою и подавно, если вспомнить, кто его отец. Забудь, Руэйд. Что сделано, то сделано.
Тот не посмел ему возразить. Брат и сестра не сказали больше друг другу ни слова до самого дня венчания, на котором Руэйд все-таки уговорил жену присутствовать. Дочь хозяина Даккарайской пустоши стала маркизой Д'Алваро, свою первую брачную ночь молодожены провели под крышей дома эль Виаторов, а наутро покинули Мидлхейм, даже не заезжая в восточный пригород. Баронесса Д'Элтар на все вопросы любопытных отвечала с неизменной улыбкой, отделываясь общими фразами, барон, следуя примеру супруги, делал вид, что всё в порядке вещей, и скоро их обоих оставили в покое. Кассандра, которую на скромное торжество в честь дядиной свадьбы не взяли, к изменению его семейного положения и спешному отъезду отнеслась равнодушно, как и ко всему в последнее время. Только Кристобель, пожалуй, была единственной, кто искренне поздравил маркиза и его новоиспеченную супругу, а после огорчился, что всё вышло так скомкано и вдруг.
— Знаешь,— вздыхая, призналась она сестре несколько дней спустя,— им, конечно, виднее, но это всё было как-то... неправильно! Даже объяснить не могу, почему. Просто у меня такое чувство, что свадьба должна быть совсем другой!
Кассандра, мыслями витающая где-то далеко, без интереса пожала плечами, однако печаль в голосе Кристобель все же заставила ее проявить какое-никакое сочувствие.
— Не переживай,— отозвалась она.— У тебя-то уж точно всё будет иначе. Ты вспомни, сколько дяде Астору лет — ему уж, наверное, все эти праздники давно поперек горла... А что наша тетушка? Какая-нибудь почтенная вдова?
— Кристобель отчего-то смутилась. И обронила неловко, опустив глаза к своему вышиванию:
— Да нет. Она много моложе него и... на самом деле, очень милая девушка.
Голос ее предательски дрогнул. Однако младшая сестра, сочтя свой долг выполненным, уже снова ушла в себя — поэтому ничего не заметила.
Она вообще мало что замечала теперь, бесцельно слоняясь по дому с утра до вечера и не зная, чем себя занять. Ее 'болезнь' давно сошла на нет, но и до этого, в сущности, Кассандре не было дела. Сама того не замечая, она старалась держаться подальше от окон, что выходили на соседский сад, а занавесь на окне в ее собственной спальне теперь всегда была плотно задернута. Каждую ночь, перед тем как улечься в кровать, Кассандра наощупь проверяла задвижку на раме — крепко ли держится? — и до рассвета, ворочаясь в постели, задыхалась от духоты. Она знала, что никто не придет, никто больше тихонько не постучит в стекло, дождавшись самого глухого часа, никто не перепрыгнет с ветки клена на подоконник... Но всё равно раз за разом повторяла этот никому не нужный ритуал: подкрасться к окну, сунуть руку в прорезь занавеси, подергать тугую задвижку и, пятясь, отступить, убедившись, что граница на замке.
Кассандру мучила совесть.
В каждом клубке сумеречных теней за порогом, в каждом слетающем наземь жухлом листе, в каждом движении ветра ей мнилось незримое присутствие Нейла, и деться от этого кошмара было некуда. Потерянный друг смотрел на нее из глубины понимающих отцовских глаз, его голос слышался ей в мягком тягучем выговоре дяди, его улыбка чудилась ей в улыбке старшей сестры. Каждый раз, когда где-то в доме хлопала дверь, или кто-то из родных внезапно окликал ее по имени, Кассандра внутренне вздрагивала и вся съеживалась: безжалостный призрак собственного предательства всюду следовал за ней, ни на минуту не оставляя ее в покое. И куда бы она ни спряталась, чем бы ни пыталась заглушить его настойчивый шепот, всё было зря.
Первые дни она боялась, что Нейл придет к ней во сне. Склонит голову набок, так знакомо, грустно спросит: 'Ты получила, что хотела, значит, я больше тебе не нужен, Сандра?' — и сердце ее от стыда разорвется на части. Но он так ни разу и не пришел, а сны теперь были темны и пусты, словно бездонная пропасть. Не грезились даже драконы. Проклятые драконы! Лучше бы ей никогда их не видеть! Кто как не они лишили ее разума, а заодно и всякой совести?! Кассандра смела выстроенные на камине фигурки летучих тварей в старую шляпную картонку и задвинула альбомы с энциклопедиями на самую дальнюю полку книжного шкафа. Она даже думать больше не хотела о драконах. Но отец с дядей вновь поняли все по-своему. Они говорили с ней о Даккарае, не замечая, как тяжело ей это выносить, они утешали, они обещали, они повторяли 'наездник' снова и снова, и Кассандра внутренне корчилась в муках — молча. Раздираемая на части чувством вины, она засыпала на рассвете, каждый раз давая себе зарок покончить уже наконец со всем этим, сказать правду, покаяться, однако день шел за днем, а она молчала. Нейл был потерян навсегда, но небо — оно было так близко! Совсем рядом, стоит только протянуть руку, убедить себя, что должно же ей хоть что-то остаться, должна же она хоть чем-то утешиться... И совесть затихала, послушно прячась в тени, чтобы, дождавшись ночи, вновь подать голос, а наутро опять быть изгнанной. Кассандра не могла решиться. А время шло. До начала вступительных испытаний в высшие школы оставалось чуть больше недели, когда маркиз Д'Алваро женился и покинул их дом: Кристобель расстроилась, а ее младшая сестра, напротив, вздохнула с облегчением. Почему-то именно присутствие дядюшки тяготило ее больше всего, хотя маркиз, к его чести, после того их памятного разговора старался как можно меньше докучать племяннице. И отнюдь не он предложил Кассандре устроить 'последнюю встречу' с Нейлом, а отец... Встречу! Им! Всякий раз, мыслями возвращаясь к этому, девушка с ног до головы покрывалась холодным потом. Конечно, она отказалась: что еще она могла сделать? Вновь увидеть друга, посмотреть ему в глаза и сказать: 'Прости, я последняя дрянь, я променяла тебя на мундир и крылья'?
А ведь он простил бы. Даже вылепи она ему всё это в лицо — простил бы, потому что не умеет по-другому! Нет, это было выше ее сил. И, конечно, она отказалась...
Трусливая курица!
— Слышишь?— глядя на свое отражение в зеркале, уже вслух повторила Кассандра.— Ты — жалкая, подлая, трусливая курица!..
Отражение глядело уныло. Оно слышало это не в первый раз, и, похоже, к оскорблениям давно успело привыкнуть. Кассандра, раздраженно щелкнув по раме пальцем, с тяжелым вздохом отвернулась. И окончательно сникла — пасмурный взгляд упал на небольшой дорожный сундук возле кровати. На его крышке, уже перетянутой ремнями, стоял открытый ридикюль. Двадцать седьмое августа, лето почти что кончилось. Уже завтра она попрощается с няней, сестрой и матерью, отец погрузит ее немудрящий багаж в дорожный возок, и они вместе отправятся на Даккарайскую пустошь. В школу. Навстречу почти сбывшейся мечте, о которой сейчас нет сил даже думать.
Кассандра опустила глаза и, отойдя от зеркала, с ногами забралась в любимое кресло. Откинулась затылком на его потертую кожаную спинку, подтянула колени к груди. Завтра. Она столько лет ждала этого дня, но сейчас единственное, чего ей хочется — чтобы ночь длилась вечно... Боги! Это невыносимо!
Она усмехнулась. Боги? Да они просто смеются над ней устами родных: папа вчера измучил придирками конюхов и каретного, едва ли не с увеличительным стеклом осматривая возок и лошадей в преддверии отъезда, Крис который день только и щебечет о Даккарае, даже мама — и та вдруг сдалась, торжественно благословив Кассандру на путь в новую жизнь. Они все как сговорились! И ведь ничего теперь не возразишь, никуда не спрячешься, остается только фальшиво улыбаться, кивать и делать вид, что счастливее тебя нет никого на свете.
