Энрике поставил кружку на стол. Ему вдруг до дрожи захотелось намотать на руку эту длинную золотую косу, уткнуть её хозяйку лицом в её же собственную миску и подержать, пока не перестанет дергаться. Пустышка с отцовским титулом наперевес! Она с самого начала терпеть его не могла, вечно зудела у подруги над ухом насчет него и, вполне может статься, именно благодаря ей Кэсс в конце концов его отшила. Герцогиня дутая, вон как ухмыляется — верно, до сих пор нарадоваться не может, что таки утерла нос 'деревенщине'!..
'Маленькая самодовольная дрянь, — подумал Энрике. — Повезло тебе, что ты не мужчина'.
Словно не замечая откровенной издевки в глазах Орнеллы, он поднялся из-за стола, преувеличенно вежливо поклонился ей и не спеша направился к выходу.
Глава XXVIII
Барон Д'Элтар прислал за дочерью экипаж, но сам в Даккарай не приехал, подвело здоровье. Кучер в ответ на взволнованные расспросы Кассандры уверил, что с его милостью ничего серьезного — подхватил простуду, это весной не редкость, но как раз, должно быть, к её возвращению совсем оправится. Баронесса, добавил он, хотела сначала ехать вместо мужа, но побоялась оставлять его одного. 'Вы-то уж папеньку своего знаете, — весело добавил кучер, — за ним глаз да глаз!.. Дома не усидит, как пить дать, и леченье забросит, вот её милости и пришлось остаться. А по мне, так и правильно! Что мы, сами вас не довезем в лучшем виде?' Он кивнул на десятку конных из числа многочисленной баронской охраны, и Кассандра, оценив их бравый вид, согласилась, что довезут непременно. Она попрощалась с подругами, расцеловалась с Орнеллой, клятвенно пообещав явиться к ней с визитом одной из первых, как только та обустроится в столице, и покинула Даккарай, даже не обернувшись.
Вместе с экипажем и охраной прибыла и горничная, которую баронесса определила младшей дочери в услужение, так что три дня пути не показались Кассандре такими уж долгими — тем более, что первые два из них она почти целиком проспала. А на закате третьего, прильнув к окошку экипажа, уже с восторгом рассматривала проплывающие снаружи величественные храмы, многолюдные парки и роскошные городские особняки Мидлхейма. Какой отрадой было узнавать знакомые улицы, слышать смех и отголоски музыки с площадей, видеть прогуливающихся по тротуарам горожан — и никаких мундиров!.. Она и сама не подозревала, как скучала по всему этому, как надоел ей Даккарай, даже несмотря на то, что дал ей вожделенные крылья. Ей самой тот мундир ведь никогда и не был по-настоящему нужен — она мечтала летать, только летать и точка. 'Забавно, — подумала Кассандра, поймав себя на этой мысли, — я хотела дракона, Сельвия хочет их лечить, Орнелла вообще хочет замуж... Получается, из нас четверых единственный настоящий наездник — Кайя?' Мимо пронеслось ландо с парой хохочущих молодых повес в щегольских камзолах, и Кассандра, проводив их взглядом, наморщила брови. Любопытно, а каково истинное отношение обитателей мужских казарм к пресловутому мундиру? Так ли уж он всем из них дорог? Мужчины, конечно, больше расположены к войне, и всё же... Клифф, например, поступил в Даккарай согласно семейной традиции — в роду Вэдсуортов второй сын всегда становился наездником. Учился он с удовольствием и летать ему нравилось, но что-то подсказывало Кассандре, что с таким же успехом кадет Вэдсуорт мог заниматься теми же угольными карьерами. А ведь, наверное, он такой не один?.. Странно. Раньше ей это не приходило в голову. Нет, конечно, есть такие как дядя Астор, как Джесси Марстон, пусть он и препротивнейший тип, такие, как Энрике, наконец... Она тихо вздохнула и отодвинулась от окна. Нечаянное воспоминание о кадете Д'Освальдо знакомо всколыхнуло в душе щемящее чувство неловкости. Она бы даже не попрощалась с ним, когда уезжала, если б он сам не подошел — хотя, надо думать, ему это немалого стоило. 'Что я за деревяшка!' — подумала о себе Кассандра. Ей правда было стыдно перед ним за свою холодность, но что поделать? Она и сама до сих пор не могла понять, как вышло, что Энрике вдруг стал для неё чужим человеком — её Энрике, такой замечательный, такой красивый, такой... такой... А, собственно, какой? Кассандра опустила голову, глядя на измятый подол своего платья. Она вспомнила тот вечер, когда они стояли на спине каменного дракона, вдвоем под полыхающим багряным заревом небом, и он обнимал её, и голос у него был такой ласковый, и в темных глазах была нежность — а она смотрела в эти глаза и ровным счетом ничего не чувствовала! Ей хотелось уйти. И она ушла — стараясь не встречаться с ним взглядом и недоумевая, как человек, ещё вчера бывший ей всех дороже, вдруг потерял для неё всякое значение... Да разве так бывает? И как такое могло получиться, ведь она правда любила Энрике! 'Или не любила? — подумала она. — До чего же всё это сложно!'
Девушка бросила пасмурный взгляд в окно. За ним проплывали укрытые пурпурно-багровыми сумерками холмы восточного пригорода. Как, уже?.. Да ведь они почти что дома! Кассандра, выпрямившись на сиденье, придвинулась к окошку. Радостное нетерпение вновь овладело ею, вытеснив все прочие мысли и чувства. Домой! Она вернулась домой! Можно ли в это поверить? Сидящая напротив горничная, увидев осветившееся счастливой улыбкой лицо молодой госпожи, заулыбалась тоже. Экипаж свернул с дороги у верстового столба с гербом Д'Элтаров, поднялся по холму и въехал в широко распахнутые ворота. Мелькнула с обеих сторон темная кленовая аллея, лошади сделали круг и встали. В запылившееся окошко ударил яркий свет, дверца экипажа распахнулась, и Кассандра, едва успев спрыгнуть на присыпанную гравием землю, оказалась в горячих материнских объятиях.
— Кэсси! — прижимая дочь к груди и покрывая её кудри поцелуями, простонала баронесса. — Девочка моя! Наконец-то ты дома! Как же я по тебе скучала!
Кассандра, уткнувшись лицом в шею матери и вдыхая сладкий запах алмарской сирени, знакомо окутывающий с головы до ног, улыбнулась. Ей вдруг стало так тепло и спокойно, будто позади неё навсегда захлопнулась дверь в чужой, неласковый мир со всеми его горестями и заботами.
— Я тоже скучала, мама, — тихо шепнула она. И, подняв взгляд вверх, увидела стоящего на ступенях отца. Барон Д'Элтар неуверенно улыбнулся дочери, и эта робкая улыбка отозвалась в её сердце любящей жалостью. Сколько бедному папе пришлось выстрадать из-за неё!.. Кассандра мягко высвободилась из рук матери и, помедлив, порывисто бросилась в распахнувшиеся объятия отца.
— Кэсси, — растроганно выдохнул барон, обнимая её. Кассандра, крепко обвив руками его шею, закрыла глаза и прижалась лбом к его плечу.
— Я ужасная дочь, папа, — прошептала она, — но я постараюсь исправиться...
Наступившее лето не шло ни в какое сравнение с предыдущим. Июнь радовал Мидлхейм и его окрестности мягким теплом, сверкающим буйством зелени и частыми, короткими ночными дождями, что к утру оставляли после себя лишь чистое небо да бриллиантовую росу на траве. Землевладельцы, читая отчеты своих управляющих, возносили благодарственные молитвы Танору, в городских парках и скверах было не протолкнуться, а пикники и лодочные прогулки, минувшим знойным летом больше похожие на пытку, вновь обрели свою прелесть.
Летний сезон был открыт, и почти не проходило дня, чтобы роскошный городской экипаж Д'Элтаров не останавливался у чьего-нибудь ярко освещенного парадного подъезда или крыльца одного из столичных театров — не без труда пережившая весьма скромный зимний сезон Инес Д'Элтар теперь жадно наверстывала упущенное. Виды на урожай были самые оптимистичные, погода стояла дивная, младшая её дочь вновь была рядом с ней, старшая вот-вот собиралась приехать, а вдовствующая герцогиня эль Вистан в конечном итоге сменила гнев на милость и опять начала принимать Инес у себя, благосклонно приняв ответное приглашение на большую партию в вист — и баронесса, определенно, была счастлива. Она даже простила Кассандру за её оплошность с молодым эль Вистаном, которая стоила Д'Элтарам годичной опалы у его авторитарной бабки, — так или иначе ведь всё устроилось!
— Я не сержусь на тебя, моя дорогая, — сказала Инес дочери тихим июньским вечером, когда они после ужина вдвоем сидели в сумерках на веранде. — Конечно, ты ещё совсем дитя, а герцог, что ни говори, всегда был слишком прямолинеен, у эль Вистанов это семейное... Но на будущее пообещай мне, Кэсси, так не рубить с плеча! Мужчины — существа самолюбивые, и даже самые умные из них, увы, не сомневаются в своей исключительности, поэтому твое заявление бедному герцогу о каком-то возлюбленном поразило его в самое сердце... А ведь он всегда был к тебе очень мил.
— Да, мама, — опуская глаза, согласилась Кассандра. — Я понимаю. Я тогда просто растерялась и... Мне, правда, очень стыдно. Я больше не буду.
Обещание прозвучало так по-детски простодушно, что Инес не смогла сдержать улыбку умиления.
— Ах, моя дорогая! — проговорила она. — Не расстраивайся, это уже позади... Но всё-таки, признайся, ты лукавила, говоря герцогу, что сердце твое уже занято?..
Кассандра с протяжным вздохом кивнула.
— Я сказала неправду, мама. Наверное, это было жестоко, и нельзя было так, но... Он как с ума сошел со своей любовью! — сердито закончила она, и баронесса, пряча улыбку, понимающе склонила голову — ей ли было не знать, что иногда творится с мужчинами вблизи объекта их пламенной страсти? Как-никак в свое время она считалась самой завидной невестой юга, даже несмотря на отсутствие всякого приданого!
— Ты у меня красавица, прелесть моя, — нежно глядя на дочь, проговорила Инес. — И, конечно, признаний в любви тебе предстоит выслушать ещё очень много, так что не принимай это близко к сердцу. Уверена, молодой эль Вистан уж как-нибудь утешится... Я слышала, герцог эль Виатор не оставляет попыток выдать за него свою младшую дочь, и, вроде бы, вдовствующая герцогиня в последнее время к этой идее значительно потеплела.
— Младшую? — вырвалось у Кассандры. — Это Миранду? Бедный эль Вистан!..
Баронесса удивленно приподняла брови, и дочь смутилась.
— Ты просто не представляешь, мама, до чего Миранда противная, — сказала она. И замолчала. Ей вдруг очень захотелось рассказать матери об Энрике. Баронесса, заметив её колебания и сердцем почувствовав, что может за ними скрываться, не стала её торопить. На окутанную сумерками веранду опустилась долгая тишина.
— Мама! — решившись, тихонько позвала Кассандра.
— Да, моя милая?..
— А вот когда ты была как я или Крис... тебе нравился кто-нибудь? До того, как ты полюбила папу?
Инес, пользуясь сгустившейся темнотой, улыбнулась — она ждала чего-то подобного. Кинув взгляд на открытые двери дома и прислушавшись, не раздастся ли где-нибудь поблизости голос барона, который вне всякого сомнения тоже являлся мужчиной, уверенным в своей исключительности, баронесса с напускной задумчивостью повела плечами.
— Это было очень давно, Кэсси, — проговорила она, — но, кажется, что-такое я припоминаю. Да, пожалуй... Пожалуй, была пара весьма милых юношей, которые нравились мне больше остальных.
— Пара? — округлила глаза Кассандра, и мать тихо рассмеялась:
— Ну конечно, не одновременно, моя дорогая, хотя должна признаться, что в молодости меня частенько упрекали в излишнем кокетстве... А почему ты спрашиваешь?
— Да так... — Кассандра опять заколебалась, но неспокойное сердце всё-таки победило смущение, и она спросила: — А у тебя когда-нибудь было, чтобы тебе кто-то очень нравился, а потом вдруг взял и разонравился совсем? Без всяких причин?
— Не припомню такого, дорогая. Мне кажется, причина всегда есть, — баронесса вновь задумалась ненадолго и тихонько фыркнула. — Когда мне было тринадцать или четырнадцать, я была по уши влюблена в одного из сыновей наших соседей — редкого красавца, надо сказать, и с такими обворожительными манерами!.. Я дни напролет только о нем и мечтала. А потом случайно увидела, как этот достойный юноша тайком сморкается в собственный рукав.
— Фу!
— Именно, милая. То же самое подумала я — и все мои мечты как ветром сдуло.
— Но Энрике вовсе не сморкался ни в какой рукав! — выпалила Кассандра и покраснела как рак, поняв, что выдала себя с головой. Баронесса успокаивающе улыбнулась, коснувшись пальцами её локтя. Потом оглянулась на ярко освещенные окна первого этажа, поднялась со скамьи и протянула дочери руку.
— Пойдем прогуляемся по саду, Кэсси, — сказала она. — Посекретничаем немного... Мы ведь с тобой так давно не виделись!..
Та, неуверенно улыбнувшись в ответ, кивнула. Они долго бродили, обнявшись, по темному саду, и Кассандра, ободренная спокойным молчанием матери, всё говорила и говорила: о Даккарае, об Энрике... Осмелев, она вспомнила даже о том, как он обнимал её на спине каменного дракона — и поздно спохватилась, что слишком уж дала волю языку. Конечно, то объятие было совершенно невинным, а Энрике за всё время своих ухаживаний ни разу не пытался поцеловать её, но все-таки... Кассандра смутно догадывалась, что порядочной девушке не стоило бы даже просто оставаться наедине с кавалером в такой ситуации. И уж во всяком случае ещё меньше ей следовало потом об этом болтать.
Однако баронесса не стала сердиться.
— Так случается, моя дорогая, — выслушав дочь, мягко сказала она, — и поверь, ты не сделала ничего дурного — так же, вполне возможно, как не сделал этого тот молодой человек. Видишь ли, Кэсси, влюбленность — прекрасное чувство, но это ещё не любовь. Ветер унесет листья, но ничего не сможет сделать с камнем: так и влюбленность может улетучится в один миг из-за сущего пустяка, тогда как истинное чувство его даже не заметит! Взять хотя бы твоего папу — видят боги, я люблю его всем сердцем, но разве он идеал? Вовсе нет. И всё же он бесконечно мил мне со всеми его недостатками, и даже сморкайся он не туда, куда следует, это не помешало бы мне любить его... Так и твой Энрике — конечно, я верю, что он умеет пользоваться платком, — тут баронесса улыбнулась, — и не сомневаюсь, что это в высшей степени достойный юноша. Однако достойных много. Просто этот — не твой человек, Кэсси, вот и всё.
В ту ночь Кассандра уснула с легким сердцем и умиротворенной улыбкой на губах. Вина перед Энрике, не дававшая ей покоя, совершенно рассеялась после откровенного разговора с матерью — которая, в свою очередь, испытала немалое облегчение, узнав, что старшему сыну барона Д'Освальдо не суждено стать её зятем. Инес желала дочери счастья, но слишком хорошо помнила, что значит не иметь ни гроша за душой, а род Освальдо был столь же древен, как род Алваро — и, увы, так же беден.
'Слава богам, что всё так удачно сложилось, — думала Инес, тем же вечером сидя у камина в малой гостиной напротив мужа. — Д'Освальдо прекрасные люди, но... К счастью, есть и другие'. Она вспомнила, как недавно в саду Кассандра, разрешив все свои сомнения и успокоившись, вновь принялась щебетать о Даккарае, об учебе, о новых подругах — и о некоем 'Клиффе', которому, судя по её звонкому смеху, хватило ума не форсировать события. Баронесса одобрительно прищурилась. Она понимала, что её младшая дочь, несмотря на свои почти уже семнадцать лет, в чем-то ещё ребенок. Кассандра пока не готова к любви, и сейчас ей нужен не муж, а товарищ по играм — который, впрочем, со временем имеет все шансы предстать перед ней в новом свете, коль уж она так быстро к нему привязалась.
