Каладин выполнял последние движения ката, забыв о пропасти, забыв о мостовиках, забыв об усталости. В это мгновение он был один. Один, и еще спрен ветра. Он сражался с ней, и она смеялась.
Он резко поставил копье на место, в стойку одна четверть, наконечник вниз, древко пропущено под мышкой, тупой конец поднимается над головой.
О, как мне этого не хватало!
Он открыл глаза. Шипящие факелы освещали группу пораженных мостовиков, стоявших в мокром каменном коридоре; свет отражался от мокрых стен. Моаш, уронивший пригоршню сфер, молча глядел на Каладина, открыв рот. Сферы плавали в луже у его ног, заставляя ее светиться, но никто из мостовиков этого не замечал. Все они глазели на Каладина, все еще стоявшего в боевой стойке, наполовину припав к земле, по его лицу струились струйки пота.
Он мигнул, осознавая, что наделал. Если до Газа дойдет слово, что он играет с копьями... Каладин выпрямился и бросил копье в груду оружия.
— Извините, — проговорил он, почему-то шепотом. Потом громче: — За работу! Я не собираюсь торчать здесь до ночи.
Бригадники бросились работать. Каладин взглянул на Тефта и Камня. Видели ли они всю ката? Вспыхнув, Каладин поспешил к ним. Сил молча приземлилась на его плечо.
— Каладин, — сказал Тефт. — Это было...
— Это было бессмысленно, — сказал Каладин. — Обыкновенная ката. Размять мышцы и попрактиковаться в различных ударах. Это скорее эффектно, чем полезно.
— Но...
— Нет, — сказал Каладин. — Неужели ты можешь представить себе, что в бою кто-нибудь закрутит копье вокруг шеи? Он немедленно получит удар в живот.
— Парень, — сказал Тефт. — Я видел ката раньше. Но такую — никогда. То, как ты движешься... Скорость, изящество... И вокруг тебя метался какой-то бледно светящийся спрен, прямо между взмахами. Это было прекрасно.
Камень вздрогнул.
— Ты видел ее?
— Конечно, — сказал Тефт. — Никогда не видел такого спрена. Спроси других — я видел, как они указывали на него пальцами.
Каладин, нахмурясь, посмотрел на плечо. Сил сидела выпрямившись, скрестив ноги и положив руки на колени, и подчеркнуто не смотрела на него.
— Это было бессмысленно, — повторил Каладин.
— Нет, — возразил Камень. — Конечно нет. Возможно, ты можешь бросить вызов Носителю Осколков. Стать светлордом!
— Я не хочу становиться светлордом, — рявкнул Каладин, возможно слишком резко. Остальные два подпрыгнули. — Кроме того, — добавил он, глядя в сторону, — однажды я уже попытался. Где Данни?
— Погоди, — сказал Тефт. — Ты...
— Где Данни? — твердо сказал Каладин, подчеркивая каждое слово.
Отец Штормов! Мне нужно держать язык за зубами.
Тефт и Камень посмотрели друг на друга, потом Тефт сказал:
— За поворотом мы нашли мертвых паршенди. Я думаю, ты должен посмотреть.
— Паршенди, — сказал Каладин. — Да, пойдем поглядим. Может быть, у них есть что-то ценное. — Он еще никогда не грабил тел паршенди; мало кто из них падал в пропасть.
— Точно, — сказал Камень, показывая дорогу. В руке он держал зажженный факел. — У них очень красивое оружие, просто замечательное. И мелкие драгоценные камни в бороде.
— Не говоря об их доспехах, — сказал Каладин.
Камень покачал головой.
— У них нет доспехов.
— Камень, я видел их доспехи. Они всегда носят их.
— Да, но мы не можем их использовать.
— Ничего не понял, — сказал Каладин.
— Пошли, — сказал Камень, махнув рукой. — Увидишь — поймешь.
Каладин пожал плечами, они пошли дальше. Камень почесал огненно-красную бороду.
— Глупые волосы, — пробормотал он. — Но иметь их — правильно. Мужчина не должен жить без подходящей бороды.
Каладин почесал собственную бороду. Однажды он накопит денег, купит бритву и избавится от проклятой мочалки на подбородке. Но нет, не сейчас. Его сферы нужны другим.
Они завернули за угол и нашли Данни, который выкладывал трупы паршенди в линию. Их было четверо, и они выглядели так, как если бы их принесло сюда с другого направления. Рядом с ними лежало несколько тел алети.
Камень поднес факел поближе, Каладин шагнул вперед и стал на колени перед мертвыми паршенди. Они выглядели как паршмены, такая же черно-красная мраморная кожа. Единственная одежда — черная юбка по колено. У троих были бороды — совершенно необычно для паршменов! — с вплетенными в них неограненными драгоценными камнями.
Как Каладин и ожидал, на них были светло-красные доспехи. Нагрудники, шлемы на голове, поножи и наручи. Некоторые разбились во время падения в пропасть. И это был не металл, нет. Раскрашенное дерево?
— Вроде ты сказал, что у них нет доспехов, — заметил Каладин. — Что ты пытался сказать мне? Что не осмеливаешься снять их с мертвых?
— Не осмеливаюсь? — сказал Камень. — Каладин, мастер светлорд, замечательный бригадир, великий копейщик, возможно, ты сможешь снять их?
Отец приучил его не бояться мертвых и умирающих, и, хотя ему не нравилось грабить мертвых, его уж точно не стошнит. Он наклонился к первому паршенди, заметив нож. Вынув его, он поискал взглядом ремень, который держал наплечник на месте.
Ремня не было. Каладин нахмурился и потянул наплечник, пытаясь снять его. Кожа поднялась вместе с ним.
— Отец ветров! — воскликнул он. Проверив шлем, Каладин убедился, что он врос в голову. Или растет из головы. — Что это?
— Не знаю, — сказал Камень, пожимая плечами. — Похоже на то, что они выращивают на себе доспехи.
— Глупость, — сказал Каладин. — Они люди. А люди — даже паршмены — не могут выращивать доспехи.
— Паршенди выращивают, — сказал Тефт.
Каладин и остальные повернулись к нему.
— Не глядите на меня так, — с усмешкой сказал пожилой человек. — Я несколько лет работал в лагере, пока не стал мостовиком, — нет, клянусь штормом, я не собираюсь рассказывать вам, что произошло. Но солдаты часто говорили об этом. Паршенди выращивают свои панцири.
— Я знал несколько паршменов, — сказал Каладин. — В моем родном городе жила пара, они служили лорд-мэру. И никто из них не выращивал доспехи.
— Ну, это другой вид паршменов, — с усмешкой заметил Тефт. — Больше, сильнее. Они могут перепрыгивать через пропасти, клянусь Келеком. И они выращивают доспехи. Так оно и есть.
Больше спорить было не о чем, и они начали собирать то, что могли. Многие паршенди использовали тяжелое оружие — топоры, молоты, — и их не принесло сюда вместе с телами, в отличие от копий и луков алети. Но у них было несколько ножей и один красиво украшенный меч, находившиеся в ножнах на боку.
В юбках паршенди не было карманов, но к поясам трупов были привязаны мешочки. Впрочем, там находился только кремень, трут, точильный камень и другие необходимые воину вещи. Так что они, встав на колени, стали вытаскивать из бород драгоценные камни. В камнях были просверлены отверстия, позволяющие легко надевать и снимать их; заряженные Штормсветом, они светились, но не так ярко, как могли, если бы их огранили по-настоящему.
Наконец Камень вынул последний драгоценный камень из бороды последнего паршенди. Каладин взял один из ножей и поднес его поближе к факелу Данни, пытаясь понять, что на нем вырезано.
— Выглядит как глифы, — сказал он, показывая их Тефту.
— Парень, я не умею читать глифы.
О, точно, подумал Каладин. Но даже если это и глифы, то не те, которые он знает. Конечно, можно так нарисовать самый обычный глиф, что его будет почти невозможно прочитать, не зная в точности его значение.
В середине рукоятки находилась великолепно вырезанная фигура. Человек в доспехах, быть может, в Доспехах Осколков. Символ, выгравированный за ним, окружал его, поднимаясь из спины, как крылья.
Каладин показал его Камню, который подошел посмотреть, что такого интересного нашел бригадир.
— Предполагается, что паршенди — варвары, — сказал Каладин. — Дескать, у них нет культуры. Где они взяли такие ножи? Клянусь, это изображение одного из Герольдов, Джезере или Налана.
Камень пожал плечами. Каладин вздохнул, вернул нож в ножны и бросил их в мешок. Бригада собрала полные мешки доспехов, ремней, сапог и сфер. Каждый взял по копью, чтобы на обратном пути к лестнице использовать его как трость. Одно оставили Каладину, но он отдал его Камню. Каладин не доверял себе, опасаясь, что опять, бессознательно, им овладеет ката.
По дороге назад не произошло ничего, хотя небо потемнело и люди вздрагивали при каждом подозрительном звуке. Каладин сумел вовлечь Камня, Тефта и Данни в разговор. И даже Дрехи и Торфин сказали пару слов.
Благополучно достигнув первой расщелины — к облегчению бригады, — Каладин послал всех остальных вверх по лестнице, собираясь карабкаться последним. Камень ждал очереди вместе с ним, и, когда Данни полез вверх, оставив горца наедине с Каладином, высокий рогоед положил руку на плечо Каладина и тихо сказал:
— Ты хорошо работаешь. Еще несколько недель, и бригада твоя.
Каладин покачал головой.
— Камень, у меня нет нескольких недель. Мы мостовики. Если я не сумею завоевать их в ближайшие дни, большинство из нас погибнет.
Камень нахмурился.
— Не самая приятная мысль.
— Вот почему мы должны завоевать их сейчас.
— Но как?
Каладин посмотрел на висячую лестницу, сильно раскачивавшуюся. Только четверо могло лезть по ней одновременно, иначе она бы не выдержала.
— Встретимся после обыска. Пойдем на рынок.
— Хорошо, — сказал Камень, вставая на первую ступеньку, когда Безухий Джакс перебрался через край. — И что мы там будем делать?
— Мы собираемся испробовать мое секретное оружие.
Камень засмеялся, когда Каладин встал на ступеньку за ним.
— И что это за оружие?
Каладин улыбнулся.
— Ты не поверишь, но это ты.
* * *
Двумя часами позже, с первыми лучами фиолетового Саласа, Каладин и Камень шли обратно на склад леса. Солнце только что село, и многие мостовики уже собирались спать.
Времени не так-то много, подумал Каладин, делая знак Камню поставить свою ношу перед бараком Четвертого Моста. Большой рогоед поставил свою ношу рядом с Тефтом и Данни, которые, как приказал им Каладин, уже построили небольшой каменный круг, внутрь которого положили обрубки со склада, благо их мог брать любой, даже мостовик; кое-кто любил выстругивать из них фигурки.
Каладин достал сферу, для света. Камень принес с собой старый железный котел. Первая молодость котла давно прошла, и все равно Каладину пришлось выложить за него один осколок из денег за черный василек. Камень стал разбирать товары, которые лежали внутри котла, а Каладин добавил еще несколько кусков дерева в каменное кольцо.
— Данни, принеси воды, пожалуйста, — сказал Каладин, доставая кремень. Данни взял ведро и побежал к одной из дождевых бочек. Камень закончил, выложив еще несколько пакетов, которые стоили весьма существенной части сфер Каладина. У него осталась только пригоршня обломков.
Пока они работали, из барака прихромал Хоббер. Он быстро поправлялся, но остальные двое раненых, находившиеся на попечении Каладина, все еще чувствовали себя плохо.
— Что это будет, Каладин? — спросил Хоббер, когда Каладин зажег костер.
Каладин, засмеявшись, встал.
— Садись.
Хоббер так и сделал. Он не упускал случая показать Каладину, что благодарен за спасение своей жизни. И его преданность только усиливалась.
Вернулся Данни с ведром воды, которое вылил в котел. Потом он и Тефт отправились за следующим. Каладин поддерживал пламя, и Камень начал напевать себе что-то под нос, разрезая клубни и распаковывая приправы. Через полчаса котел с мясной похлебкой уже кипел на ревущем пламени.
Тефт уселся на один из пней и стал греть руки.
— Это и есть твое секретное оружие?
Каладин сел рядом с пожилым человеком.
— Скольких солдат ты встречал в своей жизни, Тефт?
— Не очень много.
— Кто-нибудь из них смог бы в конце тяжелого дня отказаться посидеть у огня и от миски доброй похлебки с мясом?
— Никто. Но мостовики не солдаты.
Да, точно. Каладин повернулся к двери в барак.
Данни и Камень запели, Тефт захлопал. Вышли мостовики из других бараков и мрачно посмотрели на Каладина и остальных.
Наконец в бараке Четвертого Моста задвигались темные фигуры. Дверь открылась, запах стряпни Камня стал сильнее.
Приглашение.
Давайте, подумал Каладин. Вспомните, для чего мы живем. Вспомните тепло и запах вкусной еды. Вспомните друзей, песни и вечера, проведенные вокруг очага.
Вы еще живы. Шторм вас побери! Если вы не выйдете...
Внезапно Каладину все показалось фальшивым, неестественным. Певцы заставляли себя петь, а мясная похлебка — вообще акт отчаяния. Попытка отвлечь людей от их жалкой жизни, и та напускная.
В двери появилась темная фигура. Шрам — невысокий востроглазый человек с квадратной бородой — появился в свете огня. Каладин улыбнулся ему. Натянутая улыбка. Все, что он мог предложить.
Быть может, хватит, подумал он, накладывая в деревянное блюдо стряпню Камня.
Каладин протянул блюдо Шраму. С поверхности коричневатой жидкости поднимался пар, свиваясь колечками.
— Хочешь присоединиться к нам? — спросил Каладин. — Милости просим.
Шрам посмотрел на него, потом на мясо.
— Я присоединюсь к костру самой Смотрящей в Ночи, если там мне предложат такое мясо!
— Берегись! — сказал Тефт. — Это стряпня рогоеда. Быть может, в нем плавают панцири улитки или когти краба.
— Ничего подобного! — буркнул Камень. — К сожалению, у вас, низинников, грубый вкус, и я приготовил то, что приказал наш дорогой бригадир.
Каладин улыбнулся и глубоко выдохнул, когда Шрам уселся с тарелкой в руке. За ним потянулись остальные, они брали тарелки и садились. Некоторые молча глядели на огонь, но другие начали говорить и смеяться. Появился Газ и посмотрел на них единственным глазом, по-видимому решая, не нарушили ли они какое-нибудь правило. Нет, Каладин заранее проверил.
Каладин наполнил миску похлебкой и протянул ее Газу. Сержант презрительно хмыкнул и ушел в ночь.
Не жди слишком много чудес в один вечер, сказал себе Каладин, вздохнул, сел и попробовал мясо. Тает во рту. Он улыбнулся и присоединился к следующему куплету песни Данни.
* * *
На следующее утро, когда Каладин скомандовал подъем, три четверти мостовиков вывалили из барака — все, кроме самых громких нытиков: Моаша, Сигзила, Нарма и пары других. Те, кто вышел, казались удивительно свежими, несмотря на долгие вчерашние посиделки с едой и песнями. Когда он приказал им присоединиться к упражнениям с мостом, почти все послушались его.
Не все, но почти все.
Он чувствовал, что Моаш и остальные скоро сдадутся. Они ели его мясо. Никто не отказался. И теперь, когда почти все поддержали его, они будут дураками, если не присоединятся. Четвертый Мост уже его.
А теперь он должен сохранить им жизнь достаточно долго, иначе все это не имеет значения.
Глава двадцать восьмая
Решение
Я еще никогда не посвящал себя настолько важной цели; даже опоры небес затрясутся от последствий нашей войны здесь. Я опять прошу тебя. Поддержи меня. Не стой в стороне, давая несчастью сожрать так много жизней. Раньше я никогда не просил тебя ни о чем, старый друг. Сейчас прошу.