Он внимательно осмотрел комнату и покачал головой.
— Кровать воина должна стоять изголовьем на юг, это хорошо для его духа, но раненый должен лежать головой на север.
Клос вытаращил глаза и даже забыл о боли. Старик шагнул к нему, взял за здоровую руку, ненадолго сжал запястье.
— Сердце его бьётся ровно, — продолжил медик. — Это не может не радовать.
Он махнул рукой цирюльнику, тот вышел вперёд, поставил перед медиком табурет, водрузил на него таз. Готлиб вытянул руки над тазом и цирюльник полил их водой из вытащенной из-за пазухи фляги. Потом подал тонкий надушенный платок, которым медик промокнул руки и бросил обратно Лаусу.
Нора заморгала.
— Несомненно, в нём преобладает сангва и холе, что делает рыцаря горячим, сухим и вспыльчивым. Вы должны наложить ему холодный компресс на живот, напротив печени и... хмп... выпустить кровь... Лаус сделает это, когда я уйду. Кроме того, он проверит его мочу, чтобы убедиться, прозрачна ли она и не отдаёт ли сладким...
— Но, доктор Готлиб, рана... — взмолилась Нора.
— Рана? — слегка удивился медик. — Рана заживёт сама, едва мы приведём соки его организма в равновесие. Лечит, да будет вам известно, Заступник, врач может лишь создать условия для исцеления и природа возьмёт своё...
Он кивнул собравшимся в спальне и величественно вышел.
— Мне денежки отдадите, — предложил Лаус, когда шаги медика стихли. — А сейчас пусть её милость посторонится.
— Ну, вот что! — возмутился Клос, видя, как цирюльник подступает к нему со своими инструментами. — Мою кровь ты увидишь не раньше, чем я твою!
Он приподнялся на кровати, сунул куда-то здоровую руку и выставил перед собой кинжал.
— Клос! — запротестовала Нора.
— Я сказал — гони его в шею! — отчеканил рыцарь.
— Ухожу, ухожу! — быстро собрал свои вещички цирюльник. — Заплатите только за визит.
— Сколько ты хочешь? — хмуро спросил Вир.
Лаус ответил. У всех присутствующих отвисли челюсти. Клос витиевато выругался.
— Пшёл вон! — гаркнул он. — За болтовню только пинок под зад получишь.
Когда цирюльник сбежал, Нора переглянулась с Виром.
— Остаётся только позвать старика Клеменса, — вздохнула баронесса.
— А кто это? — рассеянно спросил рыцарь.
— Наш палач, — отозвалась Нора и кивнула слуге, чтобы побежал звать Клеменса на помощь.
— Я так плох, что осталось только добить? — хохотнул Клос, но в глазах его не было смеха.
— Клеменс лечил всю Ордулу от ран и увечий, — пояснил Вир.
Палача они ждали чуть ли не дольше, чем доктора, Нора даже успела послать за ним вторую слугу. Наконец, Клеменс появился. Он без всякого стеснения отогнал свою госпожу от кровати, обнажил пострадавшую руку и хмыкнул.
— Ничего страшного, ваша милость. Кости целы, сустав тоже, жилы не повреждены. Дня за два его милость поправится.
— Я не его милость, — запротестовал Клос, — я только муж баронессы.
— Так станете когда-нибудь, — рассеянно отмахнулся палач. — Повязку вам наложили хорошую, рана чистая. Я приготовил вам снадобье, которое ускорит заживление... повязку поменяем вечером, затем в полночь и потом на рассвете. Вы быстро поправитесь.
Он повернулся к Норе:
— Возле Ордулы живёт очень хороший знахарь, он всё время придумывает новые снадобья. Когда я собирался сюда, он поделился со мной этим рецептом, а ещё посоветовал обратиться к виноградарю. Говорил, его вино не только очень вкусно, но и по-настоящему целебно.
— Я думала, там ведьма всех лечит, — пробурчала Нора. Палач покачал головой.
— Ведьма там есть, не спорю, но большинство её зелий без неё самой бесполезны. А знахарь толковый.
Он сунул руку за пазуху, достал небольшой сосуд, откупорил и протянул Клосу.
— Пейте, ваша милость. Скоро вы уснёте и проснётесь здоровым.
Клос послушно отпил два глотка и палач поспешил отобрать у него сосуд. Рыцарь выпучил глаза.
— Нора! — вскричал рыцарь. — Почему мне никто не рассказывал, что у вас делают такое прекрасное вино?! Да я бы у вас поселился!
Нора покосилась на Вира. Тот с наслаждением втянул воздух и еле заметно кивнул. Надо же! Оказывается, хитрый старик выпросил у Йагана-виноградаря хорошее вино.
После этого Клос проникся к палачу необыкновенным доверием и без возражений позволил тому перевязать свою рану. Закончив с этим, палач поклонился и, подумав, покосился на Нору.
— Я бы посоветовал вашей милости ночевать сегодня в других покоях, чтобы не потревожить рану.
Нора густо покраснела.
— Да-да, жена, — весело поддакнул Клос. Все действия Клеменса он вынес молча, сжав зубы, и теперь слегка повеселел. — Теперь твоя очередь спать в той каморке, которую ты мне выделила.
Нора покраснела ещё сильнее, хотя, казалось, было некуда.
Палач ещё раз поклонился и вышел.
— Поспи, — предложил Вир.
— Погоди, — остановил его рыцарь. — Я ещё не хочу спать.
— Уверен? — поднял брови оборотень. Глаза рыцаря сонно поблёскивали.
— Уверен! — рубанул воздух здоровой рукой Клос. — Я всё хочу у вас спросить...
— Да, ваша милость? — чуть усмехнулся Вир.
— Во-во, — кивнул рыцарь. — Вы тут все за дурака меня держите. В глаза льстите, за спиной смеётесь, небось.
— Что ты выдумал?! — возмутилась Нора. Клос махнул на неё рукой.
— Тише, жена, — потребовал он. — Вир! Что у вас происходит? Зачем вы приютили того приора задохлого? Что у вас нагбарцы делали и почему так легко поверили?
Нора вздохнула.
— Это не приор, — сказала она. — Это посланник святейшего папы, отец Сергиус. Он помирил нас с нагбарцами.
Клос покосился на жену.
— Вот как, — протянул он и снова посмотрел на Вира.
— Это хорошо, что ты начал спрашивать, — кивнул оборотень. — Я этого ждал.
Клос фыркнул.
— Вижу, у тебя и это продумано.
— Продумано. Пришло время кое-что переиграть в Тафелоне. Тебе пора решать, кто ты — сын графа цур Вилтина или муж баронессы цур Фирмин.
Рыцарь покраснел и ударил кулаком здоровой руки по постели.
— Хватит! Я несколько раз говорил на эту тему с тобой, с твоей женой, с моей собственной женой! Может, хватит меня об этом спрашивать?!
Он требовательно протянул руку к Норе, которая, вложила в неё свою.
— Вот моя жена! — рявкнул рыцарь. — И вот её муж. Всё, хватит! Что вы там решили переиграть?
— Влияние, — отозвался шателен Ордулы. — Пора её милости избавиться от оскорблений в совете. Что скажешь?
Клос довольно захохотал.
— Убивать врагов в этой игре разрешается?
— Разумеется... ваша милость.
— Тогда я с вами! Говори, что от меня нужно.
— Выздороветь, — веско ответил Вир. — А там... Всё уже готово. Есть отряд, люди, лошади, оружие... как только вам станет легче — вы поедете на восток, завоюете для вашей жены графство Дитлин.
— Вот это здорово! — усмехнулся рыцарь. — А потом совет отрубит мне голову.
— Не отрубит, ваша милость. Ваша жена и ваш отец найдут слова в вашу защиту. Вы мстите за свою обиду, кто станет вас осуждать? Замок придётся разрушить, забрать себе все деревни, конечно, не выйдет... если вы проявите скромность и передадите союзу баронов половину...
— Да пусть забирают, — махнул рукой Клос. — А остальные как? Одну мне, одну Норе?
— Вы угадали.
Рыцарь поморщился.
— Говори со мной попросту, не люблю церемоний, — чуть заплетающимся голосом потребовал он и зевнул.
— Тогда спи, — посоветовал Вир. — Завтра вернёмся к этому разговору.
Рыцарь душераздирающе зевнул, потом уставился на жену.
— Мне нравится ваша игра, — задушевно поведал он. — Я ж говорил... ты будешь мной гордиться...
— Глава четвёртая. Наёмники
Теперь-то она была счастлива, по-настоящему счастлива. Позади остались все беды. Все эти интриги, дрязги... Врени выбрала дорогу на северо-запад, через графство Лабаниан в город Карог. В Лабаниане почти все священники были из ордена братьев-заступников, это не говоря уже о большом монастыре. Это заставило Врени позаботиться о женском платье, которое она напялила прямо поверх привычной одежды. Всё теплее. Замотала цирюльница и голову платком, скрывая коротко, по-мужски стриженные волосы. Так было непривычно и, что греха таить, неприятно, но в Лабаниане лучше не нарываться на излишнее внимание. Да и неважно всё это. Она безо всякого стеснения заночевала в маленьком монастыре братьев Камня, который находился у самой границы графства. Монахи давали приют странникам и весьма обрадовались, когда она предложила им свои услуги. Весь вечер и наутро до полудня женщина брила затылки и подбородки и ушла, сопровождаемая добрыми пожеланиями и нагруженная некоторым количеством припасов. Тайком цирюльница переморила у них насекомых и собрала достаточно, чтобы можно было потом приготовить из них свой особый яд. Теперь путь её лежал в принадлежащую братьям-заступникам деревеньку, где крестьяне весьма страдали от расплодившихся к осени крыс и мышей. Не то чтобы там могли так уж много заплатить. Но это была её жизнь, та, к какой она привыкла. Самое главное было — не перестараться. Люди тут подозрительные, беспокойные. Если крысодавка окажется слишком умелой, как пить дать, решат, что она ведьма. Это всё Врени уже проходила. Ничего. Она уже знала, как быть, что говорить и что делать.
Слегка успокоившись, Врени даже подумала, что ей, пожалуй, немного не хватает брата Полди с его умением молиться три дня кряду и не болтать под руку. Она уже отвыкла ходить одна и иногда порывалась буркнуть что-то понимающему собеседнику.
Ничего.
Ничего.
Она привыкнет.
В конце концов, так было всегда. Дорога. Чужие дома. Чужие люди. И никого рядом.
Это было то, к чему она всегда шла.
Вся её жизнь.
Навсегда.
Она остановилась в той деревеньке у бедной вдовы на сеновале. Говорить о работе следовало утром, чтобы не пугать добрых людей вечерним стуком в дверь. Она вытянулась во весь рост, поплотнее закуталась в плащ и уснула.
Ночь ещё не перевалила за середину, когда цирюльницу разбудил ночной шорох. Женщина подобралась, готовая бежать или защищаться... рычание... собака?
— Цыть! — негромко осадила ночного гостя цирюльница. — Кыш отсюда!
— Неласково встречаешь, Большеногая! — отозвался голос Вира.
Врени застонала.
— Скажи, что это сон, — взмолилась она.
— А я тебе часто снюсь? — засмеялся оборотень.
— В кошмарах, — проворчала црюльница. — Как ты меня нашёл?
— По запаху, — ответил Вир.
— Не ври! — рассердилась Врени. — Через день ни одна собака след не возьмёт.
— Хрольф сказал, куда ты пошла, — пояснил Вир, — а дорога одна, да и ты человек приметный.
— Так и знала, что с вашим братом свяжешься — пропадёшь! — плюнула Врени.
— Не ругайся, Большеногая. Дело есть.
— Меня ваши дела не интересуют. Ну, что же? Скажи, что тебе нет дела до моих желаний.
— Вообще-то нет, Большеногая, — засмеялся оборотень. — Неприятно узнать, что я зря сюда мчался.
— Переживёшь, — огрызнулась Врени. Бежать было нечего и думать, куда денешься от оборотня?..
— Не хочешь узнать, что за дело? — спросил Вир.
— Нет!
— Клос ранен.
— Кто?
— Клос. Муж её милости.
— Ну и что? Без меня его лечить некому?
— Да нет, Клеменс его перевязал.
— Что тебе надо, Серый? — вздохнула цирюльница.
— Ты можешь понадобиться в походе.
— В каком походе?
— Пойдём с нами, узнаешь.
— Нет!
— Лошади ждут, Большеногая.
— Мне дела нет.
— Мы заплатим.
— Мне нет дел... Сколько?
— Десяток золотых за поход — пойдёт?
Если бы Вир назвал сумму меньше, она бы плюнула и не стала бы с ним разговаривать. Если бы больше... плюнула бы тоже. Видела она, к чему приводит жадность. Но десять золотых... это было много за услуги цирюльника. Очень много. Но это было не чрезмерно — если к цене добавлялось, скажем, молчание.
— Что вы задумали, Серый? Взять штурмом Сетор?
— Не Сетор, — отозвался оборотень. — Едем.
— Как вы мне надоели...
— Ничего, Большеногая, ничего. Это пройдёт.
Врени послушно пошла за Виром. Сбежать можно и позже, рано или поздно она что-нибудь придумает.
Недалеко от деревни, у дороги были привязаны две лошади.
— Садись на пегую, — коротко приказал оборотень, забывая, что Врени едва что-то видит при тусклом лунном свете. Но выбирать не пришлось, Вир вскочил на коня и Врени нехотя взгромоздилась на припасённую для неё лошадь. Когда-то давно, когда она жила в деревне, ей, конечно, приходилось ездить верхом, и даже без седла, но это было давным-давно, в детстве, да и отличались деревенские лошадки от тех коней, которых приготовил оборотень.
— Как они тебя не боятся? — не удержавшись, фыркнула цирюльница.
Вир засмеялся.
— Куда бы я годился, если бы от меня животные шарахались? Поехали, Большеногая, к утру надо быть под Сетором.
— Будьте вы все прокляты, — выдохнула Врени и пустила свою лошадь за Виром.
На востоке забрезжило утро, когда Вир пустил своего коня шагом. Лошадь Врени, которая не столько подчинялась всаднице, сколько шла за товарищем, и теперь последовала его примеру. Врени устало оглянулась. До этого она прилагала все усилия, чтобы удержаться верхом, и не смотрела по сторонам. Сейчас дорога пролегала мимо полей вокруг пологого холма, чья верхушка поросла кустарником. Где-то неподалёку шумела река. Если они возвращались к Сетору, значит, они приехали к одной из его деревень. Вир поднял руку, не то призывая к вниманию, не то приказывая остановиться, и коротко рыкнул. Кони остановились.
— Что стряслось, Серый? — пробурчала Врени.
— Заткнись, — через плечо бросил он. От оборотня прямо-таки исходило напряжённое ожидание. Раздался резкий свист и стрела вонзилась в землю прямо перед копытами лошади Вира. Оборотень успокоил лошадь и, привстав в стременах, прокричал:
— Увар! Мне нужен Увар!
Ответа не последовало, но Вир спешился. Врени сползла со своей лошади, потрепала животное по шее.
— Что это было? — спросила она. Вир наклонился, подобрал стрелу.
— Видала?
— Чего? — грубо ответила она. — Стрела и стрела.
— Не из самострела пущена, — пояснил оборотень. Врени пожала плечами.
— Не знаю, куда ты меня затащил, да только тебе тут не рады.
— Дозорный, — пояснил Вир. — На холме ждал. Лагерь по ту сторону.
Цирюльница поперхнулась.
— Какой лагерь?!
— Узнаешь, — усмехнулся оборотень.
Они ждали довольно долго, но вот оборотень повернул голову. Из-за холма — с другой стороны, чем ожидала Врени, появился человек, одетый так диковинно, что цирюльница удивлённо заморгала. Невысокий — немногим выше брата Полди — крепкий, с бледным лицом, сплошь покрытым волдырями, он был одет в зелёную куртку с разноцветными заплатами, перепоясан поясом, концы которого свисали ниже колен, обут в красные сапоги из тиснёной кожи. За пояс был заткнуты длинный нож и топорик. А на голове у этого человека красовалось что-то вроде чёрного колпака, небрежно обмотанного небесно-голубым шарфом.
— Вот и ты, — обрадовался Вир. — Пока тебя ждали, твой человек мне чуть глаза не выбил.
