— И где именно будет "сейджин Мерлин", пока все это происходит? — Стейнейр покачал головой. — Тебе придется уехать по крайней мере на несколько дней — скорее всего, на несколько пятидневок.
— Это одна из причин, по которой я пришел к вам, — сказал Мерлин. — Думаю, что мы, вероятно, сможем прикрыть хотя бы короткое отсутствие с моей стороны, используя истории о сейджинах. Согласно, по крайней мере, некоторым рассказам, им нужно "удаляться от мира", чтобы время от времени медитировать. Сейджин Мерлин, с другой стороны, постоянно "дежурил" с тех пор, как впервые прибыл в Чарис. Без сомнения, ему давно пора отказаться от такого рода занятий. Назовите это "духовным уединением". Учитывая тот факт, что Кэйлеб и Шарлиан хотят отправить меня с вами в Корисанду, и что все, что они собираются делать сами в ближайшем будущем, — это оставаться здесь, во дворце, с кучей стражников, чтобы присматривать за ними вместо меня, я думаю, нам могло бы сойти с рук объяснение с любым, кто спросит, что я пользуюсь этой возможностью для вышеупомянутого духовного уединения, прежде чем мы с вами уедем.
— Я полагаю, мы могли бы это сделать, — медленно согласился Стейнейр, его глаза были задумчивыми.
— Проблема в том, что мы должны убедить Кэйлеба и Шарлиан согласиться со всем этим. — Губы Мерлина дернулись в чем-то на полпути между улыбкой и гримасой. — Не думаю, что кому-то из них понравится эта идея, но не собираюсь предпринимать что-то подобное, не проинформировав их полностью. Мы только что, э-э, немного поговорили именно об этом, собственно говоря. — Выражение его лица на мгновение превратилось в настоящую улыбку, затем разгладилось. — Однако не могу сказать им, куда я хочу пойти и почему, не рассказав им об Анжелик, ваше высокопреосвященство. И не могу этого сделать, если это нарушит вашу уверенность и неприкосновенность исповеди.
— Я понимаю, — снова сказал Стейнейр.
Он сидел больше двух минут, напряженно размышляя, затем его глаза снова сфокусировались на Мерлине.
— Это неловкая ситуация, — сказал он. — Во-первых, вы уже имеете доступ к информации, покрытой печатью исповеди. Технически это означает, что вам не нужно мое разрешение, чтобы поделиться этой информацией — информацией, которая попала в ваше распоряжение без преднамеренного нарушения исповеди — с Кэйлебом и Шарлиан. Если уж на то пошло, вы даже не церковник, так что печать исповеди к вам вообще неприменима. Однако мы с вами оба знаем, что это просто юридический аргумент.
Мерлин молча кивнул, и Стейнейр глубоко вздохнул. — Как архиепископ, я уполномочен снимать печать исповеди при определенных четко определенных обстоятельствах. Честно говоря, я бы даже не подумал нарушать его по большинству оправданий, которые признает Церковь Ожидания Господнего, поскольку они в основном связаны с передачей людей инквизиции. Однако даже Церковь Лэнгхорна признает, что бывают случаи, когда необходимо учитывать непосредственную безопасность других людей. В данном случае это, очевидно, верно! И, к сожалению, у меня нет возможности проконсультироваться с Эдорей и вовремя спросить ее разрешения, чтобы принести какую-либо пользу. В то же время я должен сказать вам, что если бы не неизбежность угрозы мадам Анжелик и невинным людям, которым, по вашим словам, она пытается помочь сбежать, я бы даже не рассматривал это. Вы это понимаете?
Мерлин просто кивнул еще раз, и Стейнейр вздохнул. — Хорошо, Мерлин. Учитывая ситуацию, я поддержу вас перед Кэйлебом и Шарлиан.
.XIV.
Особняк мадам Анжелик Фонда, город Зион, земли Храма
Тихая музыка разливалась по роскошно обставленной гостиной. Богато одетые мужчины, большинство в сутанах из хлопчатого шелка или из шелка стального чертополоха, некоторые в оранжевых одеждах викариев, сидели или стояли в комнате, держа бокалы с вином или с бренди. Дела у мадам Анжелик всегда шли хорошо и лучше всего в зимние месяцы, когда граждане Зиона неизбежно обращались к внутренним занятиям. Молодые женщины — всех оттенков кожи, но одинаково красивые — сидели или стояли со своими гостями, непринужденно болтая, смеясь. Все они были со вкусом одеты, большинство с элегантно неброской косметикой. Трудно было бы представить что-либо менее похожее на популярную концепцию проституток.
Именно поэтому мадам Анжелик всегда добивалась такого успеха.
Никакой вульгарности среди ее юных леди! Никаких обычных, грубых или неуместных разговоров. Никакого низкопробного юмора. Все куртизанки мадам Анжелик были умными, живыми, хорошо образованными. Их поощряли читать, следить за последними новостями, обсуждать любую тему, которая могла возникнуть, с сочетанием остроумия и такта. Они привлекали только клиентов самого высокого уровня, и всей иерархии Храма было известно, что дамы мадам Анжелик были неизменно сдержанны.
Стандарты Анжелик были высокими, но не выше тех, с которыми она встречалась в свои дни "работающей девушки", и было поразительно, как много членов викариата поддерживали свои... близкие отношения с ней, даже сегодня. Теперь она пересекла комнату, останавливаясь, чтобы перекинуться парой слов то тут, то там с теми, кого знала особенно хорошо. Изящное, ласковое прикосновение к плечу. Целомудренный поцелуй в щеку, для более избранных. Смеющаяся улыбка, шутка для других. Никто, глядя на нее, не мог бы догадаться, что она испытывает хоть малейшее беспокойство по поводу чего-либо.
Конечно, одним из самых первых требований успешной куртизанки были актерские способности.
Ее голова повернулась, когда она краем глаза уловила движение, а затем бровь приподнялась, когда в комнату вошел хорошо одетый мужчина, которого она никогда раньше не видела.
Он был высоким, чисто выбритым, с карими глазами. Его каштановые волосы были немного длиннее, чем предписывала нынешняя мода Зиона, собраны сзади в простой конский хвост, скрепленный застежкой с драгоценными камнями, а тяжелое, припорошенное снегом пальто, которое он только что вручил лакею, было отделано белым зимним мехом горного ящера-резака. Тяжелая золотая цепь на его шее и такие же золотые кольца на его ухоженных пальцах были дополнительными признаками достатка, и все еще прекрасный лоб Анжелик слегка нахмурился в задумчивом интересе.
— Извините меня, — пробормотала она своему нынешнему собеседнику. — Мне кажется, я вижу кого-то, кого я должна приветствовать, ваше преосвященство.
— Конечно, моя дорогая, — ответил архиепископ, с которым она разговаривала. — Спасибо, — сказала она, тепло улыбаясь ему.
Она грациозно направилась к новоприбывшему, который оглядывался по сторонам, не навязчиво, но с явным интересом. Он заметил ее приближение, и она снова улыбнулась, еще шире, протягивая тонкую руку.
— Добро пожаловать, — просто сказала она.
— Спасибо, — ответил он приятным тенором. Он галантно поднес ее руку к губам и поцеловал. — Надеюсь, у меня есть право обратиться к самой мадам Анжелик? — спросил он.
— Действительно, сэр, — признала она. — А вы кто такой?
— Абрейм Жевонс. — Он слегка поклонился, и она кивнула. Он говорил с легким, но узнаваемым деснаирским акцентом, — подумала она.
— Вы гость в нашем городе, мастер Жевонс?
— Пожалуйста, зовите меня Абрейм. — Белые зубы сверкнули в очаровательной улыбке, и его карие глаза тоже улыбнулись ей. — Действительно, так и есть. Неужели мой акцент выдал меня? Я говорю слишком по-деревенски?
— О, вряд ли по-деревенски... Абрейм! — Ее серебристый смех был таким же очаровательным, как и все остальное в ней. — Но я, кажется, уловила, по крайней мере, небольшой акцент. Деснаирец?
— Почти. — Его улыбка стала немного озорной. — Вообще-то, силкиец.
— О, простите меня! — На этот раз ее смех был немного громче. Многие граждане великого герцогства Силкия возмущались тем, что их идентифицировали как деснаирцев.
— Здесь нечего прощать, — заверил он ее. — И если бы это было так, я бы обязательно попросил прощения у кого-нибудь столь очаровательного, как вы.
— Похоже, вы сами не скупитесь на очарование, Абрейм, — заметила она.
— Во всяком случае, моим родителям хотелось бы думать, что это так.
— Могу я спросить, что привело вас в Зион в это время года? — Анжелик деликатно поморщилась. — Хотя я бы никогда не стала подвергать сомнению суждения архангелов, но иногда задавалась вопросом, о чем они думали, размещая Храм где-то здесь в зимнем климате Зиона!
— Действительно, поездка в город немного трудновата в это время года, — признал он, слегка пожав плечами. — К сожалению, дела требовали моего присутствия здесь. И каким бы трудным ни было путешествие, компания, ожидающая на другом конце пути, безусловно, сделала его стоящим.
— Я рада, что вы так думаете. Могу я представить вас одной из моих юных леди? — Тон Анжелик был таким же вежливым и любезным, как всегда, но каким-то образом ей удалось совершенно ясно дать понять, что ее собственные "рабочие дни" остались позади. Жевонса, казалось, позабавил этот намек.
— Думаю, что это было бы очень хорошей идеей, — сказал он. — Надеюсь, однако, что у нас будет возможность, по крайней мере, еще немного поговорить?
— О, уверена, что так и будет, — заверила она его, взяв его за руку и положив ее себе на локоть с собственническим видом, когда повела его через гостиную к потрясающе привлекательной голубоглазой золотоволосой молодой женщине.
— Абрейм, позвольте мне представить Марлис, — сказала Анжелик. — Марлис, это Абрейм. Он только что прибыл из Силкии.
— Действительно? — Марлис одарила Жевонса ослепительной улыбкой. — О, я знаю, почему мадам представила вас мне, Абрейм!
— Я тоже, — ответил Жевонс, узнав ее собственный, значительно более сильный акцент. — Я улавливаю акцент самого Силк-Тауна?
— Это действительно так, — заверила его Анжелик, передавая плененную руку Марлис. — Я подумала, что вы, возможно, найдете это утешительным так далеко от дома.
— О, — широко улыбнулся Жевонс, — Уверен, что это меня очень утешит.
* * *
Несколько часов спустя гостиная была практически пуста, когда Абрейм Жевонс снова вошел в нее. Марлис Фарно сопровождала его, и улыбка на ее лице была больше, чем просто профессиональной, — подумала Анжелик, когда они подошли к ней. Это было хорошо. Марлис была одной из ее любимых девушек, и она надеялась, что молодая женщина найдет компанию Жевонса приятной. Однако первое впечатление всегда может быть обманчивым, и она была рада, что это, по-видимому, не так.
— Вы покидаете нас, Абрейм?
— Боюсь, я должен, — ответил он. — Завтра утром у меня назначена встреча, чтобы обсудить один из контрактов на судостроение. Мне нужно отдохнуть, прежде чем я померяюсь умом с приспешниками викария Робейра.
— Очень мудрое отношение!
— Так мне сказали. — Он улыбнулся ей. — Однако, прежде чем я уйду, я хотел бы спросить, могу ли я поговорить с глазу на глаз?
— Наедине? — Ее брови изогнулись.
— У меня есть просьба... к другу.
— Понимаю. — Выражение лица Анжелик было всего лишь вежливо внимательным, но мысленные уши насторожились, уловив что-то в тоне ее гостя. Это было очень слабо, чем бы оно ни было — почти больше воображаемое, чем слышимое. И все же оно было там. Она была странно уверена в этом.
— Конечно, — пригласила она после очень короткого колебания и изящным жестом указала на одну из маленьких боковых комнат. — Это будет достаточно конфиденциально?
— Прекрасно, — заверил он ее и предложил ей руку.
Они прошлись по почти пустой комнате, непринужденно болтая, и Жевонс небрежно закрыл за ними дверь в меньшую комнату. Затем он повернулся лицом к Анжелик.
— А теперь, Абрейм, — сказала она, — по поводу этой твоей "просьбы"?..
— На самом деле все очень просто, — сказал он ей. — Эдорей была бы признательна, если бы вы присоединились к ней в Чарисе.
Несмотря на буквально десятки лет с трудом приобретенного опыта и дисциплины, глаза Анжелик широко распахнулись. Она уставилась на него на мгновение, затем побледнела, осознав, как выдала себя. Одна тонкая рука поднялась к горлу, и ее пальцы сомкнулись на медальоне, который она носила на шее на шелковой ленте.
— Не надо, — мягко сказал Жевонс. Она уставилась на него огромными глазами, и он покачал головой. — Не думаю, что Эдорей была бы очень рада, если бы вы проглотили эту таблетку цианида... Ниниан.
Она замерла, едва дыша, и он криво улыбнулся ей. — Я знаю, о чем вы думаете, но подумайте немного усерднее. Если бы Клинтан и Рейно подозревали вас — если бы они знали достаточно, чтобы знать имя, которое дали вам ваши тетя и дядя, — у них не было бы причин заманивать вас в ловушку. Вы бы уже были под стражей.
Она пристально посмотрела на него, краска медленно возвращалась к ее лицу, но она не убрала руку с медальона.
— Это может меняться, — сказала она после еще одной долгой паузы, и ее голос был удивительно ровным в данных обстоятельствах. — Я могу придумать несколько сценариев, в которых обманом заставить меня довериться вам могло бы быть более полезным — по крайней мере, выгодным, — чем просто арестовать меня и задать мне вопрос.
— Уверен, что можете, — кивнул он. — В то же время, я думаю, вы знаете Клинтана лучше, чем других. Рейно, — он слегка пожал плечами, — может быть достаточно хитер, чтобы попытаться сделать что-то подобное. Но Клинтан? — Он покачал головой. — Не в вашем случае. Нет, если он даже начал подозревать о всех документальных доказательствах, которые вы послали Эдорей в Теллесберг. Или, если уж на то пошло, что в первую очередь вы были тем, кто вытащил ее и мальчиков из земель Храма.
Ее глаза сузились от еще одного доказательства того, как много он знал о ней. И он прав, — подумала она с внутренней дрожью, которой не позволила коснуться своих глаз. — Если бы эта свинья Клинтан имел хоть малейшее представление о том, сколько вреда я причинила, я бы сейчас кричала в одной из "допросных камер" инквизиции. И продолжала бы кричать очень долго.
— Хорошо, — сказала она наконец, хотя ее пальцы оставались в контакте с медальоном. — Я предполагаю, что вы действительно от Эдорей. Во всяком случае, — она очень криво улыбнулась, — похоже, нет большого смысла притворяться, что не знаю, о чем вы говорите. Но почему она послала вас? Почему именно сейчас?
— Если быть до конца честным, — осторожно сказал он, — она не посылала меня. Она даже не знает, что я здесь.
— Но вы сказали... — ее рука снова сжала медальон. — Осторожно!
Его собственная рука взлетела с ослепительной скоростью, быстрее, чем она когда-либо видела — или воображала! — человеческая рука могла двигаться. Она сомкнулась на ее запястье, и ее глаза широко распахнулись. Его хватка была почти абсурдно нежной, но с таким же успехом это могли быть стальные тиски. Она дернула его изо всех сил, достаточно сильно, чтобы на самом деле пошатнуться на полшага вперед, и он не сдвинулся ни на долю дюйма.
— Я сказал, что она не знает, что я здесь, Анжелик, — тихо сказал он. — Я также сказал, что она хотела бы, чтобы вы присоединились к ней в Теллесберге. Оба эти утверждения были точными.
