— Что-нибудь еще, что мне нужно знать?
— Всего лишь на целую жизнь, но так оно и есть. Просто следи за сеткой и постарайся предугадать градиенты дрейфа до того, как они подкрадутся к вам незаметно. Ты должен заметить группировку линий сетки. Время отклика корабля невелико, поэтому убедись, что ваши управляющие сигналы малы и дискретны, давая кораблю время ответить на управление, прежде чем вносить следующую коррекцию.
— Теперь ты говоришь на языке, который я почти понимаю.
— Ты когда-нибудь летал за пределы атмосферы?
— Я так не думаю, — сказал Флойд.
— Раньше он плавал на траулере, — сообщила Оже. — До этого, я думаю, он водил какие-то баржи. Это своего рода лодки, — добавила она.
— Эти баржи быстро реагировали? — спросила Скеллсгард.
— Нет, — сказал Флойд. — На самом деле им требовалось около морской мили, чтобы сбавить скорость. И вы должны были предвидеть каждый изгиб реки задолго до того, как увидели его.
— Иначе вы бы ободрали борта, — сказала Скеллсгард, одобрительно кивая. — Ну, все, что вам нужно сделать, это думать об этом корабле как о большой старой барже с некоторыми необычными характеристиками, а о стенах туннеля как о берегах, которые ты действительно, действительно не хочешь царапать. Ты можешь взять это в толк?
— Могу попробовать, — сказал Флойд.
— Тогда, может быть, ты все-таки сможешь вернуть этого ребенка домой целым и невредимым.
Флойд пожал плечами, позволяя джойстику вернуться в центральное положение. Скеллсгард прилагала большие усилия, чтобы казаться оптимистичной, но ее жизнерадостность была тоньше бумаги. — Послушайте, — начал он, — если вы разговариваете с нами сейчас, почему бы вам не поговорить с нами всю дорогу домой? Знаете, как парни в башне разговаривают с самолетами в кино, когда у пилота сердечный приступ, а за штурвалом какой-то бедняга Джо?
— Мы теряем эту связь, как только запускаем корабль в туннель, — сказала Оже. — Она будет отключена от эфира, пока мы не прибудем на другой конец.
— Но я буду ждать вас, — сказала Скеллсгард. — Я все еще могу следить за состоянием связи, даже если не могу с вами разговаривать. Не думаю, что кто-нибудь из нас сможет как следует выспаться в ближайшие тридцать часов.
— Не беспокойся о нас, — сказала Оже. — Мы доберемся домой сухими и невредимыми. Просто убедись, что у тебя блестят глаза, когда мы выйдем с другого конца. Мне понадобится другой корабль, подготовленный к немедленному возвращению, и робот, готовый управлять им.
— Мне казалось, что тебе нужна медицинская помощь.
— Я говорю не о себе. Флойд не может остаться с нами на другой стороне. Нам все еще нужно вернуть его в Париж.
Скеллсгард кивнула. — Да, давайте попробуем сдержать ущерб, не так ли?
— Я полностью за локализацию повреждений, — согласилась Оже.
— Я тоже, — сказал Флойд. — Но почему у меня такое чувство, будто я причиняю вред?
— Скеллсгард, — сказала Оже. — Послушай меня. Мне кажется, я знаю, почему Сьюзен должна была умереть. То, что они строили в Германии? Я думаю, это были детали для резонансной антенны на гравитационных волнах.
— Ммм, — сказала она, нахмурившись. — Расскажи мне еще.
— Три сферы, разбросанные по Европе, охлажденные близко к абсолютному нулю и настроенные на колебания, если через них проходят гравитационные волны.
— Ты говоришь, что таких вещей три?
— Одна в Берлине, одна в Милане, одна в Париже. Думаю, они используют три для отсеивания фонового шума: любой сигнал, зарегистрированный всеми тремя из них, должен быть значительным.
— Три также дали бы вам представление о направлении, если бы у вас были достаточно точные часы на всех трех объектах.
— Может быть, у них это тоже есть.
— Это все еще сложно, Оже. Вам пришлось бы подвесить эти штуковины в вакууме и подключить несколько довольно чувствительных акустических усилителей, прежде чем у вас появилась бы хоть малейшая надежда извлечь из них что-нибудь полезное.
— Но все это, по крайней мере, возможно с использованием технологии E2, с некоторыми уточнениями. Это намного проще, чем создать что-то вроде лазерного интерферометра или орбитальной испытательной установки, когда еще никто не изобрел лазер или искусственный спутник.
— В этом ты права. Ты знаешь о Вебере? Парень примерно из того же периода времени, что и E2. Он соорудил барометрический детектор при комнатной температуре, используя кусок цельного алюминия. Тот же основной принцип.
— Это сработало?
— Не совсем. Это было недостаточно чувствительно. Но принцип был разумным, и он проложил путь к охлаждаемым резонансным детекторам, которые действительно заработали примерно пятьдесят лет спустя.
— Кто-то здесь поторопился, — сказала Оже. — Они построили один такой, возможно, даже эксплуатировали его.
— Как думаешь, кто за этим стоит?
— Слэшеры. Те же самые, которые, должно быть, прошли через переход во время оккупации Фобоса. По крайней мере, они являются частью этого.
— Но почему? Какой в этом смысл? Мы можем провести всю необходимую нам гравитационную астрономию, находясь вблизи реальной Земли.
— Дело не в астрономии, — сказала Оже. — Я думаю, это связано с триангуляцией.
— Не успеваю за тобой, Оже.
— Подумай об этом. Никакое электромагнитное излучение не может проникнуть через оболочку АКС, а это означает, что нет никакого способа определить реальное местоположение E2 в галактике. Но гравитация — это другое. Это просачивается насквозь. Теперь то же самое происходит и с нейтрино, но создать направленный детектор нейтрино, по крайней мере, так же сложно, как построить направленную антенну на гравитационных волнах, и гораздо сложнее скрыть это от посторонних глаз.
— Но почему... О, подожди. Теперь понимаю. Вы устанавливаете эту штуковину и начинаете искать известные источники гравитационных волн. Яркие короткопериодические бинарные системы: двойные вырожденные звезды на спирали смерти, что-то в этом роде.
— Да, — сказала Оже. — Вы улавливаете их резонансные частоты, которые так же уникальны, как отпечатки пальцев. Вы измеряете, насколько они сильны, и с помощью трех сфер можете вычислить, с какой стороны они исходят. Вы складываете кусочки воедино, обрабатываете некоторые данные, и у вас получаются...
— Физические координаты АКС, — выдохнула Скеллсгард.
— Возможно, они у них уже есть, — сказала Оже.
— Но почему? Зачем кому-то впутываться во все эти неприятности?
— Потому что они очень сильно хотят его найти, — сказала Оже. — Со стороны.
— Господи, — сказала Скеллсгард. — Что они на самом деле думают делать с этой информацией?
— Вот это-то меня и беспокоит. Послушай, может, это и ерунда, но по какой-то причине Сьюзен написала "серебряный дождь" в одном из писем, которые она намеревалась отправить Калискану.
Скеллсгард несколько секунд ничего не говорила. — Иисус в квадрате. Ты уверена?
— Я думаю, что они, возможно, пытаются ввести его в АКС. Это нанооружие, поэтому оно не может пройти через цензуру. Это оставляет им только один вариант: найти АКС и просверлить в нем дыру.
Скеллсгард выпустила воздух через поджатые губы. У нее больше не было ни ругательств, ни ненормативной лексики. — Кому я должна сообщить, как ты думаешь? Ты полагала, что у Сьюзен были некоторые сомнения относительно того, кому она могла доверять.
— Думаю, она была права. Конечно, я рискую, даже говоря с тобой. Теперь я собираюсь пойти на еще один риск и предложить тебе как можно скорее доставить эту информацию Калискану.
— Сделаю все, что смогу. Как я уже сказала, на этом конце трубы все идет не совсем так, как обычно.
— Я слышу тебя — просто делай все, что в твоих силах. А пока посмотрим, сможете ли вы проверить осуществимость моей маленькой теории. Может быть, тут какая-то загвоздка; может быть, это вообще не может быть гравитационно-волновая антенна.
— Я займусь этим делом, — сказала Скеллсгард. — По крайней мере, это позволяет мне отвлечься от плохих новостей.
— Рада быть полезной.
— Береги себя, Оже. Я все еще у тебя в долгу.
Через тридцать минут корабль был подготовлен — как выразилась Оже — и готов к отправлению. Люлька повернула весь аппарат на 180 градусов, так что из окон кабины, обращенных вперед, открывался вид на стеклянную шахту, которая проходила от главного пузыря к стенке камеры. За пределами шахты стены стали зеркальными, сходясь не в бесконечность, а в своего рода радужную оболочку. Робот высадился, крадучись удаляясь, извиваясь, как личинка, своим телом, похожим на жемчужное ожерелье. Сейчас Флойд вообще не мог этого видеть, но Оже заверила его, что он позаботится о деталях их отъезда, управляя сразу несколькими столами.
— Скеллсгард? — спросила Оже со своего сиденья в левой части кабины. — Ты все еще на линии?
— Все еще здесь... — На мгновение ее голос сорвался на отрывистое стаккато, как будто они слышали отрывки ее сообщения не по порядку. — ...но, возможно, тебе захочется отчалить скорее раньше, чем позже. Условия становятся серьезно неоптимальными.
— Разве нам не следует переждать? — спросила Оже.
— Ты будешь в относительной безопасности, как только пройдешь горло.
— Почему она не вселяет в меня уверенность? — спросил Флойд.
— Не бери в голову, — сказала Оже. — Робот, у тебя готова последовательность инжекции?
Пронзительный голос машины заверил ее, что все готово. — Стабильность в горле локально оптимальна, — говорилось в нем, что бы это ни значило.
— Ты пристегнулся, Флойд?
— Я готов.
— Это будет настоящий кайф. Будь готов. — Затем она повысила голос. — Хорошо, робот, вводи нас, когда захочешь.
— Инжекция через пять секунд, — сказал аппарат.
Впереди открылась радужная оболочка. Флойд прищурился от интенсивного, мутного блеска, который лился между открывающимися лезвиями. Свет странными серповидными узорами струился по зеркальной шахте. Откуда-то из-за корабля усилились механические звуки, и он услышал последовательность глухих ударов и лязганья, как будто какие-то огромные часы готовились к бою.
— Три секунды, — сказал робот. — Две. Одна. Инжекция.
Ушибленный позвоночник Флойда протестующе вопил в его мозгу. Он чувствовал себя так, словно семейство горилл разыгрывало упражнения на ксилофоне на его позвонках. Он начал что-то говорить, какой-то бесполезный стон животного дискомфорта, а потом обнаружил, что у него нет сил говорить; даже его легкие, казалось, сжимались, как кузнечные мехи. Его голова и шея вдавились в ремни безопасности, и он почувствовал, как по подбородку потекла слюна. Его зрение потемнело вокруг центрального яркого пятна.
Они двигались.
Они двигались так быстро, что их даже больше не было в камере. Они уже миновали стеклянную шахту и отделанную зеркалами часть туннеля и мчались через сердце открывающейся радужной оболочки навстречу невообразимой ярости света за ее пределами.
Вот тогда-то все и стало по-настоящему неровным.
Давление, вдавливавшее его в спинку сиденья, ослабло, и на смену ему пришло мечтательное ощущение легкости в животе, как будто они падали, но теперь корабль кренило из стороны в сторону, каждое резкое движение сопровождалось зубовным скрежетом разрушаемого металла. Флойд подумал, что именно таково это — проскальзывать мимо айсберга на океанском лайнере. Он представил, как куски корпуса корабля отваливаются в яркое пекло того, через что они летели.
Он больше не считал вероятным, что это был туннель под Парижем. Или даже туннель под Атлантическим океаном.
— Сейчас я закрываю щиты, — сказала Оже. — Вид не слишком помогает. Особенно после десяти часов этого наблюдения.
Она прикоснулась здоровой рукой к кнопке управления над головой, и железные веки опустились на окна. Включилось внутреннее освещение, окутав все вокруг сдержанным сиянием. Флойд наблюдал за рисунком сетки, его рука была готова сомкнуться на джойстике.
— Я пока присмотрю за этим, — сказала Оже, берясь за аналогичный пульт на своей стороне кабины. — Ты можешь смотреть и учиться.
— Есть пара вопросов, которые мне действительно нужно задать, — сказал Флойд.
— Хорошо, — сказала Оже. — Думаю, ты это заслужил.
— Куда ведет нас этот туннель?
— Он доставит нас на Марс, — сказала Оже. — В частности, на Фобос, один из двух естественных спутников Марса.
— Значит, это все-таки было не кодовое слово.
— Нет, — сказала она.
— Я разобрался с этой частью, чего бы это ни стоило. Я также решил, что не думаю, что ты марсианка.
— Да, это не так.
— Но ты тоже не из Дакоты.
— Нет, Дакота была ложью. Но я из Соединенных штатов. — Она одарила его нервной улыбкой. — Просто не тех, о чем ты подумал, хотя, полагаю, ты мог бы назвать их дальними политическими родственниками.
— А как тебя зовут?
— Эта часть была правдой. Меня зовут Верити Оже, и я гражданка Соединенных штатов ближнего зарубежья. Я научный сотрудник Совета по древностям. Я родилась в орбитальном сообществе Тэнглвуд в две тысячи двести тридцать первом году. Мне тридцать пять, я разведена, у меня двое детей, которых я вижу не так часто, как следовало бы.
— Странно то, — сказал Флойд, — что я ни на секунду в тебе не сомневаюсь. Я имею в виду, какое еще может быть объяснение?
— Ты, кажется, очень спокойно относишься к этому, — сказала она.
— Учитывая все, что я видел, единственное возможное объяснение заключается в том, что ты путешественник во времени.
— А, — сказала Оже. — Видишь ли, в этом-то и проблема. Я имею в виду, что путешествия во времени здесь определенно замешаны, но не совсем в том смысле, в каком ты думаешь.
— Это не так?
— Нет. Но ты наполовину прав. Видишь ли, один из двух человек на этом корабле — путешественник во времени. И это не я. Хочешь, чтобы я продолжала?
— На мгновение мне показалось, что я тебя раскусил, — сказал Флойд.
— Шаг за шагом, — сказала ему Оже. Затем из какой-то части приборной панели раздался визг, и дюжина красных лампочек начала мигать синхронно. Оже прикусила губу и отодвинула джойстик в сторону. Флойд почувствовал, как корабль накренился: тошнотворное ощущение, словно автомобиль врезался в лед.
— Это было... как она это назвала? Разбить?
— Да, это был сбой программного обеспечения, — сказала Оже. Она щелкнула рядом переключателей, затем откинула стеклянную крышку и нажала большую красную кнопку. — И это последовательность перезагрузки, так что будь внимателен.
— Мы только что отправились.
— Я знаю, — сказала она. — У нас есть еще тридцать часов, чтобы справиться с этим. Думаю, что поездка домой будет намного интереснее, чем я надеялась.
ДВАДЦАТЬ ВОСЕМЬ
Они находились в пути уже шесть часов. Поначалу система наведения отказывала два или три раза в час, но затем поездка стала убаюкивающе плавной, лишь изредка случались резкие повороты. Они слегка перекусили заранее упакованными пайками (еда была упакована в пакеты из фольги без маркировки, которые, к очевидному восторгу и восхищению Флойда, автоматически подогревали пищу при их открытии), и Флойд исследовал крошечный, интимный микрокосм туалета с его устрашающими методами сбора отходов жизнедеятельности организма в условиях невесомости. Оже спросила, не укачивает ли его, и он честно ответил, что ничего не чувствует.
