— А все равно — не понимаю.
— Ну, тогда — пример. Работала у нас в клинике молодая, красивая буфетчица. Не смейтесь, я понимаю, что обычно буфетчицы — низенькие и полные — а эта как раз наоборот. Очень красивая была — по всем статьям. Доброжелательная, общительная, но в моральном плане — скала.
Почему-то на работу она брала с собой своих сыновей. Вот ее старшенький и ухитрился, на кухне помогая, засунуть руку в новокупленную немецкую мясорубку. Немцы потом были в шоке — их агрегат был гарантирован от такого, но кисть тем не менее мальчишке смололо. От фирмы ему устроили поездку в Германию, и протез сделали суперский — механика-электроника реагировала на сжатие остатков мышц и пальцы протеза сжимались и разжимались как настоящие. Одна беда — мальчик растет, значит протез надо менять периодически.
Ну, вот как-то на эту тему мы с ней и общались — я по образованию-то педиатр, потом на взрослых перешел.
Немного позже узнал от нее, что муж страшно ревнивый и потому ей приходилось детей на работу с собой по его настоянию таскать — он был уверен, что она не столько работает, сколько трахается с любовниками. Травму сына он тоже интерпретировал по-своему — дескать она так подсуропила, чтоб сын не мешал трахаться с любовниками.
Меня это удивило. Спрашиваю осторожненько: а он в норме вообще-то, муж-то?
Нет, уже лежал в психушке. С бредом ревности. И пытался покончить с собой — в окно пытался выпрыгнуть, да она не дала. Я ей — мол, развестись бы вам. Она удивилась — по ее мнению ревнует — значит любит...Какая же любовь без ревности?
Ну, ладно. Дело к майским праздникам. Отмечаем значится это дело — сугубо после работы — и она подошла посоветоваться — дескать, вот что ей делать. Муж совсем сам не свой, но просит ее не сдавать его опять в психушку. Почесали мы репы — да так ничего и не решили, что сказать. С одной стороны — лучше б этому Отелло — в психушку. С другой стороны она его любит, жалеет, он — судя по дикой и дурной ревности — ее тоже обожает, дети опять же, праздники... С тем и разошлись.
Я взял за свой счет несколько дней и поехал на "Вахту" — собирать останки наших бойцов. Возвращаюсь — мужики какие-то кислые. Спрашиваю их:
— Что случилось?
— Ну, ты на похороны ездил и мы тоже.
— Что такое? Кто?
— Свету муж зарезал. При детях. А хоронить некому было — вот клиника и впряглась...
Я так и сел.
А через пару месяцев встретился со своей однокурсницей — хорошая девчонка, но вся в психологии и психиатрии, аж никакой личной жизни — хотя милая такая.
Спросил ее насчет этой ситуации.
А она очень удивилась.
— Это ж говорит — азбука. Бред ревности — в типовом виде — именно таков. И сначала попытка самоубийства характерна, а в случае если жив остается — ну или жива, если пациентка — то обязательно постарается объект убить.
— То есть как Отелло?
— Именно. Отелло — четкая картина сумасшествия с бредом ревности. Хоть историю болезни пиши. Токо вроде у него не было компоненты с самоубийством. Давно читала. Да вроде и там что-то такое он думал...
— Но она же себя вела очень сдержанно!
— А сумасшедшим это без разницы. Он был уверен, что жена неверна — и точка. Дездемону придушили тоже без разбирательств.
— Ну а как тогда с тем, что без ревности не бывает любви?
— Чушь! Хороша любовь, когда при детях ножом кромсают насмерть...
Вот и судите, Семен Семеныч — как бы дело повернулось, если б я эту информацию имел, когда она перед Первомаем к нам подошла посоветоваться?
— Может вы и правы...
— Снимать панорамно — скорость снизить — мы на прицеле — заявляет Саша, ведомый духом из "Длинного уха".
— Чей прицел?
— Тут вояки стояли — похоже, что они — вон на пешеходном переходе явно пулеметное гнездо. Да и место вкусное — складская зона Парнас... тут все что угодно есть.
Снимаю, что вижу, и на что показывают спутники.
Впрочем, нас не останавливают, едем беспрепятственно.
И оживленно здесь — совершенно неожиданно. За весь день мы и сотни машин с живыми не видели — а тут и грузовики и БТРы и люди. Видим, что со складов вывозят, кто во что горазд. Мертвяки угомонено лежат на обочинах дорог, таких, чтоб активно передвигались — не вижу. Да и упокоенных -то мало. Стрельба идет — но не суетливая, без перестрелки. И что непривычно — редковатая какая-то.
Несколько стрелковых гнезд на складских крышах.
Парные патрули.
Но опять же не чистые военные — а всякие разные люди. Ну да последнее время и у военных самый разношерстный камуфляж был — что на складах залежалось, по принятия на вооружение юдашкинского милитари-гламура. Вот интересно — камуфло какое он придумал? Не иначе голубовато-розоватых тонов с бантиками и рюшечками...
— Саша, спроси Старшого — с этими военными контакт заводить будем?
Оказывается — не будем. Кронштадтские и сами тут отовариваются и это зона в принципе им известна более — менее. Союз не сложился, но некое взаимодействие место имеет быть.
И отлично — меньше раненых притащу на хвосте.
Спина затекла, задница — словно кто напинал кирзачом, голова тяжелая...
Скорее бы Кронштадт.
Да и тут вроде всякие военные уже есть, хоть немного — но есть. А вот крупных жилых кварталов — нет. Поселки — старые деревенского типа и коттеджные — таких толп зомбаков не дают. Уже легче.
Дорога отличная, прямая, брошенные машины выкинуты нахрен с полотна — в общем — все отлично. Еще раз видим кучу гипермаркетов — рядом у дороги. И тоже тут уже более-менее порядок.
Что удивляет — и тут пара висельников на ветру сохнет. Мда, вот бы развернулись правозащитники. Те же "Гумын Рэтс Вотч". Последнее их резюме тронуло до слез — оказывается арест Ходора — страшное нарушение человеческих прав...
Даже странно, что когда в Ичкерии в начале 90х — как всегда, когда государство у нас слабеет — бравые ичкерийцы устроили русскоязычным резню со своими национальными прибаутками — ни одна вша из этих правозащечников не пукнула даже на тему резни, этнической чистки и геноцида этих самых русскоязычных (так и вертится на языке "русскоязычные членистоногие") — зато когда туда сунули недомордованную еще к счастью армию — несмотря на все уверения либералов таки оказавшуюся нужной — вот тогда вой с лаем был до небес... После этого у меня лично к правозашитныкам — сугубое отношение...
Немного интересно — что ж эти линчеванные такое устроили, что их подвесили сушиться? Хотя, какая разница...
Уже на автомате снимаю и этот узел снабжения.
Похоже, что уже вышли на прямую финишную. Движение тут достаточно оживленное. Правда, несутся все как оглашенные, что туда — что оттуда. Мы же сохраняем величавый неспешный темп. Ну да наши в простреленных УАЗах небось вмерзли уже до синих носов.
— Стоп колонна — неожиданно командует Саша, репетуя ожившую рацию.
— Чт сл..? — надо же — а ведь задремал и аж слюни пустил, вот ведь стыдоба.
— Пока просто стоп. Сейчас уточнят.
Вывернув голову вижу, что Николаич и Сергей подходят к краю дороги. Смотрят в бинокли. А подходили-то враскоряку — тоже устали уже.
Старшой подносит рацию ко рту и Саша тут же оживает:
— В поле метрах в трехстах от дороги стоит БТР, видимо брошенный. Грех не прибрать, если исправен.
— Каким составом идем?
— Всей группой — плюс Семен Семеныч. Охранять остаются приданные и примазавшиеся. Камеру не забыть — мало что там... Чтоб потом не заявили, что де пристрелили экипаж и злостно исхитили.
Не было бабе печали — нашла баба в поле БТР...
И чего ему в поле стоять — ежели вешь хорошая — то с чего это ему стоять в поле...
Не трактор же...
Ветерок со снежком после теплой кабины вызывает какое-то судорожное зевание, от которого все тело дергается и глаза слезятся. Подходим к Николаичу. Вижу, что также идут Дима с Вовкой. Из машин вылезло несколько человек — организуют охрану колонны.
Когда подхожу, Николаич в рацию уговаривает Надю не лезть с нами.
Строптивая медсестра в конце концов внимает доводам разума — и остается.
Когда начинаем выбираться с дороги на поле подбегает веснущатый из БТР.
— Командир сказал, что если что не так пойдет — ложитесь — мы из КПВТ врежем!
— Спасибо. А по нам, лежачим — не влепите сгоряча?
— Не, командир сам за пулемет встал.
— Ладно, учтем...
Здесь выбраться с кольцевой не проблема — город закончился и потому кольцевая, как и положено нормальной дороге лежит на земле, а не зависает на высоте трехэтажного дома на столбах — колоннах...
— А вы обратили внимание, что поснимали много шумозащитных экранов? Раньше — то как в тоннеле едешь, а сейчас обзор открыт?
— Сектор обстрела чистили. Не иначе. Да и экраны эти — материал хороший.
— Для чего, интересно?
— Да для чего угодно — я бы на даче у себя легко нашел применение.
— Разговорчики отставить! И держитесь левее — не забывайте про тяжелый пулемет за спиной!
Вроде как наш строй называется "косой уступ", если не путаю. Во всяком случае, идем цепочкой, но не гуськом и не шеренгой — так получается, что у каждого сектор обстрела чистый. И я могу снимать не спины товарищей, а все тот же БТР.
— Ты комментируй — подсказывает идущий рядом опер.
— А что комментировать — и так ясно.
— Это тебе сейчас ясно, а когда будут смотреть посторонние, да через месяц — ничерта ясно не будет.
— И что мне комментировать?
— Да все подряд! Время действия, место, состав группы, цель визита к БТР, сам БТР — вид камуфляжа, бортовой номер, повреждения и так далее — включая, куда он смотрит рылом и куда повернулся задом.
— Ну, кому это все нужно?
— Если уж делаешь что — так делай хорошо. Все равно ж ты не стрелок сейчас!
Приходится бормотать все то, что опер предложил. Потихоньку втягиваюсь. Вообще-то я понимаю, что он прав — так делают при всякой видеозаписи с места событий грамотные люди. Положено так. А то потом смотришь такое видео с места событий — камера дрыгается, а снимающий верещит что-то среднее между "твоюмать!" и "божежмой!"
Чем ближе подходим, тем больше становится бронемашина. Наконец ее гробообразный бок занимает все поле видоискателя. Соответственно сообщаю видеокамере, что с левого бока БТР не имеет видимых повреждений, левый бок БТР покрашен равномерно зеленой краской, номеров и условных обозначений не имеет.
Скашиваю взгляд на опера — как он отреагирует на подначку. Но у него физиономия совершенно невозмутима. Вспоминаю, как он себя вел при осмотре места происшествия несколько часов назад и понимаю, что зря тратил порох — потому как он сам ровно точно так же описывал машину. Также отмечаю, что бортовой люк закрыт, открыт только люк сверху — то ли мехвода, то ли командира.
Окликает Николаич. Просит аккуратно обойти кругом агрегат. Остальные собрались в шеренгу с кормы машины. Оружие уже давно приготовлено к бою и стрелки — как взведенные пружины.
Уже втянулся в это дело, потому без внутреннего сопротивления отмечаю, что и носовая часть и правый борт также покрашены не в розовый или бирюзовый цвета, а как раз наоборот — все в тот же зеленый, что повреждений видимых не обнаруживаю и что корма выглядит соответственно левому и правому бортам. Десантный люк и с правой стороны закрыт. Ствол башенного КПВТ задран почти вертикально. Что еще добавить — внешне выглядит совершенно нормально.
По той же окружности, соблюдая боле-мене безопасное расстояние, возвращаюсь к мужикам.
Судя по всему, пока я ходил — тут уже распределили роли.
Поэтому снимаю, комментируя, что две пары стрелков взяли на прицел десантные люки по бокам машины (ну это-то и я понимаю — снаружи скорее всего у боевой машины люки хрен откроешь без специального ключа, да и у восьмидесятки боковые люки наполовину откидываются так, чтобы прикрыть десантников от огня спереди этаким щитом, а вторая половина — падает вниз и служит порогом — подножкой.) Трое лезут на крышу бронетранспортера. Николаич стучит по броне прикладом и громко орет:
— Эй! Есть кто живой внутри? Отзовись!
Продолжаю комментировать каждое телодвижение — и поясняю камере, что старший группы только что стуком приклада по броне и голосом пытается войти в контакт с находящимися внутри БТР людьми... Ну типа вдруг мужики собрались на пикничок и сейчас там квасят, а мы помешаем...
После этого Серега ложится на броню и прикладывает к стылому железу ухо.
Пожимает плечами, насколько это возможно в такой ситуации.
Опять слушает.
Встает.
Вся троица, аккуратно держа на прицеле люки — и открытый и закрытый впереди и десантные верхние. Николаич что-то говорит Семен Семенычу. Тот забирает с брони лопату. Что-то делают там с лопатой, не вижу.
— Люки закрыты — так они сейчас их предохраняют от того, чтоб кто изнутри вдруг распахнул на полный мах — поясняет стоящий рядом Вовка.
Трое наверху продвигаются к башенке. Стопорятся.
— Ага, сейчас надо в люк смотреть, а черт его знает, что оттуда выскочить может — поясняет Вовка.
— Володь, подгони — ка сюда ментовский УАЗ! — кричит сверху Николаич.
Мой сосед шустро припускает в сторону дороги. Пока он не подъехал — Старшой еще несколько раз кричит свою текстовку, а Серега слушает, прижимаясь ухом к железу... Практически одновременно с подъехавшим УАЗом Серега уверенно говорит:
— Внутри есть шевеление! Шуршит кто-то.
Вовка подпирает задом УАЗа левый бортовой десантный люк. Теперь его хрен распахнешь.
Вылезает из машины. Под указанием Николаича группа перестраивается.
— Володь, загляни в лобовое — посвети фонариком! Если кто в люк прыгнет — скатывайся на землю и под прикрытие носа. Остальным внимание!
Подбираюсь поближе. Наш универсальный водитель вскарабкивается на БТР спереди и, подсвечивая себе фонариком, заглядывает через ветровые стекла в салон БТР, благо бронезаслонки подняты в походное положение.
— Фонарик слабый. Не видно нихрена!
— Что и водительское место не видно?
— Водительское пустое. На стекле есть брызги чего-то похожего на засохшую кровь.
Стоящий слева от Николаича Саша вынимает из кармана свой фонарик, но Николаич мотает головой. Тогда Саша вытягивает откуда-то с правого борта двуручную пилу, вешает на ручку пилы фонарик и аккуратно начинает опускать в открытый люк эту конструкцию.
— Бля! — орет Вовка, скатываясь с брони — Идет!!!
Саша одновременно дергает пилу из люка и пока пила, взблескивая фонариком и певуче звеня, брякается на крышу, перехватывает со спины короткую помповушку из еще тех — магазинных запасов.
Практически в это же время в люк высовывается что-то похожее на большую грушу и получает в эту самую грушу со всех сторон из всех стволов, аж ошметья летят.
Груша моментально скрывается в люке.
Но я уверен, что по ней попали все, кто стрелял. А еще мне показалось, что это была странная, карикатурная — но определенно человеческая голова. Помнится так французские ехидные карикатуристы изображали своего короля — Луи Филиппа. Вроде как и не король, но всем ясно, что такое — груша в карикатуре...
