— Это трофей, — отрицательно качнула головой, выпрямляясь и бросая тряпку на древко швабры. — Ты проиграл мне дважды — плата достойная.
— Мы спасли тебя и твоего лейтенанта, — он прищурился, приподнимая бровь.
— Я член вашей команды, — показала язык, после отвернулась, налегая на швабру и размазывая воду и пыль по палубе. — Да и спасали вы нас всем табором, а победила я тебя.
— Наглости тебе не занимать... — фыркнул он. Раздался едва слышимый шорох бумаги, после щелчок зажигалки. Потянуло табаком — вновь закурил.
— Ну, у меня хорошие учителя, — широко улыбнулась, пытаясь оттереть особо въевшееся пятно. Кажется, кто-то тихонько заливал за воротник, пока нас не было, а мне теперь приходилось убирать последствия.
— Что думаешь на счет Трафальгара? — протянул мужчина, выпуская сильную струю дыма.
— С каких пор мое мнение тебя волнует? — повернулась к нему лицом, не отрываясь от работы и морщась от едкого запаха. Какая дрянь, однако.
— Ты часть моего дивизиона, так что мне решать, у кого и что спрашивать, — пожал он плечами.
— Я дозорная, не забыл? — выпрямилась, опираясь на швабру.
— Отец принял тебя в семью, так что ты — часть команды, — бесхитростно парировал он, после перевел задумчивый взгляд на дымящийся окурок.
— То есть, если я наведу тут Дозорный шухер, всю вину ты свалишь на капитана, который и принял такое судьбоносное решение?! — неверяще уставилась на него, отдаленно чувствуя, что ответ мне может и не понравиться.
— Смотря какой, — сталь потемнела, но, к удивлению, угрозы, как в начале нашего знакомства, не понесла. — Устроить что-то грандиозное, почище замены флага, вряд ли сможешь — у нас тут таких большая часть команды. Если просто сбежишь — иди. Не держим.
— А если отниму жизни? — рискнула я.
— Убью, — спокойно бросил он. — Кровь за кровь.
— То воля не людей, а богов, — криво усмехнулась, возвращаясь к мытью палубы. Все с вами ясно — люди, однако. Не звери. А жаль.
— Откуда слова? — отбросив окурок щелчком в море, он облокотился на фальшборт, любопытно глядя на меня.
— Песня была. Из моей страны, — откинув лезущую в глаза челку, отозвалась. — Кровь за кровь — то воля не людей, а богов. Смерть за смерть. Ты должен не роптать, а терпеть. Здесь твой Ад. Ты знаешь — нет дороги назад, — напела я. — Там и дальше есть строчки, но эти хорошо запомнились, — пояснила.
— Красивые слова, — задумчиво кивнул он. — Сильные.
— Ну, песни этого исполнителя действительно сильные. И, точно! Ты умеешь петь и играть на гитаре? — чувствуя, как внутри разгорается нечто позабытое, требовательно уставилась на Феникса. Тот, кажется, даже немного удивился, вновь вскинув высокую бровь.
— Предположим — да, — осторожно кивнул он.
— Тогда... Тогда, если я напишу тебе слова пары песен и попробую напеть — сыграешь? — подалась вперед, почти с мольбой глядя на него. С таким-то голосом, да те, что я хочу!..
— Ну, хорошо, — похоже, он просто решил не спорить, а я, широко улыбнувшись, принялась с еще большим усердием натирать доски, стараясь закончить быстрее. Феникс, кажется, несколько оторопел, глядя такой энтузиазм с моей стороны.
Эта птичка будет петь! И пара ее песен меня просто вытащат из глубин той депрессии, что преследует с первого дня пребывания в этом мире. Сколько не живи тут, а дом и то, что окружало в нем, жалящей тяжестью сидело внутри, время от времени, когда случались ассоциации, тьмой расползаясь в стороны и душа.
Только уже вечером, когда бедный, а тут даже я соглашусь, что он бедный, комдив был пойман мной в темном углу, я смогла насладиться первыми, знакомыми до боли, аккордами песен. И, если сам музыкальный слух у меня был, что, кстати, крайне удивило, так как мама часто жаловалась на то, что на моих ушах медведь румбу танцевал, то голос был крайне непоставленным. Бедный птах одомашненный, хмурился и сжимал зубы, когда я старалась напеть нужный мотив, еще попутно объясняя, когда стоит играть на всех струнах, а когда только на паре, мягким перебором. Уяснивший суть и через полчаса свободно играющий минус, мужчина спешно вытолкал меня наружу, восвояси, клятвенно заверив, что все хорошо запомнил и, продемонстрировав мне помятый листик, исписанный моими каракулями, просто-таки поклялся, что не потеряет его.
Я весь день вспоминала эти тексты, которые, когда не надо, всплывали просто от одной левой мысли... Даже пару листков бумаг нечаянно сожгла, особенно когда за спиной пару раз прошел Трафальгар, тихо хмыкающий себе под нос и сопровождаемый парой девушек с планшетами, что-то быстро записывающих в них.
Так, эту команду пытаюсь переманить на свою сторону я! Мне тут конкуренты не нужны.
Трафальгар обосновался в каморке по соседству с моей, где ему спешно расчистили пространство, перетянув все лишнее ко мне. Мне оставалось лишь, сжав зубы, осторожно переставить элементы непонятной аппаратуры подальше от кровати, чтобы ненароком не задеть или, что страшнее — воспламенить. Только окрыленные новым увлечением бабы, могли сгрузить в огнеопасный отсек несколько десятков литров чистого спирта...
Завалившись на койку, резко зашипела, подскакивая — давит. Заглянув под матрац, не скрывая удивления, почти тут же перерастающего в тихий смех, вытащила наружу небольшой ананас, закутанный в фиолетовую рубашку — у Феникса, кажется, этих рубашек был целый шкаф. Одинаковых.
Отложив элемент гардероба в сторону, откинулась обратно на подушки, заставляя кровать скрипнуть, а прислоненный к ней штатив под капельницу закачаться. Повертев в руках еще чуть зеленый плод, задумчиво уставилась на хохолок, отстранено сравнивая. Вот чисто гипотетически, прибьет, если подгоню ему, в качестве подарка и благодарности за помощь?
Впрочем, нет. Не так. Не то.
Отложив плод в сторону, на тумбу, довольно потянулась, и, повернувшись на бок, задумчиво уставилась на отброшенную до этого рубашку. Протянув руку, осторожно коснулась, проводя по прохладной ткани и отдаленно ощущая под пальцами переплетение ниток, местами выбившихся наружу. Давно носит... Даже в темноте, пусть и с ночным зрением, не смогла не заметить пару аккуратно заштопанных дыр, да, пришитые обратно пуговицы, каждая нитками другого цвета. А ведь логии, по идее, вместе с одеждой деформируется. Или к нам, мифическим зоанам, пусть и с силами огня, это не применимо? Не знаю — запуталась.
Развернув закатанный рукав рубашки, задумчиво отметила чуть более насыщенный цвет материи. Развернув для симметрии второй, не смогла сдержать уже куда более громкого смеха — пара пулевых отверстий была умело спрятана в складках. Что ж, нараспашку из-за знака-клейма носит, а закатанные, потому что кто-то поленился залатать.
Кстати, мне там кучу барахла на латание принесли — надо будет с утра заняться. К счастью, всего лишь на один дивизион — народ был удивительно слаженным и расформированным. Команда делилась на дивизионы под началом командиров. А в дивизионах и часовые были, и дежурные на камбузе, и ребята на мытье палубы, и прочая, прочая. Крайне организованный и слаженный коллектив, в котором, однако, не было дедовщины, а была действительно настоящая семья. Прогуливаясь днем по кораблю, в свободное время, часто замечала то, что кто-то из старшего звена что-то рассказывал собравшимся вокруг младшим, иногда показывал. Уважение, понимание, любовь — та самая, которую питают родители к своим детям. Одним отцом для всех был Белоус, но он был не единственным. Командиры для подчиненных, старшие для младших. Отцовское тепло было не только в золоте большого человека. Оно было разноцветным и куда всеобъемлющим. Оно было везде, где встречался знак Белоуса. И оно несло в себе ту частичку воли, которую, в свою очередь, дарил большой капитан.
По старой привычке свернувшись в клубок — жаль только в людском обличии, не в животном, по которому начинала жестоко скучать, уткнулась носом в кисточку хвоста. Рубашка, которую было лень откладывать в сторону, оказалась у живота, приятно грея. Не спалить бы — не знаю почему, но жалко.
От небес к морю и снова ввысь
Внутренний мир встретил меня проливным дождем, грозой и громом. Сидя на кухне, казалось, позабытой уже квартиры, грустно смотрела на чайник, стоящий на плите. Света в доме не было, да и сырость, идущая от старенького окна, начинала расползаться по помещению, ощутимо холодя. Осень, наверное, даже октябрь месяц. А нас не стало где-то в ноябре в этом мире...
Встав с табурета, прошла к печке и крутанула конфорку, по привычке поджигая пошедший газ загоревшимся пальцем.
— Сон, — уверенно кивнула я, пропуская огонь дальше по руке и задумчиво наблюдая за тем, как пламя, увеличиваясь, расползается по телу. — Сон...
В доме никого не было. Во всем девятиэтажном доме на четыре квартиры в пролете. Вообще — Воля молчала, не находя даже последней мыши или таракана. Выглянув в окно, сквозь струящиеся разводы на окне не увидела ничего: ни обычно стоящих машин под подъездом, ни деревьев, ни даже винограда, что рос вокруг окна. Серое марево, будто кроме дома ничего больше не было.
Отойдя от окна, нечаянно, хвостом сбила чайник, опрокидывая его на пол и разливая успевшую немного нагреться воду, которая быстро расползлась по линолеуму. Попавшие на меня брызги медленно зашипели и испарились, добавляя в помещение еще больше сырости — теперь уже теплой. Переведя задумчивый взгляд на плиту, шагнула к ней, открывая все конфорки, но, не зажигая — сами загорятся, когда газ расползется. Неприятно потянуло меркаптаном — надо же, сон, а запахи чувствуются. Выйдя в коридор, прошла в зал, с нотками ностальгии обводя взглядом заправленный пледом диван, стол у окна, телевизор, оружие на стенах. Пыли нет — неужели, мама все еще заходит и убирает по старой привычке?
Впрочем, о чем я вообще думаю? Это же... Да.
С кухни ощутимо бомкнуло и обдало горячей волной ветра — потянувшись мысленно в сторону огня, легко разметала его по кухне, направляя на занавески, полки, стол и табуреты. Пламя, потрескивая, довольно начало лизать предложенное угощение, посылая в мой адрес что-то наподобие урчания Симаргла.
Ласково проведя рукой по ковру на стене и оставляя после себя дорожку огня, прошла к окну, еще раз попытав счастье увидеть улицу: как и до этого, результат — ноль.
Пламя грохотало, поэтому, когда я дошла до своей комнаты, где на стене висела мамина гитара, на которой та уже не играла, а я так, все еще училась, все так же, касаясь окружающих предметов руками, желая в последний раз ощутить их пальцами, за спиной уже ощутимо тянуло гарью и дымом. Не выдержав, на кухне лопнули стекла, порывом воздуха и воспрянувшего огня буквально взрывая комнату и переходя ревущей стеной в зал, туалет и ванную и начиная лизать мою дверь, по привычке закрытую за собой. Плаксиво тренькнули струны гитары, под порывом жара лопаясь. Проходя вглубь комнаты, боковым зрением отметила движение. Резко повернувшись в ту сторону, уставилась в зеркало, начавшееся оплывать, а от того ужасно коверкая изображение.
Дрого Ди Анта, не я.
А я сожгла свой мир, который, как оказалось, состоял всего лишь из одной квартиры и бесконечного дождя за окном...
— Анта-я, тебя не учили тому, что спать рядом со спиртом, когда во сне горишь — опасно? — я с трудом разлепила глаза, мутным ото сна взглядом окидывая помещение и останавливаясь на Трафальгаре, стоящего на входе и скрестившего руки на груди.
— Меня не хочет отпускать прошлое... И я его сожгла... — хрипя, неожиданно честно поделилась я, пытаясь подняться с кровати. Вернее, с того, что от нее осталось: рубашка Марко, простынь, матрац — все это сгорело, оставив после себя огромную прогоревшую дыру, с опаленными краями. Как раз по контуру моего калачика. Скосив взгляд на пол, обнаружила подушку, которая, к счастью, не пострадала. Уф, у меня же там перья фламинго запиханы. Считай — шикую.
— Не особо умная идея, — усмехнулся он.
— Во сне вообще много чего тупого случается, — нахмурилась, осторожно вылезая наружу и мысленно молясь богам моря, чтобы оплавившиеся пружины кровати не лопнули подо мной, пока выбираюсь. — Кайросеки? — недоуменно уставилась на широкий браслет, оттягивающий руку и, наконец-то, находя причину своего недомогания.
— Знаешь ли, мне бы не хотелось, чтобы корабль, на котором я сейчас плыву, взорвался. Да и ты мне должна, Анта-я, — сощурился он.
— Да помню я, только подожди еще немного, — процедила, отбрасывая браслет в сторону — к счастью, тот не был защелкнут, и удовлетворенно вздохнула — свобода. Только гарью воняет. — Ты так и будешь стоять над душой?! — не смогла удержаться я, когда, найдя штаны на полу — а спать я легла в рубашке и трусах — начала размышлять над тем — сразу надеть, или попытаться так проскользнуть в душевую?
— Пф, — тот выскользнул наружу, оставляя меня наедине со своим раздражением. Подхватив штаны и грустно рассмотрев грязные разводы на рубашке и трусах, потянула на себя остатки простыни, оборачивая вокруг талии. Сверкаю тут труселями перед посторонним, вот же. Хотя и он красавец — нет, чтобы разбудить, а не смотреть как я тут... кошмарю?
Распахнув окошко иллюминатора, чтобы хоть как-то выветрить неприятную вонь, вышла за дверь, настороженно озираясь и почти сразу натыкаясь на главную медсестру. Недовольную главную медсестру.
— И как это понимать? — Милана, скрестив руки, мрачно на меня уставилась, загораживая путь в ванную.
— Малые объемы помещения, — поморщилась. — Уберите спирт, иначе в следующий раз я вас подорву, — ответила ей ее же взглядом. — Сходите, посмотрите на дыру в матраце и прикиньте расстояние до залежей огнеопасного вещества. Желаю удачи, леди медсестра.
Своеобразно нахамив ей, обойдя, нырнула за заветную дверцу, тут же запираясь на щеколду. Настроение ни к черту, вот же.
Все же в том, что я огненный фруктовик, много удобного: подержав над водой в бачке горящую руку, добилась того, что утренняя, не прогревшаяся еще на солнце жидкость, начала почти что кипеть. Переборщила.
Но, лучше чуть подождать, пока остынет, чем трястись под ледяной водой.
— Итак, для начала я возьму кровь на анализ, — парень, окинув меня внимательным взглядом, кивнул сам себе, ловко доставая шприц из упаковки и готовя жгут. Передо мной, с мрачным стуком, на стол лег утренний браслет из кайросеки. — Надевай, Анта-я. Я не хочу заработать ожоги.
— Ну, их легко вылечить, так что... — Меня смерили пристальным взглядом, заставляя заткнуться и безропотно нацепить на запястье проклятую каменюку. Тело сразу же ослабло, поэтому затягивающийся на руке жгут и последующий слегка болезненный укол я восприняла несколько отстраненно, даже с некоторой долей любопытства наблюдая за наполняющимся шприцом. Набрав нужное ему количество, Трафальгар наконец-то отпустил меня, быстрым движением сдергивая удавку и прикладывая ватку со спиртом к месту укола. Вскинув бровь, с долей насмешки посмотрела на парня, стягивая браслет и практически незаметной искрой залечивая маленькую ранку.
