Еще до того, как мы с Шелли вернулись на побережье, уже началось восстановление самого "Холодильника". Многие техники, работавшие над этим проектом, были очень молоды — как и террорист-смертник, сам тоже техник, — и многие из них были убиты. Но смерти, казалось, сплотили выживших вместе; в них была решимость, что "плохие парни" не победят, что мы, оставшиеся, доведем это дело до конца в память о тех, кого мы потеряли. Возможно, это была предсказуемая реакция: мы все выросли, деля мир с террористами, с мрачным осознанием того, что с каждым твоим шагом вперед кто-то ждет, чтобы оттащить тебя назад. Но все равно это было трогательно.
Работа продвигалась быстро. Сеть уже построенных нами туннелей, прорытая в кубических километрах морского дна, была нетронута, за исключением области под самой буровой установкой. Шелли не нужно было беспокоиться о наших кротах; большинство из них все еще функционировало, как я и надеялся. Как только сигналы перестали поступать, они просто терпеливо сидели в своих туннелях, ожидая, пока мы, противоречивые люди, сообразим, что хотим делать дальше.
Однако нефтяная вышка, которую мы использовали в качестве базы проекта, была разрушена до такой степени, что стала бесполезной. Вскоре начался совершенно новый проект по ее безопасному демонтажу, что само по себе было огромным предприятием. Новая установка по сжижению азота будет смонтирована на прикрепленной к морскому дну плавучей платформе недалеко от места расположения буровой установки. Как только она будет установлена и подключена к нашей сети, мы снова запустим ее и закончим анализ нашего прототипа системы, работу, которую мы едва начали в роковой день взрыва.
И после этого, подготовив наше доказательство концепции, мы бы обратились к властям с просьбой поддержать более широкое внедрение. Потеря Барнетт была огромным потрясением, но весь этот инцидент поднял престиж проекта, и у нас были все основания надеяться, что в конечном итоге взрыв принесет нам больше пользы, чем вреда.
Когда мы снова начали двигаться вперед, работа доставляла удовольствие. Мы все помогали друг другу выздоравливать — и, возможно, в процессе спасали мир. Это приносило глубокое удовлетворение и полностью поглощало.
Посреди всего этого я обнаружил, что Мораг отвлекает меня. Вы можете в это поверить?
Мы вместе ели, гуляли, спали.
Конечно, было радостно обнимать ее, погружаться в ее запах, ее тепло, чувствовать, как ее волосы вьются у меня на груди — ощущения, которые мой разум забыл, но мое тело помнило. Это было так, как будто я внезапно снова стал целым.
Однако у нас не было секса. Я не был уверен, почему. Мое тело реагировало на ее близость, и я думал, что она тоже. Но почему-то это казалось неправильным. Возможно, это было как-то связано со странностью ее нового тела, плотностью, которую я ощущал, когда прикасался к ней. Но правда, возможно, была проще. Я стал на семнадцать лет старше с тех пор, как мы виделись в последний раз, хотя она совсем не постарела; возможно, я не хотел ее разочаровывать.
Мораг не испугалась. — Дай этому время, — сказала она. — Не то чтобы кто-то из нас должен знать, как с этим справиться. Я имею в виду, сколько существует групп поддержки для мужей, чьи умершие жены вернулись к жизни? Мы найдем свой путь...
Именно так я и сказал Тому. Но вскоре я сам не был уверен, что верю в это.
Когда мы разговаривали, у нас все было хорошо, пока мы говорили о прошлом, о годах, которые у нас были общими. Она интересовалась моей работой, потому что интересовалась мной.
Но если мы заговаривали о более широком мире, она быстро приходила в замешательство и даже, я боялся, скучала. В конце концов, она была не в курсе событий семнадцать лет. Например, у нее не было никаких воспоминаний о 2033 году; она была похожа на жертву комы, которая проспала все это время, и трансформация глобального общества, вызванная Управлением и взрывом "С годовщиной", была чем-то, о чем она узнавала, а не чем-то пережитым, как у меня.
Меня разрывало чувство вины из-за того, что я чувствовал себя так, как будто я каким-то образом не заслуживал странного чуда ее возвращения. Но оставаться с Мораг было — вывихом. Я действительно испытал облегчение, отойдя от нее, вернувшись к работе, к нормальной жизни.
Ее продолжали обследовать ученые и врачи федерального агентства. Я думаю, они могли бы оставить ее в покое, если бы не эта странная аномалия ее массы.
Роза тоже, или, во всяком случае, ее присутствие в виртуальной реальности было частым спутником Мораг, как и Гэа, проявлявшаяся в виде ее маленького робота на колесиках. Мораг вспомнила очаровательную игрушку, которая десятилетиями пылилась на полке дяди Джорджа. Они сидели с ней час за часом, согбенная маленькая старушка в черном и нелепый робот, мягко расспрашивая ее. Я был рад этому, подозревая, что у них было больше шансов выяснить какой-то аспект правды, стоящий за перевоплощением Мораг, чем у любого количества государственных врачей.
Я также хотел, чтобы Том провел некоторое время со своей матерью. Сначала он очень сопротивлялся. Он, конечно, не хотел, чтобы ему снова причинили боль. Или, может быть, сработал какой-то более глубокий инстинкт, какой-то аспект человечности Тома блокировал ее, потому что это не могла быть она. Но он признал, что должен справиться с ситуацией. И так они проводили время вместе, вдали от меня, вдали от Сони. Хотя я знал, что это не делало его счастливым.
Через пару недель нам позвонил Джон из Анкориджа. Его наконец-то должны были освободить, и ФБР восстановило историю взрыва. Итак, мы с Томом полетели в Анкоридж, чтобы забрать его и узнать правду.
Том, Джон и я сидели в маленькой комнате в местном отделении ФБР в Анкоридже.
Джон выглядел достаточно здоровым. Он был чисто выбрит; ему даже удалось подстричься. Но можно было сказать, что в течение пары недель он жил с одним и тем же комплектом одежды, даже несмотря на то, что тот был выстиран и починен; на одном рукаве куртки виднелись слабые следы крови.
И в его глазах было затравленное выражение, почти неопределимое, но оно было. В конце концов, он провел пятнадцать дней под стражей по прихоти огромной системы, без предъявления обвинений, без информации о процессе, через который он проходил. — Мне было полезно хоть раз увидеть другую сторону баррикад, — сказал он мне, когда мы встретились. Но я видел, что это была только видимость, что он больше никогда не будет спать так спокойно. Мой приступ нечестивого ликования, когда я впервые услышал, что его собираются задержать, теперь заставил меня устыдиться.
Но я знал, что Мораг провела некоторое время с Джоном как виртуальная проекция с нашей базы в Прадхо-Бей. Когда я появился в Анкоридже, я понятия не имел, как прошли эти сеансы. Все, что сказал Джон, это то, как неловко она обращалась с технологией виртуальной реальности, которая сильно продвинулась с тех пор, как она исчезла из мира. Мне еще предстояло разобраться со своими проблемами по этому поводу; мы это не обсуждали.
Мы изучали VR-изображения нашего бомбиста. Его звали Бен Кушман. Ему было двадцать три года. Я не был знаком с ним, но в его личном деле он описывался как один из лучших и ярчайших молодых талантов ЗИ. Мало того, я был потрясен, узнав, что он женат. У него даже был ребенок, трехлетняя девочка, симпатичная маленькая пуговка. Его молодая жена, любимица колледжа, теперь была вдовой в своем симпатичном доме для молодоженов в Скрэнтоне, и эта маленькая девочка, вероятно, даже не помнила своего отца.
Том сказал: — Боже мой, он был моложе меня. И он кажется таким нормальным. Я думал, что он какой-нибудь фанатик, или настолько глуп, что им легко манипулировать, или же он просто сумасшедший. Но он не был ни тем, ни другим, не так ли?
Нет, это не так. Кушман был умным человеком, происходил из достаточно обеспеченной семьи, добился успеха в своей карьере. В его биографии не было ни одного из обычных факторов риска самоубийства: ни расстройств настроения, ни шизофрении, ни злоупотребления психоактивными веществами, ни предыдущих покушений на собственную жизнь.
— И у него был ребенок, — сказал я. — Кто покончит с собой, если у него есть трехлетняя дочь? Вот чего я не могу понять.
Джон мрачно сказал: — Но, чтобы стать террористом-смертником, вам не нужно быть сумасшедшим, или невежественным, или отчаянно бедным, или ослепленным идеологией, или каким-либо иным образом обеспокоенным. Они такие же, как вы и я — как Бен Кушман здесь. Федералы понимают; они должны были во всем разобраться. И за последние пару недель я узнал об этом больше, чем когда-либо хотел знать...
По его словам, на протяжении всей истории были террористы-смертники, начиная с еврейских фанатиков, которые нападали на римскую империю в первом веке, и исламских ассассинов на Ближнем Востоке в одиннадцатом веке, даже японских пилотов-камикадзе во время Второй мировой войны. Современная волна нападений террористов-смертников началась с взрыва заминированного грузовика у посольства США в Бейруте в 1980-х годах. С тех пор психологи, антропологи и другие специалисты накопили шестидесятилетний опыт в выяснении закономерностей, стоящих за подобными нападениями, и личностей, стоящих за ними.
— За исключением того, что обычно в расчет принимаются не отдельные люди, — сказал Джон. — Это организация.
Том наклонился вперед. — Какая организация?
Кушман, как выяснилось, был членом радикальной антиконсервативной группы, называвшей себя "Множащиеся". Джон показал нам видеоролик в виртуальной реальности, где сам Кушман ярко говорит, стоя по стойке смирно, на его лице улыбка. — Будьте плодородны и размножайтесь. Наполняйте Землю и вселяйте страх и ужас во всех животных на Земле и птиц в небе...
— Это из его предсмертной записки, — сказал Джон.
— Из библии, — сказал Том.
— Да. Божий наказ Ною.
Множащиеся были экстремистской группировкой, которая приветствовала изменения, происходящие в мире. Пусть климат разрушится, говорили они, пусть вымирание доконает животных, растения, птиц и рыб. В конце концов, не было вероятного сценария, при котором люди вымрут. Мы должны следовать завету Ноя быть плодовитыми и размножаться — даже если конечным результатом будет то, что мы закончим жизнь в огромных куполообразных аркологиях на непригодной для жизни планете. И поэтому они выступали против таких организаций, как ЗИ, с их огромными амбициями изменить ход событий, спасти положение вещей.
Было трудно понять, как такой парень, как Бен Кушман, связался с такой компанией, как Множащиеся. Но если присмотреться повнимательнее, прошлое Кушмана было немного сложнее, чем казалось. Его отец и другие Кушманы несколько поколений назад работали в сталелитейной промышленности, которая пришла в упадок, когда Америка отказалась от автомобилестроения. Глубокое чувство неудачи, заброшенности и предательства поселилось в голове Бена в очень юном возрасте.
Конечно, он был способным ребенком. Он уехал учиться в колледж; на самом деле он выиграл стипендию от ЗИ. Какой-то частью своей души он был привлечен масштабом и амбициозностью программ ЗИ. Но здесь было противоречие, поскольку ЗИ была продуктом мира, выросшего после краха отраслей, которые обеспечивали доход и самоуважение семье Кушмана. Должно быть, был уровень, на котором он чувствовал себя глубоко некомфортно из-за того, что делал.
— Как ребенок миротворца, собирающийся работать над системами вооружения, — предположил Том. — Работа может быть увлекательной. Но ты просто знаешь, что это неправильно.
Итак, в Кушмане был глубокий конфликт, настолько скрытый, что никто об этом не подозревал, ни его семья, ни работодатели — возможно, даже он сам.
— Но Множащиеся заметили это, — кисло сказал Джон. — Похоже, они стали экспертами в привлечении таких людей, как Бен Кушман. Федералы говорят, что они хищники, питающиеся эмоциональной уязвимостью.
Том сказал: — До сих пор не понимаю, что заставило его взорвать себя.
— Я же говорил, что это была организация, — сказал Джон. — Множащиеся. Терроризм самоубийц — это организационное явление, а не индивидуальное. Все очень просто.
Если у властей был многолетний опыт борьбы с террористами-смертниками, то у таких организаций, как Множащиеся, был многолетний опыт, на который можно было опереться, чтобы превратить растерянного молодого человека вроде Бена Кушмана в существо, готовое покончить с собой по причине, о которой он, вероятно, не слышал год назад.
Джон сказал: — Они втягивают вас постепенно. Они представляют свои интересы как благородное дело от имени сообщества — в данном случае всех тех, кто лишен гражданских прав и обеднел из-за Управления и других глобальных проектов. Они приводят вас шаг за шагом к более экстремальным позициям. Они показывают вам мучеников — ничто так не порождает террористов-смертников, как предыдущие взрывники, — из которых делают героев, которым вы хотели бы подражать. И они восхваляют вас, делают вас частью группы, заставляют вас стремиться к определенному виду героизма.
— И затем вы делаете публичное заявление, под запись. — Мы мрачно наблюдали, как крошечный виртуальный Кушман, уверенно улыбаясь, произносит своими губами избранные цитаты из библии. — Это действительно был момент, когда Кушман покончил с собой, — сказал Джон. — Потому что, как только он записал это заявление о намерениях, у него не было возможности отступить. Учитывая психологический вклад, который он вложил в эту запись, ему на самом деле было легче умереть, чем страдать от потери лица из-за не доведенного до конца дела.
Я сказал: — И он делал все это, работая над проектом, который планировал уничтожить.
Джон пожал плечами. — Виртуальная реальность позволяет быть с твоими братьями, твоими учителями прямо под носом у твоего врага. Странно, что развитие технологий только облегчает нам причинение вреда друг другу...
— Хорошо, — сказал я. — Но какой бы ни была мотивация этого парня, ему все равно нужна была поддержка.
Как я и подозревал, превратить капсулу с энергией Хиггса в разрушительную бомбу было непросто. Кушману нужно было использовать специально разработанный вирус, чтобы пробиться сквозь слои защитного сознания капсулы, и даже тогда ему требовалось сложное пусковое устройство, чтобы заставить эту штуку взорваться. Кушман был одним из наших лучших инженеров, способным парнем, но он никак не смог бы собрать все это сам; у него, должно быть, была поддержка.
Джон избегал встречаться со мной взглядом. Том неуверенно переводил взгляд с одного из нас на другого.
Я сказал: — И вот тут-то ты и вступаешь в игру. Не так ли, Джон?
Он махнул рукой. Кушман исчез, и появились новые изображения виртуальной реальности. — Они обнаружили следы ДНК на деталях оборудования для изготовления бомбы, оставленных в комнате Кушмана в Прадхо-Бей. — Мы увидели лица на дисплее на столешнице, лица, экстраполированные по следам ДНК: эмбрион, младенец, маленький ребенок, мальчик, растущий до совершеннолетия.
Я задавался вопросом, была ли эта технология чем-то еще, что могло поразить Мораг после ее семнадцатилетнего отсутствия. Теперь стало возможным взять образец ДНК и вычислить, как этот геном проявлял бы себя в зрелом возрасте — или в любом возрасте, который вы пожелаете выбрать. Таким образом, криминалисты получили возможность воссоздавать лица жертв или исполнителей преступлений по малейшему человеческому следу, капельке слюны, чешуйке кожи под ногтем.
