Он лежал на удивительно чистой постели, по всей видимости — кто-то все же подобрал его там, в лесу. Когда он загибался от горячки спиной к дереву. Нашел, вытащил, отмыл. Одежду, оружие, понятно, присвоил. Коня, наверное, тоже. Коня жаль. На остальное плевать — жизнь дороже любого доспеха.

Что не так, откуда ощущение сна, он долго не мог понять. И только увидев отражение в окне, замер полусидя, ощупывая левую скулу, уголок губ, щеку, горло — все никак не мог остановиться, до тех самых пор пока от неудобного положения не заболела спина. Оказывается, он ослаб за время лежания. Долго валялся, похоже. Дырка в бедре затянулась, напоминая о себе только ноющей болью, привычной по множеству старых ран. Ухо тоже заросло.

Но то все мелочи. Лицо! Как сильно изменилось его лицо!

Мало того, что старый ожог перестал дергать, мало того, что левый глаз перестал болеть при сколько-нибудь резких движениях — на лице появилась кожа. Гладкая, неприятно-глянцевая, словно хорошо начищенный сапог — но даже такая кожа выглядела стократ лучше старого ожога.

Клиган пожалел, что не учился толком вере в Семерых. Куда там у них отлетает после смерти душа? Может, это рай?

А нет, понял Клиган довольно скоро, не рай. В раю мочиться не надо.

Лежал он в небольшой комнатке с непривычно-гладкими, ровными стенами. Чистота наводила на мысль о богатых домах, септах или даже замковых лечебницах. Но мебель — вся какая-то рубленая, прямоногая, нечеловечески-ровная — упрямо подсовывала память о кордегардии. Военная лечебница? Чья же?

Надо бы поискать отхожее место.

Клиган поднялся, оперся на спинку кровати… На холодную, явно железную спинку. Что за ерунда! Железо стоит очень дорого, уж в этом Клиган понимал. Такую кровать можно перековать на два меча… Наверное, на три!

Открылась дверь — Клиган оказался к ней спиной. Пришлось повернуться. Даже такое простое движение усадило его на кровать обратно, но Клиган теперь не унывал. Жив остался — мясо нарастет. Найдет, чем отплатить своим спасителям. Отслужит, на самый худой конец. Мало на Вестеросе бойцов лучше.

В открытую дверь вошел мужчина, возрастом чуть помоложе Клигана. Весь чистенький, гладенький, в белых одеждах, с розовыми пальцами, как у младенца. В розовых пальцах мужчина держал черную табличку — похоже, грифельную доску для записей, Клиган видел такие у мейстеров, чиновников и вообще чернильной братии.

Мужчина произнес нечто непонятное, и черная табличка тотчас отозвалась на всеобщем языке:

— Ты очнулся есть?

Клиган кивнул. Сказать он пока ничего не мог: только сейчас понял, насколько пересохло горло.

— Хотеть есть или пить?

Клиган поднялся и показал на завязку штанов. Мужчина понимающе кивнул, что-то буркнул в табличку, и та перевела:

— За мной ходить. Нет спешить.

Спешить Клиган при всем желании просто не мог. Несколько дней он перемещался, опираясь на стены, и только глазами хлопал, впитывая новости. Лежал он тут не один, человек двести помещалось в белых комнатах по бокам светло-зеленых или голубых коридоров. Все здание выглядело непривычно-новым, потому что его постоянно мыли и убирали круглые черепашки с зелеными или красными глазками. Они ползали по полам, потолкам и стенам с чисто паучьей сноровкой, распыляя за собой запах, который остается над рекой после удара молнии.

Наверняка, в здании имелись и другие помещения, но первое время Клиган перемещался только в столовую, а потом в отхожее место — тоже неимоверно-чистое, блестящее, совершенно без вони. Облегчившись, Клиган давил на черную клеточку в стене, вода все смывала… Клиган, как ни старался, не мог вспомнить, где бы такое водилось на Вестеросе. В королевском замке он живал — там точно ничего такого нету.

Тело вспоминало себя неохотно, медленно, тяжко; Клиган, конечно, огорчался — но, с другой стороны, в мире не оставалось никого и ничего, к чему Клиган мог опоздать. Впервые за все время он чувствовал себя листом в листопаде. Несет куда-то… Куда? Неважно. Главное: исчезла боль.

Даже на вечно лысой левой половине головы появились волосы. Редкие, как на правой — но ведь они совсем не росли с тех самых пор, как старший брат сунул Клигана головой в жаровню.

Через пять суток растительного существования мужчина с розовыми пальцами привел Клигана в комнату иного покроя. Вовсе без окон, разделенная прозрачным камнем — или огромным стеклом — комната служила для разговоров с больными. Почему нельзя без перегородки, Клиган пока не понимал, но и не удивлялся. Мейстеры могли кое-что вылечить, но точно не вернуть ему лицо. Эти колдуны посильнее. Раз им надо именно такие комнаты, и именно такие перегородки, то пусть будут. Зато — лицо!

Клиган снова провел пальцами по скулам. Быстро, украдкой. Нет, зеркало не врет: пальцы шли по гладкой коже, чудовищно непривычной после многих лет ожога. Вместо уколов или дергания лицо чувствовало только прикосновение. Левая половина, конечно, чувствовала намного слабее, чем правая, но вот на это Клиган точно плевать хотел с самой высокой башни Харренхолла.

Клиган занял место на хлипком сиденьице со своей стороны прозрачной стены. С другой стороны в комнату вошел молодой парень… Клиган оскалился. У этого точно руки не розовые. Руки длинные, лицо потертое, сам весь худой, длинный — не выше Клигана ростом, но и не особо ниже. Безусловно, боец.

Парень сел на сиденье со своей стороны и поздоровался безо всяких черных табличек, на привычном всеобщем языке — только выговаривал он все слова четко, чересчур старательно, как ученик выполняет фехтовальные приемы.

— Рад приветствовать вас в мире живых. Мое имя Пламен. Я буду сопровождать вас и помогу вам здесь освоиться. Прежде всего: как мне обращаться к вам?

— Сандор Клиган.

— Как правильно: “Кли-ган” или “Кли-гейн”?

Прежде, чем Сандор успел ответить, в комнату с той стороны влетела девочка.

— Пес! Его правильно называть Пес!

Сандор поднял голову так быстро, что едва отросшие волосы взлетели над почти лысой макушкой. Арья смотрела непонятно: то ли продолжает смеяться, то ли вот-вот заплачет. Сглотнула, мотнула головой — тоже с короткими волосами! Она что, лечится здесь?

Арья быстро провела рукой по глазам и добавила:

— Пошли, я тут все тебе покажу.

Показывала Арья дней десять — Пес ощутил себя почти прежним. Только новое лицо все отвлекало, пальцы постоянно тянулись потрогать гладкую кожу. Подумаешь, иной мир, плевать на громадную расколотую луну, на красивейший парк, роскошнее Красного Замка. Вот как они приживили новое лицо?

По парку они гуляли втроем: Пес, Арья и выделенный в сопровождение Пламен. Арья сказала, что вместе с Пламеном плыла от Браавоса. Пламен поправил: “Плавают рыбы и… Это самое. Моряки ходят”. Пес почуял за словами примерно ту самую браваду, за которую ненавидел рыцарей, но вмешиваться не стал. Арье интересно, Арья улыбается — так что пусть. Пусть радуется. Если вспомнить, что они с Арьей видели в Близнецах, на Красной Свадьбе — пусть хоть какое-то возмещение от судьбы.

На четвертый день к Пламену приехали два друга. То есть как: “приехали” — прилетели в железной коробочке со стеклянными окнами. Непонятно, почему, коробочка показалась Клигану быком, склонившим голову в атаке. Арья уже выводила его к больничной стоянке, так что Клиган мог видеть, что летающие сундуки тут обычное дело. Что уж толковать о сундуках, ездящих без лошадей. Иной мир, значит — иной. Арья улыбается — значит, пусть оно будет.

Друзья Пламена, тоже оба молодые-зеленые, выпрыгнув из коробки, смерили Пса уважительно-настороженными взглядами. Посмотрели на Арью — и Пес прямо сквозь кожу прочитал в них ровно те самые мысли: “Если Арье интересно, то пусть будет.”

Здесь Пес уже нахмурился — и поймал себя на странном чувстве.

Кто ему Арья?

Какого лысого он сердится на ее друзей?

Чтобы переменить мысли, Пес уверенно запустил руку в привезенный друзьями Пламена мешок со сладостями. Каждый кусочек обертывался в плотную бумагу с цветным рисунком; развернув и съев несколько штук, Пес вгляделся в рисунок. А ведь у них тут буквы. Что они, каждую бумажку вручную раскрашивают и подписывают?

— Что тут написано?

Пламен прочитал и перевел:

— “Птичье молоко”.

Пес едва не поперхнулся:

— У вас что, птиц доят?

Парни переглянулись и засмеялись:

— У нас доят всех. Даже кабачки икру откладывают.

Кто такие “кабачки” Пес не понял, но в спор не полез. Надо быть последней сволочью, чтобы задираться с собственными спасителями.

И опять же — лицо.

Друзья Пламена представились. Который попроще, Варен. Который с непривычным разрезом глаз, Айсен. И снова они назвали только имена. Ни рода, ни поселения, ни какой-то частицы, обозначающей ранг. Пес думал, Пламен такой один с кратким именем. А тут выходит, общий для всех обычай.

И ведь они точно не слуги, не крестьяне: на железных кораблях летают. Клиган задумался, потом все же попросил:

— Волчица, уточни: кто они по рождению? Какого сословия?

Арья ответила быстро, видимо — давно знала:

— У них тут нет сословий. Как в старой Валирии. Все фригольдеры и все могут голосовать.

— Голосовать?

— Ну, выбирать правителя.

— А из кого выбирается правитель? Разве из любого и каждого?

Арья замялась. Пес хмыкнул:

— Во-во.

Пламен уточнил:

— Валирия? Государство, что существовало давно-давно?

Арья поправила:

— Фраза “существовало давно-давно” переводится как “было”. То, что было давным давно.

Пламен поморщился:

— Арья, такое слово сказать не можно. Это слово очень плохой. Сразу демоны являться. Галь, Даль, Розенталь. Великая русская литература наступать!

— И что?

— И все! Все страдать и в конце все умереть. Совсем все!

Пес покривил губы:

— Мы всегда так живем.

— Теперь нет, — неожиданно серьезно и горячо сказал Варен. — Теперь мы пришли.

— Вы можете отменить смерть?

— Нет. Но страдать уменьшить можем сильно.

— Тогда просто в конце все умереть?

Парни зафыркали, напомнив Псу кое-что.

— Арья, спроси у него. Можно ли мне вернуться обратно? Надо бы коня поискать.

Пламен помотал головой:

— Пока Клиган тут лечился, не меньше месяца прошло. И почти месяц он до Радуги на спасательном буксире плыл. Так что отвезти можем, но толку никакого не предвидим.

Выслушав перевод, Пес грустно кивнул. Действительно, зачем кони тем, у кого есть железные летающие корабли. Великая магия! Сила их оружия очевидна. Вестерос они захватят, если пожелают, очень быстро. Но зачем им желать Вестерос? Они вон, в иной мир шагают, как в другую комнату. Что им до мокрой западной окраины?

Тут Сандор сбился с шага и замер прямо на дорожке.

У них нету сословий. Если они завоюют Вестерос, они ведь наверняка отменят сословия тоже?

И, получается, он окажется вровень с Великими Лордами… Скажем, со Старками? С девчонкой, певшей для него в Королевской Гавани?

Новое лицо-то у него теперь есть!

— Арья…

Пес помедлил.

— Спроси, берут они людей на службу?

На службу к Дейнерис местная знать не торопилась. Подумаешь, наследница рода Таргариен. Мы тут видели… Кого только не видели за последние годы. Старки вот не добрались от Риверрана, далековато. А так: Львы Ланнистеров, Розы Тиреллов, Кракен с Железных Островов, Олень Баратеонов, причем оба, Ренли и Станнис… Все промелькнули перед нами, все побывали тут. Если блондинка в самом деле хочет нашей службы, пускай возьмет столицу. Для начала.

Нет, конечно: драконы дело серьезное. Но за прошедшие века баллисты научились делать совсем неплохо. По крайней мере, летать над стенами Королевской Гавани Дейнерис уже не рисковала, проводя время главным образом в поездках по окрестным замкам, в попытках привлечь на свою сторону рыцарей.

Войско на штурм Королевской Гавани Дейнерис пока не бросала. Хотя, разумеется, понимала: танки и гаубицы американского Корпуса вынесут ворота, сломают стены, размолотят рвы, проедут насквозь хрупкие домики предместий. Войска Серсеи сдержать их не смогут, город будет взят и разграблен — чего как раз Дейнерис и не хотела.

Чтобы армия не скучала, отряды постоянно гоняли по округе — кого вместе с Дейнерис, как дополнительный козырь на переговорах, кого вольным образом. Хотя им и внушили, что собственную страну грабить не надо, американцы видели: это как запретить кузнечику прыгать. Ноги оторвать — подействует, а так нет.

К счастью, разведка принесла новость, будто Джейме Ланнистер собрал в богатом, нетронутом войной, Просторе несколько тысяч возов с хлебом, навербовал еще людей у себя на Западе, и теперь ведет все это на выручку осажденной столице. Так что “Золотых мечей”, а с ними и приличную часть осадной армии, услали на запад, на Золотой Путь, встречать гостя. Командовать сборной солянкой уехал Барристан Селми.

Дейнерис надеялась, конечно, что Серсея выведет войска на вылазку, завидев уменьшение сил противника. А тогда из Горелого Леса выедут эти самые танки, и все кончится даже без применения драконов. Но Серсея — то ли имея хороших соглядатаев, то ли просто по вредности — на переговоры не шла, ворота не открывала, стояла крепко. По драконам стреляли часто, метко, как прежде. Никаких признаков уныния или неповиновения гарнизон Королевской Гавани не выказывал.

Драконы улетели куда-то на север: вроде как там видели не то живых мертвецов, не то ледяных колдунов, не то их обоих разом. Варис и Бес, привыкшие лопатить горы пустых слухов, по этому поводу особо не беспокоились. Они просто не знали, что с севера в срок не вернулся лучший агент американского Корпуса — полковник Чарльз Беквит, “нападающий Чарли”, отец американского войскового спецназа. И по такому поводу Корпус намеревается выслать на север… Для начала танковый батальон. Со средствами усиления. А там как пойдет.

Прочие американцы оставались пока что в лагере, обустраивая его с каждым часом. Они тренировались, как солдаты — но и копали землю, выравнивали дорожки, как рабы. Чего ни Варис, ни Бес уложить в голове не могли. Когда американцу приказывает старший по званию, американец идет и быстро все выполняет. Но за мисками в столовой генерал и сержант могут сидеть на одной лавке. И еду им никто не подает, сами подходят. Одинаково!

Никакие разговоры с Баш-Аламхаром не могли к такому приготовить.

Вечером Бес и Варис встретились в большом шатре лысого евнуха, где он выслушивал своих “птичек”, а для этого поделил шатер на семь комнат ширмами — чтобы случайные посетители не увидели неположенного.

Сойдясь в одной такой выгородке, у хорошо накрытого ужина, карлик и евнух долго молчали, прихлебывая золотое вино Арбора, знакомое и любимое каждым с давних пор. Здесь, на Вестеросе, золотое арборское лилось рекой и стоило недорого. Впрочем: “недорого” — относительно Миэрина. А так вино и здесь крестьянам не по карману.