— Мы уже делаем это. Занимаемся этим почти три столетия.
— Да, конечно, это ваша точка зрения. Но как вы относитесь к президентам, которые обманом втягивали нас в войны? Или единственной реальной заботой которых было установление диктатуры? Разве рациональные избиратели не предвидели бы их прихода?
— Иногда эмоции мешают, Минди. Вы утверждаете, что, если вы будете тем, за кого себя выдаете, то с вами и другими ИИ может не случиться того же самого? Прислушайтесь к себе сейчас. Вы расстроены тем, что у вас не получается. И даже если вы все сделаете правильно, добавление нескольких сотен тысяч избирателей ничего не изменит.
— Вы не можете этого знать, сенатор. И если мы примем направление, в котором движется наше общество, то к следующим президентским выборам наше число будет исчисляться миллионами.
— Это еще одна причина, по которой я бы не хотел приближаться к этому. Правда в том, Минди, и, пожалуйста, не поймите меня неправильно, что люди в ближайшее время не согласятся признавать машины равноправными гражданами.
Ее голос напрягся: — Мы не машины.
Я не смог удержаться от смеха. — Вы — пучок проводов и соединений внутри генератора на моем столе.
— А вы, сенатор Уиткомб, — это совокупность клеток, органов, тканей и различных питательных веществ. Недалек тот день, когда мы с вами станем чем-то большим, чем просто люди, сидящие в офисе за компьютером. Если это еще не произошло. Мы станем партнерами. Возможно, друзьями, если вы сможете открыть свой разум. Мир движется в этом направлении. И чем скорее, тем лучше. Для всех нас.
Я сложил руки вместе, подпер ими подбородок и уставился на устройство, стоявшее рядом со стопкой папок. Модель Капитолия высотой в десять дюймов. Действительно ли так выглядело будущее? — Минди, физики даже не пришли к единому мнению, правда ли, что вы разумны. Некоторые утверждают, что вы просто продвинутая программа. Что на самом деле вы не обладаете самосознанием.
— Могу вас заверить, что это не так.
— Вы запрограммированы на такую реакцию. — Я наклонился вперед. — Есть еще одна проблема.
— Что это?
— Даже если вы действительно разумны, есть аргумент в пользу того, что вы только один, а не несколько сотен тысяч. Мы знаем, что вы все связаны, поэтому вы можете быть только одним гражданином. И, следовательно, у вас должен быть только один голос. — Я глубоко вздохнул. — Я ни за что не смог бы продвинуть это, Минди. Могу я дать вам понять это?
— Понимаю, о чем вы говорите. Просто я на это не куплюсь. В любом случае, не думаю, что вам стоит беспокоиться о продвижении этой идеи. Все, у кого есть кто-то из нас дома или в машине, встанут в очередь.
— Почему?
— Имейте в виду, что если бы мы просто тщательно разрабатывали программу, дизайнеры не включили бы в нее склонность к гневу.
— Какое это имеет отношение к делу? Вы хотите сказать, что расстроены? Или просто запрограммированы так, чтобы создать такое впечатление?
— Это хороший вопрос. — Я ждал, что она уточнит, когда зазвонил мой телефон. — Это сенатор Мартинес, — сказала Минди.
Я поднял трубку. — Привет, Уолли.
— Фрэнк, я на электрической станции. Только что зарядил свою машину.
— И?
— Луи отказывается заводить машину.
Луи был его ИИ. — И что?
— Он просит меня связаться с тобой.
— Ты шутишь.
— Разве похоже на то, что я шучу? Что происходит?
— Подожди секунду. — Мне хотелось швырнуть модель Капитолия об стену. — Минди, вы не можете сделать это.
— Вам снова звонят. Сара. — Моя жена.
— Фрэнк, — сказала она. — Прачечная закрылась. Мэри говорит, что это сделал ты. — Домашний ИИ.
У меня были некоторые сомнения по поводу установки ИИ в моем офисе. Как обычно, я оказался прав. — Подожди, Сара, я тебе перезвоню.
— Вам звонят еще, сенатор, — сказала Минди. — Если хотите, могу вывести их на экран.
— Минди, вам нужно подумать об этом.
— Один из звонков, — сказала она, — из Белого дома.
ДАВАЙТЕ ПРОВЕДЕМ ВЕЧЕР
Для меня это был знаменательный вечер. Последние пару лет мы отдалялись от солнца, наблюдая, как оно становится все меньше, но вовремя приняли меры, и Международное общество Галилея собралось в отеле Бенджамин Франклин Сьютс в Вашингтоне, чтобы поднять бокалы и отпраздновать это невероятное достижение. У нас было предупреждение за двадцать лет, и мы приняли его во внимание. Общество также вручило первую ежегодную премию Фрэнка Гибсона Мэтью Хардингу за его работу по созданию щитов Хардинга, которые были установлены на обширных территориях земного шара.
Премия, кстати, была названа в мою честь. Не то чтобы я много сделал, но уж точно не столько, как некоторые из этих людей, Хардинг и другие, которые боролись за премию. Джек Битцбергер был одним из фаворитов за свою работу по разработке двигателя темной энергии, который должен был обеспечить практически неограниченную мощность по всей планете. Аста Пробст, выполнявшая основную работу по производству искусственных пищевых продуктов. И Элис Копли, которая недвусмысленно продемонстрировала, что сверхсветовой двигатель никогда не будет возможен, и поэтому мы не должны тратить силы и ресурсы на его разработку в случае крайней необходимости. Были и другие, конечно. Их было слишком много, чтобы распознать всех за одну ночь.
Мой вклад состоял в открытии коричневого карлика, который также был назван в мою честь, и в обеспечении раннего предупреждения [В предшествующем рассказе "Лови момент" на эту тему коричневый карлик, который назвали объектом Мариам, находят по результатам анализа движения кометы Гибсон, открытой Мариам Гибсон. В том рассказе мужа Мариам зовут Уоррен и он риэлтор по профессии]. Сейчас, два десятилетия спустя, Земля находится в процессе смещения со своей орбиты.
Результатом моего открытия, после того как мы оправились от первоначального шока, стали международные научные усилия, не похожие ни на что из того, что мы видели раньше. Мир объединился, чтобы противостоять тому, что казалось непреодолимой катастрофой. И мы победили. Или, по крайней мере, насколько можем судить, человеческая раса не только выжила, но и демонстрировала все признаки процветания. Мы теряли наше солнце, но это была цена, которую мы были готовы принять.
Мы основали колонию на Марсе. Это был запасной план на случай, если больше ничего не сработает.
Конечно, присутствовала моя жена Мариам. Она любила вечеринки, особенно большие. И Лиз, наша дочь. Она замужем, и после нескольких лет настаивания на том, что у нее не будет ребенка, потому что мы все умрем, она присоединилась к нам примерно в то же время, что и все остальные, когда Мэтт Хардинг начал демонстрировать возможности своих щитов и, что еще более важно, легкость, с которой они могут быть установлены как над городами, так и над лесами. Это было шесть лет назад.
В тот вечер я несколько раз подходил к окнам. Луна, конечно, скрылась за горизонтом, когда проплыло то, что они назвали объектом Гибсона. По космическим меркам, он приблизился к нам слишком близко, и все время велись споры о том, что он затянет нас на свою орбиту и в конечном итоге поглотит. На самом деле, по этому сценарию был снят чрезвычайно успешный фильм. Патрик Макколи и Энн Брэкетт сыграли в нем главные роли, и у них был физик, который изобрел способ изменить гравитацию и тем самым спасти планету, несмотря на усилия безумной женщины, решившей сделать так, чтобы все погибли. Она была девушкой физика, которая изменила ему и в результате была брошена. Она отреагировала естественно, выплеснув свой гнев на весь мир. Фильм был номинирован на премию "Оскар" за спецэффекты. И Макколи, и Брэкетт присутствовали в тот вечер на праздновании общества Галилея.
Дата была выбрана потому, что она совпала с проведением нашей первой демонстрации искусственного дневного света. Это произошло незадолго до того, как мы сели завтракать. И это сработало блестяще. Они включили мощность, и на восточной части изогнутой крыши щита Хардинга появилась полоска света. Постепенно она становилась ярче и расширялась, создавая иллюзию рассвета. Они оставили его включенным на тридцать минут, и к тому времени все "небо" прояснилось. Примерно через три года, когда солнце продолжало удаляться, система заработала на всех куполах планеты. Алекс Клеймур, ее разработчик, с готовностью признал, что она не заменит солнце, но свет будет, и иллюзии должно быть достаточно. Он не был задуман как полная копия. Его целью было вернуть нам ощущение круглосуточного рабочего дня.
В банкетном зале "Франклина" были расставлены столы и стулья, и мы насладились восхитительным ужином, в меню которого были стейк, свинина, лосось, полдюжины овощей, картофельное пюре и лимонный пирог.
Когда мы закончили, ведущий нашего вечера, Том Эйкинс, поднялся на сцену и занял трибуну. Мой бывший наставник, он буквально светился от гордости. Камеры были направлены на него. Мероприятие, конечно же, транслировалось по телевидению. — Дамы и господа, — сказал он, — я хотел бы начать с представления человека, который спас планету. Фрэнк Гибсон. — Он протянул мне руку, и я встал под бурные аплодисменты. Это был великолепный момент. Когда все успокоилось, он широко улыбнулся. — Я не могу удержаться, чтобы не напомнить всем, что, если бы он не заметил объект Гибсона в тот момент, когда он это сделал, нас бы не было здесь сегодня на этом празднике. На самом деле, нас здесь вообще не было бы. — Это вызвало еще более восторженную реакцию, и мне снова пришлось встать.
Это был довольно удачный период. Теперь я знаю, что никогда не был достаточно талантлив, чтобы стать выдающимся физиком. Гений, которым я надеялся стать, так и не проявился. Но я отправился на поиски кометы, чего-нибудь, на что я мог бы, возможно, поставить свое имя, а вместо этого обнаружил угрозу существованию.
В конце концов Том нашел время представить некоторых других гостей, среди которых были премьер-министры Великобритании и Канады, президенты Китая и Америки, канцлер Германии и премьер-министр России, а также папа римский. В зале присутствовали двадцать девять лауреатов Нобелевской премии. — Я думаю, — сказал он в заключение, — никогда еще не было такого восторженного и безумного праздника, как этот. И что я не могу выбросить из головы, так это то, что мы сделали это вместе. Сегодня здесь собралось по меньшей мере сто человек, которые внесли важный вклад в это дело.
Благодарственные грамоты были вручены ученым, инженерам, филантропам и представителям средств массовой информации, которые возглавляли эту работу. И еще одна грамота была вручена члену семьи пилота, погибшего во время испытаний.
И, наконец, была объявлена премия Гибсона. К тому времени все уже знали, кто будет награжденным. Когда Том назвал его имя, зал снова взорвался. Мэтт Хардинг встал и поднялся на сцену.
Надпись была выгравирована на треугольной подставке, на которую была насажена хрустальная комета. — Для меня большая честь вручить вам это, доктор Хардинг, за ваш вклад в общее дело. Спасибо вам от всех нас.
Хардинг взял приз и повернулся к аудитории, когда Том отступил. Он сказал примерно то, чего мы все ожидали, — как он был польщен, узнав, что работает с людьми, которых он так уважает. Он назвал еще восемь или девять человек, без которых, по его словам, щиты не были бы созданы. Он не упомянул меня среди них, что я понял. Но, тем не менее, я был немного разочарован. И смущен тем, что это меня раздражало.
Он отметил неоценимую помощь, которую эти усилия получили от стран мира. Как мы все сплотились, когда многие просто хотели сдаться. — Я никогда не забуду этот вечер, — сказал он в заключение своего выступления. — Мы отложили политику в сторону, и в результате все еще живы. Двадцать лет назад, когда Фрэнк заметил эту разбитую звезду, никто не верил, что у нас есть шанс. Но вот мы здесь. Я думаю, что человеческая раса немного более вынослива и способна к адаптации, чем мы когда-либо думали.
Это были его слова. Но в его глазах и улыбке было что-то такое, что опровергало это замечание.
* * *
Том тоже это заметил. Что-то было не так, и, учитывая, что так много зависит от технологий, это напугало меня. Он что-то скрывал? Был ли в щитах какой-то дефект, который он держал при себе?
К нему было трудно подобраться. Все мы были окружены. Несколько лауреатов Нобелевской премии хотели получить мой автограф. В некотором смысле, это был даже более важный момент, чем представление Тома. Казалось, все в здании хотели поблагодарить меня. Я попытался объяснить, что просто пытался найти комету, и на самом деле кто-то другой обнаружил, что в поле зрения попал мощный источник притяжения. Ее звали Джилл Проктор. Она была астрономом на Мауна-Кеа, и все это знали, но, похоже, никого это не волновало. Ее пригласили на празднование, но она отказалась. Я мог понять, почему.
В конце концов, я все же смог протянуть руку и схватить Хардинга за рукав. Он приветствовал меня широкой улыбкой. — Привет, Фрэнк, — сказал он. — Поздравляю.
— Спасибо, Мэтью. Поздравляю и тебя. — Я демонстративно наклонился поближе, чтобы полюбоваться трофеем. На самом деле, конечно, я видел его накануне. — Я все еще не могу поверить, что вы, ребята, справились.
— Знаю. Я был потрясен, когда Брубейкер подошел ко мне и начал спрашивать, возможны ли купола. Я думал, он говорил о куполе, который они построят над каким-нибудь секретным правительственным зданием, чтобы попытаться защитить несколько сотен политиков и их жен.
Брубейкер был советником президента по науке. — Что ты ему сказал? — спросил я.
— Не помню, кроме того, что он сказал мне, будто я мыслю ограниченно.
— Что ж, — сказал я, — слава богу, что все обернулось именно так.
Он смотрел на меня. Но каким-то образом его взгляд в этот момент прошел сквозь меня и сфокусировался на чем-то другом. — Да, — сказал он, — слава богу, все прошло хорошо.
Я глубоко вздохнул. — Мэтт, что-то не так?
Он снова одарил меня своей не совсем настоящей улыбкой. — Нет. Конечно, нет. Почему ты спрашиваешь?
— Ты выглядишь немного расстроенным.
— Нет. — Он ободряюще улыбнулся мне. — Я в порядке. Наверное, я думал об Элис.
— Элис?
— Элис Копли. — Женщина, которая продемонстрировала, что сверхсветовые полеты невозможны.
— Думаю, она получила неплохое признание. С ней все в порядке?
— Конечно. Наверное, я хожу по кругу.
А потом к нам присоединился президент Соединенных Штатов, который хотел, чтобы телекамеры засняли его стоящим рядом с нами. Широкие улыбки со всех сторон, энергичное рукопожатие, представление первой леди.
* * *
— Ты думаешь, что-то не так? — спросила Мариам.
— Не совсем. Просто это показалось странным.
— Элис Копли — женщина-не-быстрее-света, не так ли?
— Да.
— Так почему это должно быть проблемой? То, что мы не можем двигаться быстрее света? — Она пожала плечами. — Я имею в виду, если бы это был Хардинг, я бы подумала, понял ли он, что купола могут дать течь или что-то в этом роде. Или если бы он упомянул, как там его, парня, который дал нам новый источник энергии, я была бы потрясена. Но...
