Сяо Жень: -Нет. Знаю, что прогрессоры, работающие на планетах с индустриальными цивилизациями, не перестраивают глаз.
К.Яшмаа: -Именно. Врачи аборигенов отменно определяют, что зрение изменено неизвестными в их мире средствами. А это — почти верный провал.
Сяо Жень: -Друг моего деда, Джеральд Ли тоже носил очки.
К.Яшмаа: — Да, помню, я был с ним немного знаком. А о Лунине не слышал.
Сяо Жень: -Вот кристаллы с записями.
Долгая пауза, прерываемая хмыканьем К.Яшмаа.
К.Яшмаа: -Пролистал. Что же, все понятно. И вы переживаете по поводу обвинений вас в плагиате?
Сяо Жень: -Ну, в общем... неприятно...
К.Яшмаа: -Бросьте, дорогая моя. На вашем месте я бы просто не реагировал на подобные замечания. Какой там плагиат! Ну, если уж это вас так беспокоит, можете в своей повести сослаться на мое скромное мнение. А оно таково. На Гиганде мне также не раз доводилось наблюдать в действии концентрационные лагери, выстроенные... Хм, да мало ли где и кем выстроенные! Так вот, все эти объекты, на какой бы планете они не возникали, можно подразделить на три разновидности. Одни создаются как индустриально организованные фабрики убийства и даже с последующей "утилизацией" тел уничтоженных. Это ужасно в своей иррациональности. Другие возникают как рабовладельческие хозяйства с дармовой рабочей силой. Как догадываетесь, тоже явление не из приятных, хотя тут прослеживается хоть какая-то мотивация их существования, пусть бесчеловечная. Третьи я бы охарактеризовал как изощренные и довольно дорогостоящие инструменты для разрушения личности заключенного и его ресоциализации. Ваш дед прошел в Островную империю сквозь ворота лагеря именно третьего типа. И вот что скажу, вам, дорогая моя: лагери эти подобны близнецам. Что в Островной империи на Саракше, что в Алайском герцогстве и в республике Гнигга на Гиганде, что в гитлеровской Германии на нашей родной Земле. Посему (как там у вас написано в повести?) "за почти двести световых лет от Земли и на почти двести лет позже..." саракшианские надсмотрщики просто обречены делать то же самое, что описывали земляне двадцатого века Бруно Беттельгейм и Виктор Франкл. О-бре-че-ны, понимаете!
Сяо Жень: -Спасибо, Корней Янович!
К.Яшмаа: -Да не за что, девочка. А не могли бы вы уделить старику еще полчасика и поведать то, что вы разузнали о своем деде? Мне стало очень любопытно...
Сяо Жень: -Да, естественно!
конец документа
Саракш
Островная империя. Белый пояс. Остров Цузуй.
Карантинный лагерь "Возрождение"
10 часов, 4-го дня 4-ой недели Синего месяца, 9590 года от Озарения
С обычным мерзким дребезгом звонок над дверью возвестил об отбое. Почти сразу же вслед за этим погасли все лампочки, кроме тускло светящей над дверью. Заключенные восемьдесят второго отряда засыпали мгновенно. Как и сейчас. Всеслав, обычно спавший на боку или животе, приучился здесь погружаться в сон "по стойке смирно": лежа на спине, не ворочаясь, с руками вытянутыми вдоль тела. Так спали многие, поскольку одеяла были тонкими и плохо согревали сырыми приморскими ночами. Всеслав, подобно другим заключенным, складывал одеяло вдвое в длину, но тогда оно становилось и в два раза уже. Где уж под таким повернуться! Правда, матрацы и небольшие подушки, набитые еженедельно меняемыми сухими водорослями, были относительно неплохи.
Прошла неделя карантинной жизни. Как это часто бывало, Всеслав перед сном пролистал в памяти основные события, анализируя их. Первые впечатления от "Возрождения" были шокирующими для него. Выяснилось, что в этой ситуации практически бесполезны обилие знаний по истории Земли ХХ века и сумма знаний о саракшианской действительности... Сразу же по прибытии в лагерь возникло множество вопросов.
В карантине содержалось приблизительно шесть тысяч "дзэ-зеленых" плюс двести "ха-сиреневых". По прикидкам Пешки и Гурона в лагере всем успешно распоряжались всего-то начальник да сотня солдат береговой охраны. В шестьдесят два (!) раза меньше. В лагере же незыблемы учрежденные администрацией порядки. Крайне сомнительно, чтобы они держались только на насилии.
Ну, ладно, "сиреневые" — это те, кто прибыл сюда, подобно Льву и Всеславу, по приглашению, добровольные мигранты. У них есть надежды на устройство в Островной империи. И во имя этих перспектив они готовы перетерпеть многое. Их стремление приспособиться к лагерным реалиям, выйти из "Возрождения" верноподданными гражданами Архипелагов вполне объяснимо.
Однако отчего среди "зелёных" нет совершенно никакого сопротивления? Отрядом из трехсот человек с зелёными нашивками помыкает солдат-охранник с собакой. Почему им не приходит в голову мысль вцепиться палачу в горло, просто затоптать его вместе с псом? Безусловно, шансов на спасение нет. Заключенные за десятки тысяч миль от родной земли. Мысль о побеге — это даже не фантастика, это абсурд. Ведь захват судна — исключен, а если даже такое произойдет, корабль будет неминуемо потоплен. А вот овладеть лагерем, перебив немногочисленную охрану и завладев ее оружием, это вполне осуществимо. Именно отсутствие шансов на бегство, ощущение полной безысходности могло бы толкнуть людей к бунту обреченных: все равно погибать, так уж лучше пасть в бою с истязателями, утянув их как можно больше вместе с собою на тот свет. Но подобные мысли, похоже, "дзэ" даже не приходили на ум.
По каким причинам и "сиреневым" и "зеленым" дают такую ужасную пищу? Нет, безусловно, лагерь есть лагерь, кондитерские изделия рационом вряд ли предусмотрены. Однако же сплошные тушеные и маринованные водоросли, рыба и черно-бурый хлеб на завтрак, обед, ужин ввергают в беспросветную тоску. Притом, если "ха-сиреневые" получают хотя бы приличные по весу порции этой гадости, то "зеленых" кормят по минимальным нормам: создается впечатление, ровно настолько, чтобы те не умерли от голода. Империя настолько бедна? Островитяне испытывают нехватку продовольствия? И по косвенным данным, имевшимся в КОМКОНе-2. и по первым впечатлениям Лунина от лагеря на Цузуе — вряд ли. Проблемы с подвозом? Совершенно несерьёзное предположение. Вдобавок, насколько явствует из высказываний стражи, "дзэ" — будущие рабы, мускулы, приставки к станкам и инструментам. Им предстоит влиться в хозяйственный механизм, реализовывать производственные программы. Ну, наконец, в какой то степени снабжать те же флот и армию! Казалось бы, островитянам следовало бы понимать, что хотя бы чуть лучше питаемые "дзэ-зелёные", впоследствии будут работать производительнее. Однако, такие соображения, похоже ничуть не волновали лагерную администрацию.
Вчера "ха-сиреневым" приказали перетаскивать на носилках пиленую известняковую плитку от склада к строящемуся на берегу зданию, хотя гораздо быстрее было бы подвезти груз на одном из стоявших в гараже автомобилей. Экономия горючего здесь явно тоже была ни при чем. Тщедушный боец-береговик, невообразимо страдал от скуки, завывающе зевал, наблюдая за работой отряда. Вдруг стражник перестал с отчаянным воем разевать рот и принялся вглядываться в работавших. Потом внезапно заставил вернуть плитку на прежнее место, уложить в штабели и повторить всю работу сначала. Только теперь минующие его пары носильщиков должны были сворачивать на высокие кучи песка, переходить там на строевой шаг и делать "равнение налево". Для чего? Допустим, этот береговик — законченный садист, которому унижение узников доставляет наслаждение... Предположим, даже, что среди надсмотрщиков каждый второй таков. Но не может же быть отклоняющимся поведение у всех островитян поголовно![4]
Не то, чтобы Всеслав был не готов к таким вопросам. Нет, чего-то подобного он и ожидал: бесчеловечности, принуждения, издевательств. Но карантин "Возрождение" озадачил его тем, что был идеальной иллюстрацией к выводам, сделанным в свое время Белым Ферзем: Островная империя — царствие не просто насилия, но насилия, лишенного логики, не просто садизма, но садизма бессмысленного, Островная империя — мир кровавых маньяков и спятивших убийц, эпицентр садистских импульсов, лишенных всякого смысла. Неужто Ферзь прав?! Нет и нет! Настолько безумный мир не может существовать и уж тем более не может быть государственно организован, полагал Лунин. В обществе Империи обязательно должен содержаться некий цементирующий смысл! Он должен лежать на поверхности, быть очевидным для аборигенов и в то же время быть абсолютно невидимым для чужаков. Именно этот смысл следовало отыскать.
Первым слабым прикосновением к Смыслу был завтрак на следующее после прибытия утро. Сидевший рядом с Луниным пандеец брезгливо отодвинул от себя алюминиевую тарелку с тушеными водорослями и ломтем вареной рыбы.
-Смердит? -ухмыльнулся раздатчик пищи с сиреневой нашивкой на спине. -Точно, подванивает солидно. Зато когда съешь — покажется мало. Что, вообще трескать не собираешься? Тогда, дурачок, запомни: хочешь сдохнуть, или попасть в "зеленые" (что одно и то же), тогда можешь не жрать. Отдай порцию умному, ему нужнее. Но если ты решил выйти отсюда островитянином, то вколоти в башку пару правил: раз — лопай все съедобное, даже через силу, два — обязательно учи эм-до и читай на нем, все, что можно прочесть.
Раздатчик плюхнул каждому на тарелку по буро-зеленому кому, вернулся к хонтийцу и продолжил:
-Жалеешь, что попал сюда? Думаешь, над тобой издеваются? Только я, худо-бедно — химик по образованию, вот что тебе скажу. В этой вонючей траве такой запас витаминов и микроэлементов, какой нам на Материке и не снился. Да еще, вдобавок, вещества, вымывающие из организмов всякую ядовитую и радиоактивную дрянь. А в рыбе белков, жиров и углеводов больше, чем тебе требуется по дневной норме. У них все просчитано! Так что порция кажется маленькой только с непривычки...
Он заметил входящего в столовую офицера, тут же замолчал и принялся проворно раскладывать маленькие прямоугольнички черного липкого хлеба.
Вот оно, понял Лунин. Первая разгадка! Тут можно подцепить ниточку, в плотной ткани Смысла. А ведь и впрямь — "Возрождение"! Тут не только обучают "ха-сиреневых" островным диалектам, тут еще прививают мышление островитянина! Естественно, чтобы записать на листе бумаги, надо сначала соскоблить уже написанное. Нужна tabula rasa. А что, к примеру, опустошает сознание эффективнее, чем чувство отвращения к плохой еде и неистовые мечты о "настоящей" пище? Всеслав едва заметно улыбнулся, глядя на содержимое тарелки. "С почином, прогрессор!" — иронически поздравил он себя и съел скользкую зелено-бурую массу до последней крошки.
Карантинный лагерь "Возрождение" изобиловал орудиями унижений, пытки и смерти, погибнуть здесь легче легкого, но нелепо было бы представлять его примитивной фабрикой смерти. Привозить за тридевять морей тысячи пленных для умерщвления?! Нет, нет! Задачей "Возрождения" не могло быть физическое уничтожение ни потенциальных рабов, ни возможных граждан, хотя убийство в "воспитательных целях" допускалось и даже поощрялось. Но вот прератить разношерстную массу заключенных в нечто целостное и монолитное и притом действующее строго в рамках ожидаемого... Пожалуй, догадка правильна. Именно так и должен работать карантин.
Всё начиналось уже в трюмах барж-субмарин. Вообще говоря, перевозка как будущих рабов, так и потенциальных граждан была бы более рентабельной, если бы использовали обычные надводные корабли. Но жуткая обстановка тёмных и душных трюмов была идеально приспособлена для того, чтобы сломить будущих заключенных. Пленники выходили из чрева подводной баржи физически истощенными от издевательств, голода, жажды, нехватки кислорода, бессонницы, психологически опустошенными чувством безысходности. Затем по сознанию заключенных наносился еще один удар: оказывалось, что среди узников лагеря нет равенства.
"Дзэ-зеленые" круглые сутки, день за днем проводили вне помещений (крыша навеса не в счет). Условия жизни, пища и одежда ставили узников на грань выживания. Живя впроголодь, они были обязаны выполнять изнурительные трудовые задания. "Возрождение" было должно подготовить "зеленых" к новому отношению к труду. Им предстояло в дальнейшем стать рабами. Труд для них будет принудительным, бесцельным, надоедливым, однообразным, не вознаграждаемым. Но труд этот должен будет показаться райским наслаждением в сравнении днями, проведёнными в "Возрождении". Каждая секунда лагерного бытия была отслежена и регламентирована. "Возрождение" разрушало личность будущих рабов и обращало их в покорную, легко манипулируемую массу, неспособную ни на индивидуальное, ни на групповое сопротивление.
Вдобавок, "Возрождение", используя "зеленых" как устрашающий пример, еще и терроризировало "ха-сиреневых". Именно поэтому "дзэ-зеленых" подвергали издевательствам на глазах "ха-сиреневых", часами заставляли маршировать или стоять на коленях. Стража заставляла "дзэ-зелёных" грязно ругать друг друга и плевать в лицо. За отказ подчиниться наказывали смертью на месте. Издевательства, не теряя своей унижающей силы, становились все менее и менее жестокими пропорционально тому, как "зеленые" теряли волю и безропотно подчинялись любому приказу стражи, даже самому нелепому. И ведь это действовало! Почти все "сиреневые" испытывали отвращение к "зеленым" и ужас перед перспективой превратиться во что-то подобное, опуститься до нечеловеческого состояния. Им делалось легче, если удавалось убедить, себя, что они — элита, ни в коем случае не имеющая права столь низко пасть. Перспектива стать гражданином Островной империи для них оказывалась в немалой степени зависящей от того, в какой степени они приобретут и сохранят бесчувственность. Мало того — "сиреневые" не только презирали "зеленых", но и скрыто ненавидели, поскольку боялись стать такими же. Правда тающие остатки абстрактного гуманизма продолжали сопротивляться, оттого-то "сиреневые" искали и находили "аргументированные" оправдания для того, чтобы отстраниться от "зеленых" и пояснить себе, что ни "не такие".
На третий день пребывания в "Возрождении" Всеслав обратил внимание на еще одну ненормальность. Заключенных внезапно поражали необъяснимые приступы безудержной болтливости. Лунин заметил также, что неизменными темами разговоров старожилов — "сиреневых" были одни и те же: чем завтра будут кормить в столовой, что едят и пьют "океанские змеи" и каковы блюда кухни островитян, что вкусное можно было бы приготовить из тех же водорослей и прочее. (Для "зеленых" же механизм промывания мозгов был куда проще и мощнее: вместо кажущегося голода — реальный). "Сиреневые" обещали устроить роскошный обед, когда по получении гражданства один пригласит другого в гости. Кроме того, общее настроение после быстро вспыхивавших и так же резко обрывавшихся разговоров ухудшалось: ничего хорошего пока не произошло и не намечалось. "Сиреневые" оказывались в более подавленном состоянии, чем они были до этого. И вот "сиреневым" уже ничего не нужно кроме как наполнить желудок и урвать хотя бы десяток минут для дремоты. Всё свелось к одной мысли: пережить сегодняшний день. Им было уже не до друг друга. Каждый заключенный думал исключительно о себе и неистово мечтал о выходе из лагеря. Когда вечерами голодных, измученных и усталых "сиреневых", пригоняли с работ в барак, они, словно заведенные, бормотали: "Ну вот, еще день пережили". Как-то Всеслав, вступив в подобную беседу, иронически привел три "закона Мэрфи":
