— Гы-гы-гы! — дружно заржали гопники. — Нормальный, мля, вариант. Принимаем в компанию...
— Тогда, путники, угощайтесь, — Шуа ловко отвернула пробку, коротко приложилась узкими губами к бутылочному горлышку, после чего пустила "Белую лошадь" по кругу.
"Божественный, мля, напиток", — сделав несколько крупных глотков, оценил Зяма. — "Только, мать его, слегка сладковат.... Виски-то мне уже доводилось пробовать: лет пять с половиной тому назад — по весне, когда возле Волковского кладбища одного пьяненького "баклана" распотрошили. Вот, в его дипломате похожая бутылочка и обнаружилась. Только в тот раз оно (виски), мля, совсем другим было. В том смысле, что поганым деревенским самогоном так и отдавало. За версту, мля.... Что-то я захмелел после этого вискарика, так его и растак. Даже безразличная сонливость, мля, навалилась. А ещё, в довесок, и заумные мысли — о бренности всего сущего. Мол, все мы — однозначно и скоротечно — смертны.... Странные такие мысли, мля. В том плане, что никогда прежде они мою глупую черепушку не посещали. Никогда...".
— Что это такое? — вытянув ладошки перед собой, несказанно удивилась Милка. — Снег пошёл...
Действительно, с ночного питерского неба начали плавно опускаться, словно бы кружа в каком-то старинном медленном танце, снежинки: белые, очень крупные, мохнатые и неправдоподобно-разлапистые.
— Хрень охренительная, — задрав голову, прокомментировал Ржавый. — Зима наступила?
— Очень похоже на то, мля, — громко шмыгнула длинным носом лохматая Лерка. — И похолодало. Резко так. У меня даже сопли зелёные, так их и растак, потекли из носа.... Может, "семьдесят второго" портвейшка накатим? Типа — для сугрева?
Но "накатить" было не суждено.
Со стороны Бухарестской улицы — неожиданно и резко — ударил сильнейший порыв льдисто-холодного ветра. Ну, оно тут же всё и закружилось — в едином изысканном кружеве: пластиковые стаканчики, фольга от плавленых сырков, обрывки газеты и снежинки, снежинки, снежинки...
— Метель, мля, началась, — зябко ёжась, сообщила Милка. — Серьёзная такая, мать её. Не шутейная. Так, сволочь, и сдувает. А холодный колючий снег даже в уши залезает.... Что будем делать, атаман?
— В парадную перебираемся, — решил, долго не раздумывая, Зяма. — Я входной код замка знаю. Хватаем бутылки и остатки закуси. За мной, братва. На подоконнике разложимся.
— Стоп, пацаны, — неожиданно заупрямился Ржавый. — Нельзя — в эту парадную.
— Почему это, мля, нельзя?
— Дык, это.... Говорят, что Серый вернулся...
— Ага, сегодня, — зло сплюнув под ноги, подтвердила Лерка. — Матрёна рассказывала. Мол, мля, ещё здоровее, чем был. И весь такой...м-м-м, матёрый из себя. Ну, то есть, очень взрослый и серьёзный.... Может, атаман, ну его? Типа — себе дороже?
Сергей Яковлев? Это было, действительно, серьёзно. Зяма — когда-то очень давно — учился с Серым в одной школе, правда, в параллельных классах.
"Ох, и доставалось мне тогда от него", — подумалось. — "По полной и расширенной программе, мля. И не только мне. А очень даже, мать его ети, многим.... Значит, вернулся, оглоед? Ай-яй-яй. Грехи мои тяжкие. Осторожней надо, мля, быть. На всякий и пожарный случай. Зубы-то, они не лишние. Хоть и гнилые насквозь...".
— Может, к Милке отправимся? — предложил Зяма.
— Не-е, пацаны, так не пойдёт, — тут же заныла деваха. — В том плане, что такой огромной кодлой. Тесно там у меня, мля. И мать-старушка парализованная.
— Что же тогда, народ, делаем? Делим бухло и пошло разбегаемся в разные стороны?
— Не надо никуда разбегаться, — заверила Шуа. — В "Колизее" пересидим непогоду. У меня и ключик от дальней боковой двери имеется. Купила по случаю.
Гопники и гопницы, боязливо переглядываясь, молчали...
Сделаю, пожалуй, уважаемые читатели и читательницы, маленькое отступление. Чисто информационной направленности.
Шипкинский переулок, он достаточно короткий — тянется от улицы Бухарестской до Будапештской. Или же, наоборот, от Будапештской улицы до Бухарестской. Тут, уж, как кому больше нравится...
И долгое время о его существовании мало кто — вне Купчино — и догадывался. А потом этот короткий и неприметный переулок "прогремел" практически на весь Санкт-Петербург. Да, что там — на Санкт-Петербург, на всю нашу огромную и замечательную страну он тогда "прогремел": по всем крупным телевизионным каналам — в течение добрых двух-трёх месяцев — регулярно показывали развёрнутые репортажи про Шипкинский.
Дело было так. В самом начале двадцать первого века в Шипкинском переулке построили кирпичную шестнадцатиэтажную "свечку". Вот, в этот дом семья Яковлевых и переехала — продали "двушку" на проспекте Димитрова и добавили к вырученной сумме многолетние сбережения. Очень даже удобно и рационально получилось: старый и новый дома располагались относительно недалеко друг от друга, Серому даже школу не пришлось менять, что, согласитесь, для выпускного класса совсем и немаловажно.
Переехали, значит, и тут выяснилось, что за их "свечкой" строители возводили (вернее, уже заканчивали возводить), ещё один жилой кирпичный комплекс — только семиэтажный.
— Это, наверное, так называемое "жильё повышенной комфортности", — предположила тогда матушка Сергея, — предназначенное для всяких современных российских чиновников и прочих богатеев.
А потом их дом начал "падать". То есть, значимо отклоняться в сторону переулка...
Как это обнаружилось? Элементарно: неожиданно заклинило все лифты, причём, "намертво", стали искать причину, тут-то и выяснилось, что перепад между отдельными бетонными перекрытиями составлял почти пятнадцать сантиметров. Естественно, что перепуганные жильцы тут же выставили на стыках перекрытий самодельные "маячки", и уже через пару суток стало окончательно ясно: дом кренится и "падает".
Жильцы — в срочном и массовом порядке — сообщили о выявленном факте куда надо: и районным властям, и прокурорским деятелям, и "Гостехнадзору", и муниципальным депутатам, и представителям городской прессы. А ещё и Интернет — для пущей эффективности процесса — задействовали.
Что тут началось — словами не передать. Комиссия за комиссией зачастили. Важные и серьёзные такие комиссии, состоявшие из солидных и упитанных дяденек-тётенек в деловых импортных костюмах. А ещё и всяких журналистов-корреспондентов набежало — как собак нерезаных. Включая, понятное дело, ушлых и нахрапистых телевизионщиков. Короче говоря, Шипкинский переулок реально "прогремел" на всю страну...
Высокие и авторитетные комиссии, многократно и плодотворно посовещавшись, установили, что дом — в целях экономии — был выстроен не на свайном фундаменте, как это принято в условиях вязких и неустойчивых грунтов, а на плитном. Земля же в Купчино болотистая и, более того, на совесть пропитанная грунтовыми водами, вот, фундаментная плита и "поехала". То бишь, слегка перекосилась.
Наспех сделали и утвердили "спасательный" проект, нагнали целую кучу самой разнообразной строительной техники, начали спешно бурить — рядом с "поехавшей" фундаментной плитой — скважины большого диаметра и закачивать в них (под высоким давлением), специальный раствор на бентонитовой основе. Что-то там ещё делали — в плане применения новейших инновационных технологий. В конечном итоге, дом "падать" перестал и даже, по клятвенным уверениям высокопоставленных чиновников, частично выпрямился.
А, вот, строительство комплекса "повышенной комфортности", который возводили за "свечкой", было заморожено.
Почему — было заморожено? Трудно сказать однозначно. Может, высокие комиссии, усердно шаставшие рядом с шестнадцатиэтажкой, выявили — до кучи — какие-то серьёзные нарушения в разрешительной документации. Или же запросили (за свою "слепоту"), запредельную взятку. А ещё по Купчино ходили-бродили смутные слухи, что "главного застройщика" семиэтажки неожиданно посетило видение — типа во сне к нему явилась безобразная старушенция в гадких лохмотьях и напророчила, мол: — "Как достроишь, милок, этот семиэтажный комплекс, так сразу же и помрёшь...". Ну, а мнительный "главный застройщик" тут же испугался — до полной потери пульса, срочно ушёл "на больничный", а после выздоровления отдал строгий приказ — о незамедлительном прекращении строительства. Тёмная история, короче говоря...
Как бы там ни было на самом деле, но упомянутый комплекс так и остался стоять недостроенным: строители — тринадцать лет тому назад — огородили его "сетчатым" забором, установили на входных проёмах толстенные металлические двери, а после этого ушли. Как выяснилось, навсегда.
Коварное и жестокое Время, естественно, не пощадило "недострой": водосточные трубы проржавели и местами осыпались, оконные рамы почернели, покрылись бело-серой плесенью и обветшали, крышу — над северным крылом — сорвало сильными ветрами, кирпичная кладка покрылась сетью извилистых трещин. А сам комплекс, с течением времени, стал именоваться в народе коротко и непритязательно — "Колизей". Из нетленной серии, мол: — "В итальянском Риме есть Колизей? Есть. А чем наше благословенное Купчино хуже этого занюханного Рима? Ничем, ясен пень. Вот, пусть и у нас будет — свой собственный "Колизей". Назло всем этим самодовольным и зажравшимся европейцам...".
Казалось бы, что "купчинский Коллизей" должен был быть любимым местом обитания бомжей, гопников и беспокойной хулиганистой молодёжи. Как же иначе? Мол, бесхозная крыша над головой.... Железные двери? Не смешите, пожалуйста. Кроме дверей, как известно, ещё и окна существуют. А отжать оконную раму — при наличии фомки и русской смекалки — раз плюнуть.... Итак, должен был быть — любимым местом. Но, по факту, не был. Почему? Пытались, естественно, поначалу упомянутые бомжи-гопники-хулиганы обжиться в "Колизее". Но только ничего хорошего у них не получилось, мол: — "Забираешься через окошко внутрь и сразу же, мля, чувствуешь — что-то ни так. Типа — тёмная-тёмная аура висит вокруг. И колючие ледяные мурашки, мать их растак, быстро-быстро бегут по спине.... Глядь, тёмные уродливые тени отчаянно прыгают по кирпичным стенам и бетонным перекрытиям. Прыгают, суки рваные, и угрожающе скалятся. А некоторые из них, свят-свят, даже с рогами.... Потом — откуда-то снизу — жалостливые стоны-крики долетают: словно бы там пытают-изничтожают кого-то. После стонов жуткий вой раздаётся. А после воя — рычание. Дикое-дикое, мля, такое.... Сердце тут же в пятки уходит-падает. И ноги — сами по себе — бежать начинают. Кажется, что ещё пару секунд назад ты был в "Колизее". А в себя уже за забором приходишь. И как бежал, и как через забор перелезал — не помнишь. Трясёт всего. Всё трясёт, мля, и трясёт. Трясёт и трясёт. Почитай, целые сутки напролёт. Даже целебный "Агдам" — под "косячок" — не помогает...".
А ещё всё Купчино (стараниями уважаемых Матрёны Ивановны и Ульяны Макаровны), было уверено, что в "Колизее" проживает самая натуральная чупакабра. Мол: — "А по ночам эта кровожадная гадина вылезает из "Колизея" и убивает-съедает всех собак и кошек, подвернувшихся под её когтистую лапу. Однажды я даже сразу двух чупакабр видела. Вот этими самыми глазоньками. Чтоб мне на месте провалиться и "Дом-2" больше никогда не смотреть...".
Слухи слухами, но бродячие собаки и кошки, тем не менее, в Купчино перевелись — как класс. За редчайшими исключениями, понятное дело. А, ведь, ещё лет семь-восемь тому назад от них было, буквально-таки, не протолкнуться.
Короче говоря, "Колизей" — среди жителей района — традиционно пользовался дурной славой, и его предпочитали предусмотрительно обходить стороной...
Итак, купчинские гопники и гопницы, неуверенно переглядываясь, молчали.
— Не бойтесь, родные, — надменно и вальяжно усмехнулась Шуа. — Ничего там страшного нет. Для меня, по крайней мере.... Отставить — глупые и бесполезные споры! Запихиваем непочатые бутылки с вином в полиэтиленовый пакет. Початые несём в руках. И за мной шагаем, путники неприкаянные. Шагаем-шагаем. Я сказала.
Она резко развернулась и, не оборачиваясь, уверенно направилась к углу дома. Гопники, не споря, дружно последовали за ней.
"Ерунда, мля, какая-то", — заторможенно подумал Зяма. — "Не хочу я туда идти, а, тем не менее, иду. Словно, мать его, зомби на верёвочке. Да и все остальные — в количестве семи подвыпивших рыл.... Это, наверное, мля, из-за виски халявного. Подмешано там, наверняка, что-то, век анаши не курить.... Ох, не кончится всё это добром. Не кончится, депутатом буду. Бежать надо отсюда. Бежать, мля, сломя голову...".
Думать-то он думал, но только никуда не бежал — брёл себе и брёл, словно бы окончательно растеряв последние остатки воли, за новой смуглолицей знакомой. Покорно, надо заметить, брёл...
Компания, прикрывая — ладонями и рукавами одежды — физиономии от встречных потоков снега, оказалась за "свечкой".
— Хрень очередная, — вяло пробормотал Ржавый. — Никогда, мать его, здешние фонари не светили. Никогда.... Ну, зачем, мля, освещать недостроенный и заброшенный объект? Незачем, ёжики колючие.... А теперь, понимаешь, горят. Так их и растак...
"Действительно, мля, горят", — мысленно согласился с корешем Зяма. — То есть, светят.... Только странный этот свет долбанный. Мутный-мутный, призрачный и чуть-чуть подрагивающий.... Ох, мама моя, мамочка. Говорила же ты мне много-много раз, мол: — "Возьмись, сыночек, за ум. Возьмись. Не шляйся ты — дни и ночи напролёт — по всяким местам подозрительным. Дома сиди и пить бросай. А ещё лучше — на работу устройся. Да и жениться тебе надо бы. Жениться, остепениться и о Будущем задуматься...". Говорила. Много раз. А я, придурок глупый и законченный, не слушал. Вот и доигрался. Поделом. По грехам и по делам гадким.... Тьфу, пригоршня холодных снежинок попала в нос. Вот же. Ап-пчхи.... Всё снежит, мля, и снежит. Мать его морозную.... Шуа легонько тронула ладонью "заборную" секцию, и та — словно калитка на петлях — распахнулась. Мля.... А теперь подошла к тёмной двери и, взявшись за железную ручку, открыла её. Просто так открыла — безо всякого ключа. Врунья дешёвая: купила, мол, она по случаю. Ага, конечно. Зараза и шалава, блин горелый...".
— Заходим, — не оборачиваясь, велела странная женщина. — Извините, милые мои путники, но обратной дороги нет. Так, вот, получилось. Не взыщите.
Они вошли. Через пару секунду под потолком зажглась длинная и узкая неоновая лампа.
Зяма, услышав, как сзади сдавленно чертыхнулась Милка, обернулся и зло прошептал:
— Совсем, лярва неумытая, ополоумела? Нашла, понимаешь, где рогатого поминать. Так и накликать, мля, недолго.
— Дык, я н-ничего т-такого..., — принялась отчаянно заикаться девица. — П-последней, мля, вошла. Развернулась, чтобы д-дверку п-п-прикрыть. А нет т-там, мля, никакой д-дверки. Т-т-только стена...
"Действительно, кирпичная стена", — взглянув, окончательно запечалился Зяма. — "Наверное, опять глюки начались, мать их галлюциногенную. Ох, не ко времени.... Кстати, а откуда здесь взялся свет? Ведь, электричества-то к "Колизею" так и не подвели.... Засада какая-то. Страшновато даже, мля, немного. Так и на измену можно подсесть. В том смысле, что жидко обхезаться — ненароком — в штанишки...".
