— Лёшка...я не...я не знаю, что сказать, прости... — положила мне руку на лоб. — Лёш, у тебя температура...
Ага. Уже четыре часа. Как домой пришёл...
— Аль, а я не знаю, что мне теперь делать...
И надо ли вообще что-нибудь делать...
— Давай, иди в душ и ложись в кровать, я тебе щас чаю... — торопит меня Алик.
— А ты придёшь ко мне?
Мне...страшно?..
— Да, конечно. Ле-еш, давай, бегом мыться! Я кому сказала?!
Эх...мне... Иду.
Шумит душ. Хотя...какой тут у нас душ? Так, ржавая ванна и лейка под потолком. Да и воды не бывает горячей месяцами. Особенно летом.
Сегодня — есть. Зима же скоро.
Есть люди самодостаточные. Им никто не нужен для жизни. Только они сами. Ну, или почти никто. С такими интересно. Никогда не знаешь, что твой друг выкинет в следующий момент, куда занесёт его простая мысль "пойти прогуляться". Это некий фактор неожиданности, порыв ветра, врывающийся в комнату и сметающий со стола пачку непронумерованных листов с текстом.
Я не такой. Мне ещё отец говорил, что я существо социальное, без людей не могу. И верно. Мне рядом нужен кто-то о ком я заботиться буду. Мне, оказывается, семья нужна, друзья.
Хм... Получается что? Я — чей-то фактор стабильности? Х-ха!
Я — чей-то якорь.
Вода...по телу. Горячая. Жжёт. Только мне...холодно. Внутри.
— Лёшка, господи, что с тобой?
Она напугана. Правильно, лежу, меня колотит, зубами стучу. Всё одеяло на себя натянул. Холодно мне, Аленька. Оч-чень...
Лоб мне щупает. Охает, накидывает на себя халат и бежит на кухню за градусником. Взволнованная такая. Ч-чёрт, ей же нельзя нервничать... Чёо-орт! Ща. Ща я встану и сделаю вид, что совершенно здоров, что озноб — это нервное, что... Что... Как же болит голова!.. И глаза...словно по ножу в каждый вогнали... Аля? Что? Градусник? А, ладно, давай... И, пожалуйста, солнце моё, убери этот чёртов свет!!!
Сколько?! Тридцать девять?! С чем-то... Нет? А сколько? И...теперь что? Эй, ты что? Раздеваться? Я вроде бы болею... Не до того... А-а-а!.. Ты меня обтирать будешь? Водкой?! Да я её лучше...внутрь употреблю... Извини... Я...больной. Ага. На голову. На всю...
Аль... Сил нет не то, чтобы встать, а просто руками пошевелить. Ой! Блин... Холодно. Аль... Мне холодно... Ау! Она хо-лод-ная! Водка. Когда снаружи. Никогда не думал... Бр-р-р... А вот руки твои...тоже. Но это они от водки такие. Как же я их люблю. Ласковые, нежные, порой очень требовательные: так можно, так нельзя, но сейчас я больше всего хочу вот так... А "нельзя", правда, звучит редко. Почти не слышу... А ещё они в мозолях от струн, в мелких ранках от постоянной стирки и от этих жутких порошков. И ещё Людвиг царапает их, зараза.
Сел. А-а-а! Холодно. Водка, испаряясь с моей спины, охлаждает её. Так, вроде бы, задумано. Ой! А живот зачем? Холодно! Не буду-не буду... Ладно, давай и ноги оботри... Ну, блин! Меня касается любимая женщина, а я лежу, как бревно! Ну и что с того, что я болею? Аля-а! Мне стыдно. Не, не за то, что заболел... Как эт "за что"?! За бревно...
Ох, мне легче стало. Опять градусник? Да сколько можно! Ладно, не спорю. Давай его сюда. Ты куда? Не уходи, побудь рядом, а... Чай? У нас нет. И малиновое варенье съели...
Дверь хлопнула. Два часа ночи. Аля-а!! Ты куда уходила? Да, я хотел спросить только это. А, к Петровне. Зачем? За вареньем? Аленька... Всё, лежу смирно и болею...
Чай. Малиновый. Кислый. Сахара-то нет, а Аля постеснялась у Петровны попросить. Ну и ладно. Так выпью. Главное, чтоб помогло. Чтоб в пот кинуло...
Аль... Аля... Проснись пожалуйста. Мне помощь нужна. Дойти. До ванны. Боги! Аля!!! Не надо! Я сам. Не помираю ведь. Что? Хорошо, дурак. Согласен. Но, я — сам. И не уговаривай. Аля! Блин!!! Не надо мне ничего нести!!! Я, бля, поползу, но...
А тяжело вставать-то... И идти. Так, только не налегать на Алю... Во мне ж весу...
Так. Ты, Леший, молодец. Дошёл. Сам. Ну...почти. Стоп! А ты куда? Со мной?!
— И с каких это пор мы такие стеснительные стали, а?.. — спрашивает меня сердито.
Лешак, бля, не смей хамить жене, она вон как за тебя переживает, сволочь ты, неблагодарная.
— ...вдруг что с тобой случиться? Ты упасть можешь...
Аль. За мной не ходи. Если я упаду, ты услышишь.
Обиделась. Но осталась снаружи. Ну и хорошо. И славно...
Ой! Женщина! Автограф??!!
— Мой сын большой ваш поклонник. Да и я с ним была на вашем выступлении.
Боги! Надеюсь, не на том, где... Что?.. Именно на том? Бл..дь! Мне стыдно... Вам понравилось??!! Не, я ничего не понимаю в этой жизни...
— Алик, а теперь уговорите своего мужа повернуться на живот и предоставить мне, так сказать, поле для деятельности... — достала шприц, ампулы...
Что? Э-э-э...
— Леш, не делай такое лицо, давай, переворачивайся...
Аля, я не люблю...э-э-э...обнажаться перед незнакомыми женщинами!!! Тем более, такими молодыми... Замечательно. Эта незнакомка в белом халате ещё и смеётся. Надо мной...
— Ой, да что я, мужских ягодиц не видела? Насмотрелась уже-е, во!.. — пальцем тонким покачала в воздухе и чиркнула ногтём себе по горлу. — Муж скоро обижаться начнёт, что я его ягодицам мало внимания уделяю... Давайте-давайте, некогда мне, на другой конец города ехать ещё...
Ну, что делать? Разворачиваюсь. Стягиваю плавки... Проспиртованная ватка касается кожи, опять холод... Бл..дь!!! Как бо-ольно!! У-у!.. Вою тихонько в подушку. А ведь есть люди, которые сами себе колят... Диабетики, например. Или...наркоманы. Не-е... Я уколов боюсь. Оказывается.
— Вот и всё. И чего сжиматься, а? Так ведь ещё больнее...
Смущённо и тихо скулю. Всё в ту же подушку.
Аля улыбается. Немного ехидно так... Ну да. Точно. Больнее. Тут главное настроиться, на боль: р-раз, и нет её. Интересно, а девушки как...тож настраиваются? Надо будет потом у Али спросить. Если не забуду...
Процокали к выходу каблучки, щёлкнул замок на двери. Тихие шаги Алик. Присела рядом, руку на лоб мне положила.
— Напугал же ты меня, Лёшка...
Прости! Ну...
— Аль... — ловлю её ладонь. — Я больше не буду. Веришь?
Улыбается. Верит. Наверное. Не видно мне — она не на меня сейчас смотрит, на почти голые ветки берёзы, растущей за окном.
— Аля, — прошу тебя-а!!! — Не уходи спать на кухню, хорошо?
Любовник из меня сегодня вааще никакой, но ты просто будь рядом, ладно?
— Что, папа с мамой спят вместе, потому что боятся темноты?
Боги! Аля... Какая ты у меня красавица... Да и какая темнота? Рассвет скоро. Ты ж со мной всю ночь провозилась. Вон, Людвиг, и тот просидел в углу, глаз с меня не спускал.
— Ага! — пытаюсь смеяться, но неудержимо клонит в сон. — Сегодня...
Зеваю. Собираюсь уснуть, но мне снова дают градусник. Здорово. Тридцать семь и три... Нормально. Почти.
Алик ныряет под одеяло рядом со мной. Прижимается. Вздыхает.
— Заболеть не боишься? — спрашиваю.
Легонько шлёпает меня по губам.
— Тих! Молчи! Спать давай! Экий ты у меня, даж укол на него не действует.
Действует, блин, ещё как действует! Ща...усну...
— Я, Аль, спросить хотел, — отчаянно зеваю. — Тебе тоже...надо было на боль настраиваться? Ну...тогда?..
В предрассветном свете вижу её лицо. Почти. Улыбается.
— Не-а. Мне слишком хорошо было, чтоб вспоминать о какой-то там боли. Всё, спи.
Молчу. Зеваю. Думаю. Интересно, а со мной ей хорошо? Блин. Наверное, да. Столько лет вместе...
— Лёшка-а... — проводит рукой по моей шее, щеке, запускает пальцы в волосы. — Мне так хорошо с тобой...
Она, что, мысли читает? О-бал-деть!
Всё. Сплю...
* * *
Солнечным светом сердце сжёг,
Часто бывает, людям невдомёк...
Все мы чужие, кто же здесь свой?
Ветер за спиной...
Провернул было ключ в замке... Не получилось. Ключ наткнулся на неразрешимое противоречие — дверь уже открыта. Хм...
Леш нахмурился и решительно взялся за ручку. Что, Аль? Подожди, Аля... Отстранил её и шагнул в квартиру первым.
— Леш...
Погоди. Я, конечно, люблю открытые двери и сам всегда...открываю то, что мне нужно. Ключом. Нет ключа — по-другому. Нельзя по-другому — тогда с ноги... плечом... или ещё как... с размаху... Только вот конкретно сейчас — погоди.
Тишина квартиры. Пустота и спокойствие. Как оно, а? Ты возвращаешься домой, а дом твой... Тот да не тот. Знаешь, что не тот. Откуда? Да сам он тебе об этом и говорит...дом.
Леший прошёл по коридору на кухню. Не разуваясь.
Тепло. Спокойно. Тихо.
И что не так?..
На балконе стоял Трампер. Стоял, смотрел куда-то вдаль и курил, сильно затягиваясь, жадно глотая дым...
Алик осторожно тронула Леша за плечо... Что там, Леш? Кто...
Волк.
Уткнулась лбом ему в спину... И что же надо здесь...волку?
Аленька...спроси лучше, что ему надо было там! Или что ему вообще надо...
Балконная дверь как-то глухо стукнулась о батарею. Запустила в кухню холод. А ещё немного едкого дыма от паршивых сигарет, потому что Трампер забыл выбросить окурок — так и держал его в руке... чуть дымящий... умирающий... Дверь прикрыл, потом вспомнил, чертыхнулся и открыл её снова — бросил окурок прочь. На улицу.
Как почти тепло, спокойно и тихо... Но тепло — это от плеча Леша...горячего плеча... Ой, здравствуй, Людвиг... Здравствуй, радость моя рыжая, ты ходишь, ходишь, тычешься мне в ноги, а я сразу и...не заметила... Прости. Спокойно ли? Не очень... Разве что тихо...
Never, never let you go! — раздалось откуда-то из-за стены, то ли сверху, то ли снизу...
Да, кивнула сама себе. Тихо. Было.
Натан поглядел на стены, сотрясаемые попсой...поморщился...
— Fuck! — сказал непроизвольно. — Это ж... — замолчал.
— ...надолго, — продолжила фразу Алик.
Леш стянул куртку. Надолго бывает, подумал он... А навсегда? Нет, наверное. Ничто не вечно. Кроме одной вещи...
— Натан...— покачал головой Леший, — тебя только за смертью посылать...
PEACE`у — PEACE
Сильнее всяких войн —
Воля и разум!
— Гхм... — Леший кашлянул в кулак.
Получилось очень неестественно и как-то нервно. Словно готовился долгое время. Мож, и правда готовился? Во всяком случае, ждал.
— Натан...— глянул хмуро Леший, — пошли выйдем. Поговорить надо.
Стоит, чёрт его, смотрит... Взгляд блуждающий, странный какой-то, неспокойный... Волосы от пыли стали тёмными, серыми... Руки — в карманы...как всегда... Куртку накинул. Пошли, говорит. Грязный ты, Нат, как... Где валялся, а? И кто тебя назад воротил?
— На улицу, — буркнул Леш, когда оба оказались на лестничной площадке.
Вперёд иди...drunk`ер... Так, значит, тебя Аля зовёт? Косточки в кулаках как-то непроизвольно хрустнули... Ты забыл кое-что...друг... Граница для тебя значение потеряла. С одной стороны поле и с другой — тоже поле. Пшеничное, почему-то кажется. Думаешь, разницы нет? Есть...
Леший посторонился, пропуская соседку наверх...
Пересёк границу, думал, значит, так...просто... Твои же собаки на границе стоят...бра...брат. Сам выучил своих псов, натаскал их. Как Вождь просил, как Вождю надо было... А теперь вздумал, что... На границе, друг, пограничники обычно водятся...с оружием...
Леший выдохнул и почувствовал, как вскипает кровь...
Идёт...шагает...шаркает по ступенькам...лениво ноги переставляет...
— Алексей Николаевич, — заискивающе обернулась к Лешу соседка, баб Саша. — Вы на лестницу деньги сдавали?
Чё? Какая ещё...
Леший нахмурился. Непроизвольно поглядел под ноги.
А-а... На ремонт в смысле... Нет, конечно, что за вопросы. Фыркнула соседка, вскинула крашеную в непонятный цвет голову, бровью повела... Натан там, на лестничном пролёте, усмехнулся и крикнул на весь подъезд:
— Хочу сдохнуть молодым!!..
Урод, подумал Леший. Я тебе в этом сейчас помогу, не беспокойся... Баб Саша стукнула своей железной дверью, глухо ругаясь...
А холодно на улице. Наверное. Кому-то. Тому, кому сейчас на душе спокойно и уютно. Леший губу прикусил. Сильно. Даже нет — закусил... А мне сейчас — горячо. На скамейке перед подъездом — ещё две соседки. Какая-то сволочь из них, что-то сказала Алик...что-то про... Тьфу!!.. Сидят, бл..дь, мирно беседуют. Семечки грызут. Зачем?.. Почему?.. В сериалах утренних-дневных-вечерних что-то недодумали и вам жизненности не хватило?.. Вырву как-нибудь эту грёбаную скамейку вместе с...
Натан вскинул голову, обернулся к Лешему...
Леш ударил. С размаху. Со всей силы могучей — в лицо. Кулак наткнулся на кость...
— Ты что, ох..л?!! — Натан, ругаясь, схватился за переносицу, сделал шаг в сторону...
А кулак не разжимался почему-то... Ударил — а легче не стало. Только ещё хуже. Ну, и пусть хуже. Зато правильно.
— Что ж вы делаете!.. — запричитали соседки. — Ах!..
Семечки в разные стороны полетели, шелуха... Не отличить зёрна от плевел... Натан смахнул с пальцев кровь и поморщился. Убью его, подумал Леший. Тогда станет легче. Точно. Кулак...скула...разнести тебя в прах... Легко...
— Рехнулся??!!.. — заорал Нат со злостью.
— А! — взмахнули руками бабки. — Что делается! Среди бела дня!..
Капли красные на асфальт брызнули. По листьям. По шелухе семечек... Ах ты... Даж не думай, бля!.. Что мне твоя рука! Ха!.. Да я те все рёбра переломаю! Ч-ч-чёрт... Сука!!.. Отмахиваться вздумал?!
— Ле... Леш!!..
— Милицию, милицию надо вызвать! — визгнула бабка. — Убьют друг друга!
— Зар-р-раза, Леший!!!.. Какого... А-а-а...
К асфальту припечатаю!!.. Сил, мать твою так, у тя, наркомана, вааще не осталось! Уж и забыл...как кулаками работать! Бля! Под дых! Сволочь!! Изворотливая сволочь! Всё...убью на хрен!!! Как грушу боксёрскую измолочу...
Леш тряхнул головой... Вокруг всё словно померкло и значение потеряло. Важны только вот эти пара-тройка асфальтированных метров дороги. Ты и Враг. Боль, мож, конечно, она и есть, но не чувствуется совершенно. Я тут, Враг — напротив. От кулака увернуться и с сильным выдохом ударить...обрушить...разрушить...убить...
Убить то, что убивает, чтоб оно потом...
Натан дышал часто и сплёвывал соленую противную кровь под ноги. Ругался, как только мог... Крыл всех...всё...весь чёртов мир... Но про себя. Не вслух. Это всегда помогало и заводило... Злило... Вселяло ненависть и жажду... И выгоняло все мысли напрочь...
А-а... Леш зарычал. В зубы?!.. Получай, сволочь, теперь я даже уползти тебе не дам... Кровь по венам мчится, как бешеная...и во рту...солёная... Тьфу! Руку щаз-з-з тебе сломаю!.. Как ты посмел...её...ей... Как ты... Что? Выкрутиться уж никак? Кончились силы?!! Ненадолго тя хватило, ур-р-род!!! Завизжали где-то соседки. Смутно их слышно. Сквозь оглушившую и ослепившую злость...
— Бл..дь! — Натан стиснул зубы что есть силы и попытался заехать Лешему локтём, но...не вышло. Крепкий он, сука...сильный...откормленный, бля!!..
