Дильмуне.
За два месяца до Нового года, когда окончательно выяснилось,
что более двенадцати кораблей на воду не спустить, эн Аннипад
поведал народному собранию прорицание Энки и пояснил, что по
воле бога вначале должны уплыть сильные воины с семьями и
холостая молодежь, а за остальными они вернутся после того, как
отыщут Счастливый город. Аннипад был чрезвычайно удивлен и
весьма расстроен тем, что, сославшись на предощущение, отец и
дядя выразили сомнение в возможности их возврата за остальными,
и поэтому отказались плыть вместе с сыновьями, ибо здесь они
будут значительно нужнее племени. Как Аннипад ни уговаривал
отца, тот, тем не менее, стоял на своем и не согласился. И тогда
эн решил оставить Городу небольшой отряд воинов для защиты
стариков и детей. Энентур тоже не захотел уплывать, заявив, что
он не покинет отца. Прижавшись щекой к руке Уренки, он с
увлажнившимися глазами произнес:
— О отец, я слишком поздно нашел тебя, чтобы по собственной
глупости потерять.
— Спасибо тебе, о первородный сын мой, — Уренки поцеловал
его в лоб, — теперь я могу спокойно доживать свой век и на
Дильмуне, ибо есть кому позаботиться о душе моей.
Волны печали вздымались над Городом, захлестывая сердца
людей, ибо в каждой семье готовились к расставанию. На
седьмую ночь перед отплытием Урбагар, дабы получить
предзнаменование в вещем сне о том, каким будет плавание, лег
спать на жертвенный стол в храме Владыки вод. И приснилось
кормчему, что прямо на носу плывущего первым флагманского
корабля "Дильмун" возникла радуга. Худшего предзнаменования
и быть не могло, но Великие боги АН и Энки мгновенно подняли
радугу и перенесли ее на корму ладьи, чтобы она освещала путь всем судам. Это был благой знак, ибо помощь Великих богов предвещала удачу, и Урбагар принес им благодарственную жертву. Море в окрестностях острова во многих местах обмелело, стало
несудоходным и Урбагару со своей командой в течение двух дней
пришлось промерять фарватер.
Перед отплытием люди, покидающие могилы предков,
совершили возлияние и попросили у их душ благословения. И
пришел день расставания. На рассвете все племя в последний раз
собралось в храме Энки, и эн, заклав на алтаре пять молодых
быков и столько же овец, совершил возлияние Всевышнему
жертвенной кровью, водой, молоком и пивом. Жрецы запели гимн,
прославляющий милости и благодеяния Энки, оказанные им
шумерам, и из святилища торжественно вынесли кумира Энки,
сидящего в паланкине, и поставили у алтаря. Эн Аннипад, а за ним
и весь народ преклонили колени перед богом, покидающим
Дильмун. Эн трижды простер к Энки руки и вознес молитву:
— О ты, кто знает пределы всех путей и цели всех деяний и все,
чему быть и откуда быть! Даруй кораблям нашим беструдную
стезю, доведи нас спокойно до земли обетованной! Ниспошли нам,
о Всемогущий, легкий ветерок, летящий следом за нами. И пусть
небо будет светлым и ясным, а море — безбурным. Внемли мне, о
Владыка, и да сбудется все по молитве моей.
Эн подал сигнал, паланкин подняли, жрецы с кадильницами
окружили бога и, окропляя дорогу, понесли в новый порт, где
Владыку поместили в особую рубку на ладье "Дильмун". Энси
Урбагар заранее назначил старшин в каждом из родов, и после
того как на корабли снесли необходимые грузы и привязали скот,
люди спокойно, без суеты, взошли на указанные им ладьи и сложили
свои пожитки. Когда все отплывающие разместились, эн и энси,
по жребию определив направление плаванья, заклали у водной
кромки овцу в жертву ветрам и принялись ждать, глядя в небо,
когда Ут, покровитель путников, благословит корабли шумеров.
Воспользовавшись тем, что эн Аннипад не был занят, к нему
поспешно подошел отяжелевший и осунувшийся отец и впервые в
жизни обнял его.
— Дитя мое, ты всегда был мне хорошим сыном. По-видимому, я прощаюсь с тобой навсегда, и не переубеждай меня, ибо на все
воля божья! Не забывай меня, Аннипад, думай обо мне, и тогда, в
каких бы краях ты ни был, я всегда, сынок, буду чувствовать и
знать, что происходит с тобой. — Аннипад еле сдержал рыдания. —
Прощай, дитя мое! — и Уренки поцеловал сына в лоб.
— О отец, да пребудет со мной воля твоя, — Аннипад обнял отца
на прощанье и прижался своей щекой к его колючей щеке.
Утро было пасмурным. Небо до горизонта сплошь затянули
низкие серые облака. Порывы дождя проносились над потем-
невшим морем, обдавая холодными струями людей и скрывая их
слезы. Дождь ненадолго прекратился и из-за темных туч, легко
пронзив их, вырвался сноп яркого света, и все облегченно
вздохнули. Стоявшие на берегу эн и энси взошли на корабль, и
скорбные удары весел вспенили рябь на воде. И ладьи с грузом
людей, богов и надежд поплыли навстречу неизвестности.
— Ждите нас, — сложив рупором ладони, прокричал Аннипад, —
мы скоро вернемся за вами.
И крик его стоял в ушах отцов и матерей до конца дней их
жизни. Последний корабль скрылся за горизонтом, но люди не
расходились и еще долго смотрели ему вслед.
Глава 18
МЕСОПОТАМИЯ
Дул свежий, порывистый зимний ветер. Косой дождь, не переставая, хлестал в лица, затопляя людей и палубы кораблей. Женщины, промокшие и озябшие, теснясь, заполнили большую рубку ладьи "Дильмун" и, подняв детей на мешки с зерном и финиками, жались, дрожа, друг к другу, топчась в воде, чтобы хоть немного согреться. Дети, сидя в зеленом полумраке под потолком рубки, испуганно прислушивались к не умолкавшему шуму дождя и шуршанию воды за бортом. В рубке царила тоскливая тишина, ибо говорить и плакать хотелось только об оставшихся матерях, но слова горя, произнесенные на корабле, могли стать предвестником беды, и молодые женщины заставляли себя молчать. Малая рубка, в которой стоял очаг, была сплошь забита провизией, и мужчинам приходилось терпеть непогоду на палубе.
К вечеру, когда жрецы Энки, плывшие вместе с земледельцами
из рода детей Наннара, принялись готовить трапезу Владыке,
Урбагар, по сухой ветке, брошенной в воду, определил направление
волн и понял, что надвигается буря, ветер изменится и будет дуть
в корму. И вот с основания небес встала черная туча, Ишкур
заревел в ее недрах, и оцепенело в ужасе небо, а море задрожало.
Южный ветер боролся с северным. Молнии с семью ветрами
заполнили небо. Корабли, окутанные черными тучами, под
завывание злого южного ветра, с бешеной скоростью неслись по волнам.
Дождь лил потоками, низвергался водопадом и топил. Урбагар, крича с носа на корму рулевым, ловил ртом воздух, и вода, которую он
глотал, была то пресной, то солёной. Аннипад, привязавшись к
мачте длинной верёвкой, метался в кромешной темноте палубы,
успокаивая и усмиряя мужчин, которые барахтались, наступая друг
на друга, молились и выли от страха, вопя, что Энлиль вновь наслал
на них потоп. Урбагар выхватил Аннипада из людской массы и
прижал к мачте: — О владыка! Вокруг темень, дождь, ничего не видно, слепая ночь! Дозволишь ли ты, о господин, сохранить ход, дабы можно
было управлять ладьёй!
— Тебе ведомо, о друг мой, — прокричал ему в ухо эн, — что корабль,
у которого два кормчих — тонет! Не мне учить тебя, поступай, как
считаешь нужным! — Урбагар кивнул и сам встал к рулевому
веслу.
Когда на рассвете буря стихла, они уже не могли понять, где
находятся. Небо посветлело и на нем темными силуэтами
прорисовались паруса всех двенадцати кораблей, плывущих
в след за флагманом. С восходом солнца потеплело, дождь
прекратился, и люди развесили на снастях свою мокрую одежду.
Повар и матросы вытащили на палубу мехи с водой, мешки с
финиками и лепешками. Не спавшие всю ночь люди поели и на их
угрюмых лицах заиграли умиротворенные улыбки.
К полудню на быстро просохшей палубе не осталось и места,
где бы ни ютились тела спящих людей. По движению волн
спокойного моря Урбагар понял, что земля где-то близко. Птицы,
прервав свой полет у воды, взмывали высоко в небо и летели на
эту землю, чтобы там отдохнуть. Наконец, постепенно на небе
засверкали знакомые с детства звезды, и моряки встретили их
радостными криками. Положение Полярной звезды, а так же
разделение горизонта на двенадцать частей позволяло опытным
кормчим вести ладью по курсу. Восходящее и заходящее солнце
являлось дополнительным ориентиром.
— О господин, — доложил кормчий эну, — земля близко, но лежит
она в направлении, противоположном пути, указанном в жребии.
Аннипад задумался, глядя на огромную желтую Луну, которая
взошла над морем и выстлала светлую волнистую дорожку на
черной воде.
— Посмотри, друг мой, как Владыка вод вспенивает волны и
как опадает пена! Быть может, мы приплыли сюда не зря, и Эредуг,
Счастливый город, где-то на этой земле. Дождемся рассвета,
Урбагар, и поплывем вдоль берега. Если Счастливый город здесь,
на лучшей из земель, то мы его сразу узнаем в лучах восходящего
Солнца, ибо будет нам послано знамение.
— Хорошо, о друг мой, — Урбагар был согласен с таким
решением, — мы приблизимся к берегу, уберем парус и будем ждать
до утра. А если это не Эредуг, то наполним опустевшие мехи
сладкой водой и поплывем туда, куда указал нам бог. — И ладья
заскользила по освещенному звездами морю, оставляя за кормой
широкий, светящийся след.
И вновь наступило утро. Проснувшиеся первыми люди
обрадовались близкой земле, ее зеленым, поросшим деревьями,
пологим берегам и буйным травам.
— Неужели мы уже приплыли, — в волнении спрашивал себя
каждый. Но, помыслив в сердце своем, решал, что если здесь нет
реки, обильной водами, то это — не лучшее место на земле, и,
наверное, Счастливый город не здесь. Чтобы хорошо рассмотреть
незнакомый берег, корабли шли вдоль него на веслах, медленно.
Вскоре шумеры заметили широкое устье и в нетерпении
насторожились, ожидая чуда. Однако на берегу ничем не
примечательной реки белела дюжина маленьких хижин, и этот
жалкий поселок никак не вязался с представлением о Счастливом
городе.
Невысокие, черные туземцы, выскочившие из хижин, погрозили
кораблям короткими копьями и, собрав скот и скарб, поспешили
скрыться в зарослях леса, подступавшего прямо к морю. Пополнив
запасы пресной воды и корма для скота, шумеры поставили паруса
и поплыли вперед, ориентируясь по Солнцу.
Три дня плыли переселенцы, мучаясь под проливным дождем,
и, наконец, на закате, когда дождь закончился, перед ними открылась
огромная лагуна. Здесь море было кротким, тихим и ласковым.
Стоя на носу "Дильмуна", кормчий Урбагар, сквозь дымку не слишком плотного тумана, пытался рассмотреть, появившуюся землю.
Цвет и запах моря, вода которого потеряла прозрачность, очень
удивили кормчего. Держась за канат, он спустился за борт,
зачерпнул ладонью воды и долго ее рассматривал. Такую воду он
еще никогда в море не видел. Понюхав воду и попробовав ее на
язык, кормчий не поверил себе: вода не была соленой. Урбагар
вновь набрал воды и втянул ее в рот. Да, вода была пресной, и
кормчий уразумел, что эта сладкая вода живым, могучим потоком выливается откуда-то в бескрайнее море. Он тут же бросился за
Аннипадом, отвел его на корму и поведал о своем открытии. Не
говоря ни слова, эн свесился за борт, и тоже попробовал воду на
вкус.
— О друг мой, — лицо Аннипада засияло радостью, и он
торжественно поздравил Урбагара. — Это — знамение. Владыка вод
удостоил тебя, любимца богов, первым среди людей отведать
сладкие воды бездны Абзу. Земля обетованная и Счастливый
город где-то здесь, ибо такое обилие пресной воды в море возможно
лишь в одном месте на свете, — торжественно сказал эн в глубоком
волнении. — В первозданном океане бездны Абзу построил для нас
владыка Энки священный Эредуг, Счастливый город, и вознес его
над поверхностью вод. Здесь, в бездне, на дне лагуны, Энки
воздвиг свой дворец, дабы быть ближе к нам, народу своему! О
Урбагар, приблизимся к берегу, дождемся рассвета, и мы увидим,
как Эредуг, город, дарованный шумерам Энки, засияет в лучах
восходящего Солнца подобно высокой горе. Но прошу тебя, друг
мой, пока никому ни слова об этом.
— Конечно, о Аннипад, — глаза кормчего светились радостью и
счастьем, — подождем, когда праведный Ут благословит для нас
землю Шумер.
Темная, безлунная ночь опустилась на землю обетованную.
Моросил мелкий холодный дождь, и окружающее было сокрыто
мраком. Всю ночь друзья просидели вдвоем в малой рубке, у
теплого очага, и сон не шел к ним. Наконец, забрезжил рассвет,
кончился дождь, и они, выйдя на палубу, где люди еще спали,
укрытые шкурами, увидели широкую, как море, реку, на
противоположном берегу которой, в необъятной долине, до
горизонта поросшей тростником, стоял город без стен.
— Еще один добрый знак, — в веселии сердца заметил Аннипад.
— Люди не строят городов без защитных стен. Ну, теперь ждать
осталось недолго, — он повернулся к востоку. — Лучезарный Ут уже
открывает ворота горы восхода.
— Тростника-то как много, — пришел в восторг Урбагар, — сколько
ладей мы тут построим!
— Как ты думаешь, друг мой, есть там люди? — задумчиво
спросил эн.
— Что за беда, если там и живет кто-нибудь, — беззаботно ответил
энси, — Вначале мы вежливо попросим их освободить Эредуг, ибо
он создан для шумеров, а если откажутся уйти добровольно, то
мощь племени быстро вразумит их.
— Скажи, о лучший из кормчих, ты сможешь отыскать в море
обратный путь на Дильмун?
— Пожалуй, да, о владыка, — не задумываясь, ответил моряк, —
если, дай бог, придется, то обязательно найду.
И вот первые лучи диадемы Ута упали на город, и он озарился
брызжущим, веселым, ярким, золотистым светом. Подобно
высокой горе осветился и засверкал храм в центре Счастливого
города. Крик ликования вырвался из могучей груди глубоко
взволнованного Аннипада. Огромный Урбагар принялся прыгать
и смеяться, как дитя, как птица небесная. Пробудившиеся
соплеменники облепили борта кораблей, и каждый почувствовал:
вот он — Эредуг, вот она — дарованная богом благодатная земля
Шумер, родина их потомков на века!
В едином порыве люди поздравляли друг друга, ибо не было
среди них убыли. Все плакали от счастья, пели и молились.
— О, земля Шумер, да будут обильны хлеба твои, а овчарни и
хлева многочисленны! — Гаур на коленях вознес благодарственную
молитву Уту за окончание пути, за то, что все приплыли
невредимыми. Не выдержав божественного блеска, юноша отвел
