Где должен провести юность свою знатный дворянин из провинции, наследник баронства, княжества, графства или герцогства? В столице, при дворе. Иные несут пажескую службу, иные — редко и не подолгу, правда — живут послушниками при главных храмах страны, большинство же пополняют гвардейские и иные привилегированные полки, ведут настоящую, без особых поблажек, воинскую жизнь, но — всегда на виду у Их Величеств. Великая и важная честь! Маркизов Короны эти обычаи не касаются: большую часть своей жизни, почти всю — они проводят у себя в уделе. Редко когда выступают в составе общего похода, нечасто и коротко бывают в столице... Так заведено с древних времен, согласно повелениям Трона, закрепленным в свитках, где собраны под единый свод все законы и уложения, определяющие жизнь громадного государства...
На днях, не позднее, чем послезавтра, его светлость маркиз Короны Хоггроги Солнышко помчится в Океанию, доложить государю и государыне о рождении сына, получит от них благословение для сына, а от богов, в одном из главных храмов страны, естественно, что в храме Земли, имя для него же. Хоггроги и Тури уже сговорились тихим счастливым шепотом — они знают, какое имя Хогги будет просить для малыша...
Род маркизов Короны древний, из знатнейших, только у него есть привилегия, которая одновременно право и обязанность: докладывать государю о рождении сына и получать из его рук благословение, а из рук императрицы — сердечный амулет совершеннолетия... Но древность и чистота рода здесь ни при чем: привилегия дана в награду маркизу Чигири Птеру и всем его потомкам, "на вечные времена, пока живет Земля и стоит Империя"...
У Чигири Птера масть необычна для маркизов: черен волос его головы, черны также и брови, и усы, и борода. Только глаза серые, как и у всех его предков. Откуда черень такая в Чиги взялась? — никто не знает, отец его, Магари Булава, сам светлый, почти рыжий, шутил, что, видимо, слишком часто он бывал в кузне перед зачатием и весь пропитался углем и дымом... И у матушки-маркизы не темен ведь волос...
Как бы то ни было — голова у Чигири черная, нос весьма велик, вот и сказал однажды его высочество, будущий Император: гляньте, а этот молодец — истинный клювастый птер, ежели сбоку посмотреть! И стал он Чигири Черный Птер. До сего времени маркизы получали свои прозвища, как и все дворяне, неупорядоченным образом, по случаю, Чигири же, с помощью Его Величества, положил начало этой и некоторым другим позициям.
В Империи шла война, да не из тех войн, к которым привыкли все за тысячи лет, а самая жуткая, самая свирепая, самая подлая и непредсказуемая сеча: междоусобная! К усобицам в Империи также не привыкать, Корона их даже поощряет, когда они меру знают, но здесь спорят не о княжеской булаве, не о графской короне с девятью жемчужинами на девяти зубцах... Решалась судьба императорской династии, впервые за великое множество относительно спокойных лет и решалась отнюдь не в пользу Рабари Первого — Избавителя... Впрочем, до прозвища Избавитель кронпринцу следовало еще дожить...
Волею судеб, один из императоров Океании оказался двоеженцем, ибо первая жена его, после долгого сорокалетнего бесплодия, стала жрицею за восемь месяцев до того, как родить первенца, мальчика! Церемония развода прошла по всем правилам, проводил ее сам Верховный жрец храма Земли, его Святейшество Ультувай, государь получил полную свободу жениться еще раз, чем и воспользовался немедленно. И вторая жена его, моложе государя на сотню с лишним лет, почти тотчас же понесла, и родился мальчик, законный наследник престола! Однако же и первый сын Императора имел, как оказалось, права на трон, ибо "развод по бесплодию Ея Величества" получился недействительным! Но и вторая женитьба государя также была совершенно законна, ибо не было в деяниях жрецов и "молодоженов" умысла на грех и святотатство!
Государь собирал Большой Государственный совет, не раз и не два собирал. Его Величество прислушивался к шепоткам обеих жен, опрашивал важнейших сановников и даже своего шута выслушал, богатыми посулами и недвусмысленными угрозами понукал верховных жрецов важнейших храмов определиться, наконец, и дать ему не пучок разрозненных ответов, но единое мнение святых отцов: где правда???
В итоге Его Величество непререкаемой дланью отодвинул от себя и тех и других, и объявил:
— Я подумаю.
И спустя три дня умер от внезапного сердечного приступа. Обе противоборствующие стороны учинили розыск немыслимой тщательности, но — не выяснилось виновников и причины грядущей смуты всеимперской, кроме больного сердца государя.
И грянула смута, какой еще не видели ни современники, ни все поколения их достославных предков! В день смерти Императора, наследникам его было — одному четыре года, другому неполных четыре... Ах, если бы они были единоутробные братья от одного отца — на том бы и смуте конец, да и не родилась бы она: старший — принц-престолонаследник, другой — принц крови, пожизненный принц, с великой привилегией даровать старшему ребенку муж?ского пола наследный титул графа...
Но — два ребенка, от двух разных матерей, законных вдов-императриц. Одному из них уже тридцать два, а другому неполных тридцать два — смуте же конца и края не видно...
Чигири Черный Птер почти в одиночку пробирался в столицу, чтобы присягнуть законному государю, ибо обе воюющие стороны загодя канун Праздника всех урожаев назначили днем коронации. Но — чьей???
По слухам, дела принца Рабари были очень и очень плохи, поговаривали, что он уже в негласном плену у брата своего Доноури и смуте вот-вот конец. Но Чигири Птер считал, что прав Рабари и что присягать следует только ему. Однако, и думать было нельзя — войти со своими полками в столицу, оба принца запретили подобное своими указами, дабы удельные властители не устроили кровавую бойню в самой Океании, не разодрали бы ее на враждующие части... Сие было бы разрушением всех и всяческих основ и навсегда опозорило бы династию, продолжателями которой числили себя оба принца... Войска нельзя — а насчет личной дружины никто ничего не запрещал! Улицы и площади столицы вне войны, а в самих чертогах — всякое случалось. Пять сотен человек свиты положены властителям этого уровня! Н-но!.. Положены-то положены, а на городских заставах останавливают под всеми предлогами провинциальных властителей, идущих во главе воору?женных отрядов и дальше не пускают. Маркиз Птер придумал противоядие: дружина подошла к главным воротам, и первый сотник, предъявив все положенные в таких случаях пайзы и свитки, потребовал пропустить свиту к его светлости, иначе во время торжественной церемонии, он окажется опозорен перед другими вельможами... и опозорен исключительно по вине городской стражи. Сам же его светлость давно во дворце, где уже почти вся знать собралась...
Хм... Вот задачка! Если бы маркиз был во главе отряда, тогда — согласно указаниям: задержать до выяснения! Но он уже там, один, без войск, под наблюдением Дворцовой стражи... Про такой расклад никаких указаний не было... Что это? Золото? Кому?.. Да. Про такой случай, чтобы одну свиту задерживать, никаких указаний не поступало. Пропустить, но немедленно доложить туда, во дворец. Если вскроется обман — поплатится и маркиз, и люди его. Пропустить свиту его светлости!
Тем временем маркиз Чигири Птер тайно, без отличительных гербовых знаков на оружии и в одежде, в сопровождении одного единственного помощника пробирался в столицу с противоположной северной стороны...
Трактир "Посошок" приобрел в последний год как нельзя более дурную славу: облюбовали его для постоя и отдыха разбойничьи шайки, во множестве расплодившиеся повсюду за время смуты... Их уже и в столице немало подросло, татей лихих, да не ватагами шуруют теперь, целыми отрядами. Велик зал трактирный, а народу в нем немного, а постояльцев мирных и вовсе нет: сидят за лучшим столом четверо вожаков дружественных шаек, а поодаль дюжина их подручных. Остальные к вечеру подтянутся. За каждым грабежей и убийств — десяти свитков не хватит, чтобы записать, ничего не упустив, каждый в своей жизни прошел все испытания земли и ада, и никто не боится ни богов, ни людей. Их внешность, оружие, манера говорить и одеваться не оставляли ни малейшего сомнения, в том — какое именно ремесло вы?брали они для неправедной жизни своей.
Двери распахнулись, и в зал шагнул незнакомец, с обнаженной секирой в правой руке. Был он высок и очень крепок на вид, темные волосы схвачены в тугой узел на затылке, щеки бриты, но по краям широкого, перекошенного шрамами рта, усы толстыми пиявками свисают почти по грудь. Это не свой. Ну, а коли так, то вполне возможно, что добыча! Добыча — она и с широкими плечами бывает. Все разговоры тут же смолкли, под каждой рукой оружие: к добыче-то нужно еще и присмотреться, но и вперед других поспеть, чтобы с пустыми руками не облизываться, на счастливцев глядя. Однако и спешить нельзя. Незнакомец быстро, но пристально осмотрелся по сторонам, отвернул свое отвратное плоское рыло ко входу и позвал гнусавым басом:
— Все спокойно, ваша светлость! Кроме кучки каких-то негодяев никого нет, все чисто!
В ответ на его слова в зал шагнул еще один человек, тот, кого первый верзила назвал его светлостью. Был он примерно такого же роста, что и первый, но еще крепче в плечах и в корне, и доспехи на нем такие... заманчивые доспехи! Пояс золотом оттянут, сразу видно, у одного и другого. Если у них и кони под стать, то сие получится не просто добыча, а очень даже неплохая добыча! Но ведут они себя слишком самоуверенно. Об этом они пожалеют, но пока можно и послушать...
Носатый детина, отозвавшийся на обращение "ваша светлость", остановился посреди зала, огля-нулся, в поисках трактирщика и, наконец, соизволил возразить своему спутнику басом еще более густым и громогласным:
— Что поделаешь, Доли. Если брезговать соседством каждого мерзавца, что ныне шныряют вдоль большой дороги, можно и с голоду подох?нуть... Не видел, где трактирщик? Однако от этих тупых скотов смердит, как из ста помоек! Скажи этому сброду, чтобы они очистили место и пересели как можно дальше. Да вежливо скажи!
Доли немедленно придвинулся к столу с се?кирой наизготовку.
— Эй, вы четверо! Его светлость хочет, чтобы вы побыстрее убрались вместе с вашей вонью вон туда в угол! Сей стол — не для вас, а для воспитанных и благородных люд... У!..
Дальше терпеть наглости от этих двоих не имело смысла. Кабацкие просторы взорвались в ответ лязгом и звоном оружия, потом наполнились, так же стремительно и ненадолго, предсмертными криками... Но как бы ни был умел и проворен соратник его светлости по имени Доли, убить он успел всего шестерых, десять остальных прикончил его повелитель, за ним даже и добивать никого не пришлось.
— Теперь еще и кровью разит!
— И дерьмом, ваша светлость!
— Угу.
— Сей миг его разыщу! Может... Ваша светлость... может, пусть он во дворе накроет, а то пока здесь уберутся...
— Дельно, согласен. Да где же он, всех богов пополам!..
— Здесь я, здесь! — Откуда-то из под прилавка вынырнул толстенький, горбатый от вечного подобострастия человечек. — За кувшинчиком-то в подвал... да и не слышу ничего... О-ой, боги...
— Слуги где? Меня слушай, а не рот разевай! Падаль потом приберешь.
— Давно слуг нет, ваша милость, только мы с сестрой...
— Одним словом, накроешь во дворе, где-нибудь под навесом, чтобы от дождя. И как можно быстрее, ящер, его светлость торопится!
— Да... да... конечно... А что его светлость изволит...
Носатый рыцарь плеснул на стол из кошелька, червонцы так и брызнули по сторонам, за?скакали по кирпичному полу... Сие как раз не беда, ни один не затеряется. Боги! Вот это и называется счастье!
— О! О... о, ваша светлость!
— Пошевеливайся, восторги отдашь сестре. Вода для умывания должна быть свежей, вино терпким, еда горячей и жирной. В атаку.
На исходе дня добрался до трактира имперский розыск с конвоем. Трупы лежали рядком на заднем дворе, заняли весь, так что и не пройти. Хорошо еще — холод осеннего неба не позволил превратиться падали в тухлятину, да и дождь стер лишнюю кровь...
— Ха. За нас кто-то славно поработал...
Опознание убитых много времени не заняло, все это были известные личности, давно по ним кол и плаха скучали.
— Тэк-с, ну а эти двое как выглядели?
— Да... как... Тот, который его светлость — широченный, аж кольчуга лопается, а кулаки что ведра. Лицо обнаковенное, разве что носатый, борода обнаковенная, короткая... страхом от него так и веет, пуще всех! Оба черные мастью, не седые. Тот, второй — на степного дикаря похож: морда как у цуцыря, вся в буграх, рот кривой, усы большие, руки до колен. Голоса громкие. Лоб у второго-то — как в народе говорят — весь в подбородок ушел..
— А-а, понятно, — сыскные стражи дружно кивнули. — Это его светлость маркиз южного удела, Чигири Черный Птер, и его сенешаль, рыцарь Доли Муравый. Все понятно. Ну что, на том и покончим розыск? Как водится, важные господа правы, а разбойникам — туда и дорога. И доложим немедля во дворец. Велено же обо всех важных в эти дни не мешкая докладывать.
— Да прямо-таки во дворец??? А ты слышал — что там сейчас творится? Войдем и не выйдем, за милую душу! Завтра доложим, когда все прояснится, кому докладывать. Здесь — скажем — дело было простое, а у нас до ночи по храму богини Нуа задержка вышла, отягощенная делом об оскорблении Величеств... Поехали.
Двоих путников легко пропустили через заставу у северных ворот Города, чуть резче получилось у ворот Дворца, но — утряслось: за самоуправство и рукоприкладство маркиз впоследствии ответит, но — пришлось пропустить. Его, сенешаля и двух дружинников, более похожих на отпетых злодеев из городской темницы... Вся дружина прибыла на площадь вовремя и наплевала на все угрозы и приказы, исполнив только то, что повелел его светлость: встала строем прямо на краю Дворцовой площади... Да... в смутные-то времена все шатается, даже верховная власть, всяк себе господин...
В главных чертогах дворца тем временем готовился к коронации его Высочество Доноури Первый. Торжественную церемонию проведет лично его Святейшество Ультувай, проведет в присутствии четырех десятков вельмож, сторонников его Высочества Доноури и под наблюдением его личной гвардии, отныне Гвардии дворца. Принц Рабари первый присягнет новому государю и будет сослан жрецом в один из дальних храмов, а немного погодя, когда все уляжется в государстве, жрец Рабари тихо умрет от какой-нибудь болезни, стремительно и без мук. Если же он откажется присягать — будет умерщвлен здесь же, в соседних покоях, немедленно.
— Слушайте, высокие судари, слушайте! Всем преклонить колена!.. Всем встать с колен! Всем обнажить головы... Всем водрузить головные уборы... Мечи наголо! Мечи в ножны. Все ли слышат меня?
— Все!
— Все.
— Все...
Тогда — начинаем. Корона Императора!..
Церемония пошла заведенным порядком и уже набирала ход, как двери в чертоги ухнули под чудовищным ударом и с неприличной быстротой распахнулись.
