Сталенида с улыбкой заметила:
— Церковь тоже по сути разная, как и армия, как и стрельцы. Многим честным священникам боярская неправда уже давно поперек горла стоит! Так что одни служители будут клясть, а другие благословлять, причем последних по мере наших успехов будет все больше и больше... А что касается полков, то стрельцы и солдаты, и многие начальные люди будут сердцем с народом, а много жирного боярства соберется? Пожалуй, лишь иноземцы-наемники представляют реальную опасность, а русский народ, и даже кочевые племена будут с нами. Так с чего ты взял, что наше дело проиграно? Уже сейчас с нами многие тысячи, а Астрахань возьмем, то весть Дон и Як и Запорожская Сечь на коня сядет — поверят казаки в нашу силу! А с ними и народ, и стрельцы, и холопы подневольные! Ну, а ратный талант Степана Тимофеевича всей Руси ведом!
Князь поспешил с неподдельным надрывом возразить:
— С каких это пор чернь в ходе бунта брала вверх! Слабы слишком вы!
Сталенида ловко парировала:
— Ты не прав, князь! Ой, как не прав! Уже сейчас мы сильны, а скоро еще сильнее станем, даже Москва нам врата раскроет! И что ты думаешь? Вот Гришка Отрепьев наймит польский, и полководец был бездарный, а все же захватил в Москве власть, или вспомни Кромвеля в Британии, "грезов" в Нидерландах... Когда чернь побеждала сильных мира сего... Да и нет черни.... Перед Богом все люди равны, а значит ни к лицу друг перед другом превозноситься! И что за вообще такой эпитет чернь — можно ли чернить другого коли сам не ангел. Кто ты, что судишь ближнего своего: в чужом глазу соринка видна, а в своем и бревна не видно! Не должно быть такого, чтобы человек, а каждый человек дитя Божье, имел преимущество по праву рождения! Так праведность родителей, не дает автоматического спасения сыновьями, так и знатность рода, не является поводом, только на этом основании, занимать высшие посты в Государстве. А придет час, и будут цениться те, кто по настоящему достоин, а кто достоин, решит народ в кругу! И никто не скажет, уже, что наш народ слишком груб и невежественен!
Князь Львов долгим залпом, до конца осушил кубок. После чего медленно произнес:
— Что же, вы верите в победу, и можете смело идти вперед... Хотя, что вас при этом будет ждать кроме крови и бесчисленных жертв... Но вот мне, нечего делать с вами!
Степан возразил и принялся разъяснять с жаром:
— Ты воитель опытный, и честный! Боярам с тобой не по нутру! Перейди на сторону народа и Божьей правды! Твои знания нам пригодятся, а за тобой пойдут и другие честные полководцы! Мы не хотим рушить лучшее, наша цель, сорвать хищного паразита, присосавшегося к народному древу! Что касается Прозоровского то он еще хуже, чем ты думаешь... Пока ты на разинцев с войском шел, он на тебя настрочил донос!
Львов разом оторопел и замотал головой:
— Не может такого быть! Да воевода жесток без меры и изрядная сволочь, но чтобы доносить...
Разин достал из-за пазухи свиток с болтающейся печатью и произнес нарочито, скучающим тоном:
— В степи поймали казаки гонца от воеводы с грамотой царю! В ней и перечислены все твои измены!
Князь Семен хрустнул пальцами:
— Нет за мной измены и, никогда не было!
Сталенида кивнула в ответ и, подхватив пальчиками босой ноженьки гусиное перо начала писать произнося:
— Он вора Стеньку с казаками не побил, хотя имел много больше воев, позволив разбойникам своеволить, хотя побить их было легко. И сделал сие, от большой корысти, великие дары принимал от воров!
— Я для корысти, да брехня сие! — Он бросился к Степану, стремясь вырвать грамоту из казачьего атамана, но Разин не дал. А Сталенида продолжила:
— Равнял он вора с большими воеводами, хвалил её ратную смекалку и удаль, за то что он кизилбашцев побил, в дому его принимал с почетом и вместе с ними и воровскими есаулами пировал!
— Хоть, это и было, но и сам воевода с тобой вино пил! — Огрызнулся стольник.
— Об это Прозоровский постарается забыть, а тебя подставить. — Девушка ухмыльнулась, голосок стал еще звонче. — А за это он имал большие дары от воров, золота, каменьев и узорчатых тканей великое множество.
— Когда же было такое! Хай не брешет! А вот сам он с вас щедрейшие дары получил, все видели! — Возмутился князь. — И отчета в казне по ним он ни на грош не представил!
Разин с задором подтвердил:
— Конечно же...но надо будет на тебя вся спихнуть. Далее слушай князь, что тебе ворон сей вставляет в вину: " хотел он отправить воров сих вместе со стрельцами на войну с туркменами и персами, земли чужие покорять, чтоб великим князем над ними учиниться!"
Сталенида подтвердила:
— А еще не хотел идти на воров походом, а мыслил наждать вора Стеньку с осадой на город!
Разин небрежно кинул столбец князю Львову, тот развернул его и, придвинув к свечке, принялся читать. Даже в красном мигающем свет свечей было видно, как кровь прильнула ему к голове. Руки его дрожали. Сталенида видя как тяжело князю, сделала два шага ему навстречу и положила руку на плечо. Разин наполнил опустошенным кубом заморским, дорогим и ароматным, захваченным из дворца самого шаха вином. Протянул князю и дружелюбно произнес:
— Говорить о том, что тебя ждет после того как твоя армия сошла ко мне без боя я не буду! Не в этом суть, что вот дальше делать...
Сталенида наклонилась, она была чуть выше, отнюдь не маленького мужчины и поцеловала Семена в губы:
— Не расстраивайся князь! Жизнь только начинается!
Девушка поднесла вино к губам князя, и чуть ли не насильно заставила его выпить. После нескольких крупных глотков, в голове стало легче, а когда кубок осушился, в глазах князя поплыло и, он присел на подушку. Сталенида улыбаясь, как хищная рыба пиранья, предложила:
— Отдохни князь, а поутру дашь нам ответ! Знаю такие решения в впопыхах не принимаются!
Львов растеряно спросил, словно не понимая:
— А чем я должен дать ответ!
Стенька Разин прогремел:
— С Богом, царем и народом ты или с боярской ложью, подлостью и предательством! Разумный и смелый ты человек князь, не ко двору такой кречет, воронам боярским! И добра тебе от них никогда не было, а сейчас и подавно не будет! А мы князь за правду, за справедливость идет — не разбоем, а войной на бояр! Иди к нам в казаки, первым моим помощником и товарищем будешь во всех делах! Бояр мы побьем — государю советчиком станешь, первым из первых князей! Будешь нас советами наставлять, как казацкое царство построить, где не будет ни нищих, ни лодырей пузатых!
Князь опустил голову и грустно произнес:
— Так ведь именно царь и пошлет на вас полки! Не захочет Алексей Михайлович власть свою с казаками делить... Или ты наивный думаешь, что царь Романов слабоумен и не ведает, что в его царстве делается?
Разин вдруг стал серьезен:
— Народ верит в доброго помазанника Божьего и злых бояр! Ну, что же, пока не время эту веру рушить... Но когда мы в Москву придет, у Алексея Михайловича не останется иного выхода, как признать именно, то что и ждет от него народ! Сделать вид, что он только и мечтал, что скинуть с себя ярмо жестокого боярства! Ну и конечно, многие князья, и наиболее умные бояре найдут свое место и в новом царстве... А далее, мы со свободным народом и северному морю, против шведом прорвемся, и с Крымским ханством покончим, и Украину с Белой Русью назад в лоно России вернем! Поверь мне князь, мы еще сильнее, чем раньше станем, ибо русский мужик или ремесленник на себя куда лучше работать будет, чем на жадного и жестокого боярина! И своя земля, родить будет лучше барской!
Князь наклонил голову, в ней словно забили барабаны. Столько информации, столько нового на него в один день свалилось. Трудно дать ответ, она половина разума тянется к свету, другую затягивает в бездну. Львов прохрипел:
— Дай подумать Степан! Поспать и подумать! Ведь не даром, наши предки говорят: утро вечера мудренее!
Разин согласился:
— Можешь прямо у меня в шатре ночевать князь. Я тебе доверяю, и верю, что на подлость ты не способен. А утром или еще позже дашь мне ответ. Я и сам соснуть не против, так Сталенида.
Девушка кивнула:
— Конечно, мы немного поспим, но сначала, я хочу спеть, только что сочиненный мною гимн. Песня после каждой победы, это хорошая примета.
— Спой цветит, не стыдись! — Дружно попросили Разин и князь.
Сталенида негромко(чтобы не разбудить усталых казаков) запела, своим сказочным голосочком:
Стремленье наше к жизни новой,
Всем сердцем чистым и, душой!
Христос надел венок терновый,
Чтоб в счастье светлом жить с тобой!
Благословил Господь Отчизну,
Теперь великий Разин — вождь!
Орлицей горною зависну,
Чтоб сокрушить обман и ложь!
Народ под игом тяжким стонет,
Вот клещи раскалил палач!
Охота русским лучшей доли,
Чтоб прекратилась скорбь и плач!
Чтоб разогнуть крестьянам спину,
Пришли с оружьем казаки!
Не вздернуть наших жен на дыбу,
Дрожать и трусить не с руки!
За счастье надобно сражаться,
Живот и дух свой, не щадя!
Хоть доблесть не поместишь в ранце,
Добудем трон Руси царя!
Могучий Разин — полководец,
Его призванье побеждать!
Свободным быть у нас в природе,
Не знает дрожи русских рать!
Боярство свергнем — будем сыты,
Кто сеял рожь, тех урожай!
Откроем на Европу виды,
Казак просторы покоряй!
Ведь слово сладкое свобода,
Его ни чем не заменить!
Чтоб не зависел ты от рода,
Чтоб цепь порвалась словно нить!
Над нужно вместе всем сплотиться,
Россия с Разиным вперед!
Русь грозно воспарит как птица,
Верь, день мечты святой придет!
. ГЛАВА Љ 24.
Пока Димка нес тяжелейшее бремя рабства, его мама Наташа, осталась на услужении у Фабия. Ей можно сказать повезло, так как претор поставил её своей личной служанкой и даже оставил богатую одежду. Первые два дня обязанности Наташки ограничивались лишь протиранием пыли, на столе, а даже пол мели, простые рабыни. Кормили также неплохо, дичь с фруктовым гарниром, искусно приготовленные овощи, отличное вино, примерно, то чем питался сам претор. Повар был тоже рабом из Греции и хорошо знал свое дело. Спала Наташка в отдельной комнате, на мягкой чистой пастели. Она в первую ночь даже удивилась, почему её новый господин не завет свежеиспеченную рабыню в постель. Претор был относительно молод, мускулист и красив, так что Наташка не особенно боялась, стать его наложницей. А когда хозяин не вызвал её, даже ощутила досаду: что она такая уж дефектная! А может новый господин считает, что он слишком уж толстая... Соскучившееся, даже истосковавшееся по мужской ласке тело(муж слишком занят, да и похоже к ней охладел, а другие мужчины её любить бояться, так есть очень строгий приказ пахана-олигарха — за измену смерть обоим, а женой постоянный надзор!), неприятно зудело. Фабий вел себя спокойно, и при встречах, лишь настырно расспрашивал, о том с какой земли пришла светловолосая пышка. Наташка осторожничала и пыталась представить себя дурочкой, но претор был ушлым древнеримским чиновником. Он вдруг серьезно разозлился:
— Играешь... Вижу что играешь и скрываешь...
Наташа развела руками:
— Мне нечего, играть или что-то скрывать от тебя господин...
Фабий грозно рыкнул:
— Я давно подозревал, что ты шпионка. И знаешь куда больше, чем хочешь казаться. А знаешь по закону, я могу, тебя рабыню отправить в пыточный подвал, или даже убить, не разъясняя причины.
Наташа задрожала от страха, но попыталась напустить на себя вид тупого равнодушия:
— Воля ваша Господин. Вы были так добры ко мне, так как я и не заслуживаю...
Претор сверкнул черными, глубокими глазами:
— Верно не заслуживаешь... Хочешь меня провести и думаешь, что тебе это пройдет... Ведь ты так еще не осознала, что всего лишь рабыня, хоть и упитанная как теленок и роскошной одежде римской матроны... — Могучий Фабий сжал кулак так, в нем затрещала, рассыпавшись косточка от персика. — Все надоело, пора показать, тебе, что такое на самом деле неволя. Это рабыни позовите управляющего.
Полуголые девчонки бросились выполнять приказ. Наташа опустила голову, она подумала, что сейчас её прикажут выпороть, или, что еще хуже... Управляющий появился, хмуро глядя исподлобья. Фабий приказал ему:
— Эта рабыня нуждается в уроке! Забери у нее нарядную одежду и спрячь в сундук, а выдай то, что носят рабыни на плантациях. Возьми и отправь её на полевые работы, ни в чем, не давая поблажки. Пускай вкалывает, там пока не просветлиться у нее ум, и она не станет покорной и главное разговорчивой.
Наташа взмолилась, упав на колени:
— Не надо плантации! Я вам все сделаю!
Фабий издевательски кивнул:
— У тебя симпатичная мордашка, но я предпочитают юношей, причем не рабов, а воинов римской армии. Так что тебе не соблазнить меня своими телесами. На плантации её живее!
Управляющий схватил Наташу за руку и произнес:
— Ух, отъелась! Ну-ка снимай с себя одежду!
Молодая женщина смутилась:
— При мужчинах?
В руках у управляющего засвистела плеть, а двое негров-стражников зашевелили копьями. Управляющий рыкнул:
— Приказать этим бравым парням, чтобы они тебе помогли?
Наташка, представив, что её будут лапать негры, едва не упала в обморок. Управляющий поддержал её руками, испуганная девчонка залопотала:
— Не надо я сама! Не трогайте меня.
Наташа начала медленно расстегивать платье. Сняла с плетей несколько пуговиц и остановилась, принявшись за сережки с алмазами. Ей было очень жутко. Жена мультимиллионера и олигарха расставалась со своими сокровищами. До этого Наташа была как во сне, даже почему-то о сыне не особенно волновалась, может думая, что его ждет, что-то вроде детского, спортивного лагеря. Тем сладка греза окончилась, а пальцы не особенно слушались. Фабий прикрикнул:
— Быстрее рабыня! А хотя, ну еще к черту, обнажите её, только платье не рвите, оно слишком дорого.
Негры бросились не ней, стали срывать одежду и женщина заорала:
— Нет, я сама быстро...
Фабий сделал жест:
— Отпустите её!
Наташа стали лихорадочно раздеваться, полетели на мраморную плитку: платье, блузка, туфельки и гольфы. Вот он оказалась босой в одних лишь черных трусиках и шитом серебром и жемчугом лифчике. Фабий удовлетворенно кивнул головой:
— Достаточно! Обычно мы женщинам иногда даем тунику, но думаю, что ей, это не понадобиться, так она провинилась. Да и эта ткань на груди слишком, уж дорогая, нет полевой трудяге-рабыне, жемчуг с серебром носить не положено. Снимай живее.
У Наташи выступили слезы на глазах, но возражать, она не смела. С похоронным выражением стала расстегивать роскошный лифчик. Вот обнажилась, её полная, но достаточно упругая грудь, со слегка вздернутыми вверх, похожими на алые бутончики роз сосками. Управляющий, который в отличие от Фабия, был не равнодушен к женщинам, причмокнул губами:
— Ну и красота! Эта грудь настоящее вымя, как у самой добротной буйволицы!
Фабий строго предупредил:
