Адолин перепугался по-настоящему.
Он стоял на площадке для построений рядом с отцом. Далинар выглядел... постаревшим. Паутина морщинок разбежалась от уголков глаз по всей коже. Черные волосы побелели, как выцветшие по сторонам камни. Как мог человек в Доспехах Осколков — и поддерживавший форму воина, несмотря на возраст, — выглядеть таким слабым?
Перед ними две чуллы, вслед за дрессировщиком, осторожно ступили на деревянный мост, соединявший две кучи обработанных камней, имитировавших пропасть в несколько футов глубиной. Похожие на кнуты антенны чулл подергивались, жвалы щелкали, глаза размером с кулак смотрели настороженно. Они тащили массивный осадный мост, катившийся на потрескивающих деревянных колесах.
— Он намного шире тех, которые использует Садеас, — сказал Далинар Телебу, стоявшему рядом с ним.
— Да, потому что он должен вместить осадную башню, светлорд.
Далинар рассеянно кивнул. Адолин видел, что отец чем-то расстроен, но, похоже, кроме него этого никто не замечал.
Тем не менее, эти глаза. Покрасневшие, тревожные. А когда отец в напряжении, он становится хладнокровным и деловым. И он говорил с Телебом тщательно сдерживаемым голосом.
Внезапно на плечи Далинара Холина навалилась неподъемная ноша. И Адолин должен помочь отцу вынести ее.
Чуллы пошли вперед. Их валуноподобные панцири были раскрашены в синее и желтое; цвет и узор указывали, что их дрессировщик приехал с островов Реши. Мост, на который въехала огромная осадная башня, зловеще застонал. Все солдаты, находившиеся на плацу, повернулись посмотреть. И даже рабочие, вырезавшие уборную в каменистой земле на востоке плаца, перестали работать и уставились на мост.
Стоны моста стали громче, потом перешли в резкий треск. Дрессировщик остановил чулл и вопросительно посмотрел на Телеба.
— Он не выдержит, а? — спросил Адолин.
Телеб вздохнул.
— Клянусь штормом, я так надеялся... Мы сделали мосты шире, но из более тонкого дерева. Если взять бревна потолще, конструкция станет слишком тяжелой. Такой мост будет невозможно носить. — Он посмотрел на Далинара. — Прошу прощения, что напрасно потратил ваше время, светлорд. Вы были правы.
— Адолин, а ты что думаешь? — спросил Далинар.
Адолин задумался.
— Ну, как мне кажется, мы должны еще поработать над этой идеей. Это только первая попытка, Телеб. Наверняка можно что-то придумать. Нельзя ли, например, сделать осадную башню поуже?
— Очень дорого, светлорд, — сказал Телеб.
— Если это поможет нам добыть на одно гемсердце больше, усилия окупятся с лихвой.
— Да. — Телеб кивнул. — Я поговорю с леди Каланой. Возможно, она сумеет сделать новый чертеж.
— Хорошо, — сказал Далинар. Какое-то время он глядел на мост. Потом внезапно повернулся и посмотрел на рабочих, вырезавших ров для уборной.
— Отец? — спросил Адолин.
— А почему бы не одеть рабочих, — сказал Далинар, — в костюмы типа Доспехов Осколков?
— Что?
— Доспехи Осколков дают огромную силу, но мы обычно используем ее для войны и убийства. Почему бы не использовать их как орудия труда обычных людей? Почему творения Сияющих используются только как оружие?
— Не знаю, — сказал Адолин. — Наверное, потому, что сейчас ничего важнее войны нет.
— Возможно, — сказал Далинар более мягким голосом. — А возможно, это окончательный приговор Сияющим и их идеалам. При всех своих выспренних заявлениях, они никогда не доверяли Доспехи — или тайну их изготовления — простым людям.
— Я... я не понимаю, почему это важно, отец.
Далинар слегка встряхнулся.
— Продолжим инспекцию. Где Ладент?
— Я здесь, светлорд.
Перед Далинаром появился невысокий человек, лысый и бородатый, в серо-синем многослойном одеянии ардента, из которого едва виднелись руки. Чем-то он напоминал краба, слишком маленького для своей скорлупы. Жара, наверно, донимала его, но Ладенту, похоже, было все нипочем.
— Пошли гонца в Пятый батальон, — сказал арденту Далинар. — Мы идем к ним.
— Слушаюсь, светлорд.
Сегодня для ежедневного рутинного осмотра лагеря Адолин и Далинар надели Доспехи Осколков. Это было в порядке вещей; многие Носители Осколков использовали любой предлог, чтобы надеть Доспехи. Да и люди приободрялись, видя своего кронпринца и его наследника в полной силе.
Они вышли с плаца и вошли в лагерь, вызывая всеобщее оживление. Как и Адолин, Далинар шел без шлема, высокий и увесистый горжет его доспехов доставал до подбородка. Он кивал солдатам, которые отдавали ему честь.
— Адолин, — спросил Далинар, — в бою ты чувствуешь Дрожь?
Адолин вздрогнул. Он сразу понял, что имеет в виду отец, но поразился, услышав эти слова.
— Я... конечно. А разве может быть иначе?
Далинар не ответил.
В последнее время он стал очень скрытным. Что за боль в его глазах?
Еще недавно он был уверенным в себе, подумал Адолин, хотя и шел не тем путем. Так было лучше.
Далинар не ответил, и они пошли дальше. За шесть лет солдаты как следует обжили лагерь. Эмблемы взводов и рот украшали казармы, пространство между ними заполняли ямы для костров, стулья и затененные полотном обеденные площадки. Отец не запрещал их, только требовал абсолютной чистоты и порядка.
Далинар также разрешал привезти на Разрушенные Равнины семьи. Крепкая семья светлоглазого офицера представляла собой команду, в которой муж сражался и командовал, а жена писала, читала, занималась хозяйством и обустраивала лагерь. Адолин улыбнулся, подумав о Малаше. Станет ли она такой для него? В последнее время девушка охладела к нему. Но, конечно, еще есть Данлан. Он только раз встретил ее, но уже загорелся.
Даже самым обычным темноглазым солдатам Далинар разрешал привозить своих жен. И даже оплачивал половину стоимости проезда. Адолин как-то спросил почему, и отец ответил, что считает неправильным это запрещать. В любом случае на военлагеря никогда не нападали, женщинам опасность не грозила. Однако Адолин подозревал, что отец, живущий в роскошном почти-дворце, чувствовал бы себя неловко, если бы не дал людям наслаждаться семейным уютом.
Так что по лагерю носились стайки детей, и, пока мужчины точили копья и полировали кирасы, женщины стирали и рисовали охранные глифы. А внутренности казарм зачастую делились на комнаты.
— Я думаю, ты прав, — сказал Адолин, пытаясь отвлечь отца от нелегких размышлений. — Я имею в виду, что ты разрешил им привезти сюда семьи.
— Да, но сколько из них останется, когда мы уедем?
— Это важно?
— Не уверен. Фактически Разрушенные Равнины стали провинцией Алеткара. Что будет на этом месте через сто лет? Станут ли эти кольца казарм округами? Внешние лавки рынками? Холмы на западе полями? — Он тряхнул головой. — Гемсердца останутся, точно. А значит, найдутся и люди, которые захотят завладеть ими.
— Но это же не так плохо, верно? Пока все эти люди алети, — хихикнул Адолин.
— Возможно. А что произойдет со стоимостью гемсердца, если мы продолжим собирать их с такой скоростью?
— Э... — Хороший вопрос.
— Что произойдет, когда редчайшее и поэтому самое желанное вещество на Рошаре станет чем-то совершенным обычным? И еще много что произойдет, сын. Много того, о чем мы не думаем. Гемсердца, паршенди, смерть Гавилара. Ты должен быть готов как следует обдумать все это.
— Я? — поразился Адолин. — Что ты имеешь в виду?
Далинар не ответил, только кивнул командиру Пятого батальона, который выбежал навстречу им и отдал честь. Адолин вздохнул и тоже отдал честь. Двадцать первая и Двадцать вторая рота отрабатывали движение сомкнутым строем — основное упражнение, чье настоящее значение не мог оценить почти никто из штатских. Двадцать третья и Двадцать четвертая рота ходили разомкнутым — боевым — строем, выполняя перестроения, используемые на поле боя.
Сражения на Разрушенных Равнинах сильно отличались от обычных, и алети пришлось дорого заплатить за этот опыт. Паршенди — коренастые и мускулистые — имели странные доспехи, росшие прямо из тела. Они не покрывали тело полностью, как доспехи алети, но зачастую оказывались намного полезнее вооружения пеших солдат-алети. На самом деле каждый паршенди представлял из себя очень подвижного тяжеловооруженного пехотинца.
Паршенди всегда атаковали парами, не строясь в регулярные ряды. Казалось, дисциплинированный боевой строй мог их легко победить. Однако каждая пара обладала огромной наступательной мощью и была так хорошо вооружена, что легко проламывалась сквозь стену щитов. Не говоря уже о том, что иногда целые отряды паршенди храбро прорывали линию алети.
Был у них и особый способ движения группой. А в бою все их маневры отличались необъяснимой согласованностью. И то, что на первый взгляд казалось первобытными инстинктами, скрывало в себе нечто более тонкое и опасное.
Алети сумели выработать два способа борьбы с паршенди.
Первый способ — это Носители Осколков. Эффективно, но ограниченно. Например, во всей армии Холин было только два Клинка, невероятно могущественных, но требовавших поддержки. Даже самого умелого Носителя Осколков, бьющегося в одиночку, заваливали телами и опрокидывали на землю. Как-то раз Адолин видел, как обычный солдат сбил с ног полного Носителя Осколков, и только потому, что к тому времени толпа копейщиков полностью продырявила его Доспехи. Потом светлоглазый лучник пронзил его стрелами в пятидесяти местах, добыв для себя Доспехи. Не самый героический конец.
Второй способ сражения с паршенди основывался на быстром движении и точности перестроения. Гибкость в сочетании с дисциплиной: гибкость, чтобы противостоять звериной ловкости паршенди; дисциплина, чтобы поддерживать строй и компенсировать индивидуальную силу паршенди.
Хеврум, Пятый батальонлорд, ждал Адолина и Далинара, стоя в ряду со своими офицерами. Они дружно отдали честь: приложили правые кулаки к правой груди, костяшками наружу.
Далинар кивнул им.
— Мои распоряжения выполнены, светлорд Хеврум?
— Да, кронпринц. — Хеврум внешне походил на башню; бороду он заплетал в длинные косички, как рогоеды, и чисто брил подбородок. В его жилах текла кровь народа Пиков. — Люди, которых вы хотели видеть, ждут вас в шатре для аудиенций.
— Что это? — спросил Адолин.
— Я тебе покажу, — сказал Далинар. — Но сначала осмотрим войска.
Адолин нахмурился, но солдаты уже ждали.
Хеврум приказал своим людям выстроиться. Адолин прошелся перед ними, проверяя мундиры и строй. Все выглядели чистыми и опрятными, хотя, по сведениям Адолина, некоторые из солдат жаловались, что от них требуют слишком тщательно следить за формой. Иногда он был готов с ними согласиться.
К конце инспекции он обратился к случайно выбранным воинам, спросив, есть ли у них какие-нибудь конкретные просьбы. Ни у кого никаких просьб не было. То ли они всем довольны, то ли робеют.
Закончив, Адолин вернулся к отцу.
— Ты все сделал хорошо, — сказал Далинар.
— Просто прошелся перед строем.
— Да, и произвел на них хорошее впечатление. Люди должны знать, что они тебе не безразличны, и тогда они будут уважать тебя. — Он кивнул, похоже, самому себе. — Ты хорошо обучился.
— Мне кажется, ты слишком много приписываешь обычной проверке, отец.
Далинар кивнул Хевруму, и батальонлорд повел их в шатер для аудиенций, расположенный рядом с полем, на котором занимались солдаты. Адолин, недоумевая, посмотрел на отца.
— Я приказал Хевруму собрать всех солдат, которым Садеас задавал вопросы в тот день, когда мы сражались на плато, — объяснил Далинар.
— А, мы хотим узнать, о чем он их спрашивал, — сказал Адолин.
— Да, — подтвердил его догадку Далинар.
Он предложил Адолину войти первым, потом вошел сам — а вслед за ним хвост из нескольких ардентов Далинара. Внутри их ждала группа из десяти солдат, сидевших на скамьях. При виде светлордов они встали и отдали честь.
— Вольно, — сказал Далинар, сцепив руки в боевых рукавицах за спиной. — Адолин? — Далинар кивнул на солдат, указывая, что Адолин должен задавать вопросы.
Адолин погасил вздох. Опять?
— Ребята, нам нужно знать, о чем вас спрашивал светлорд Садеас и что вы ответили.
— Не беспокойтесь, светлорд, — ответил солдат, говоря с северным сельским выговором. — Мы ничего ему не сказали.
Остальные энергично кивнули.
— Он как угорь, и мы это знали, — добавил другой.
— Он кронпринц, — резко сказал Далинар. — Вы должны относиться к нему со всем уважением.
Солдат побледнел, потом кивнул.
— Что именно он хотел узнать? — спросил Адолин.
— Наши обязанности в лагере, светлорд, — ответил солдат. — Мы все конюхи.
Каждый солдат, помимо умения сражаться, получал одну-две дополнительные профессии. Иметь группу, умеющую заботиться о лошадях, было полезно, хотя бы для того, чтобы не брать с собой на плато штатских конюхов.
— Он всех об одном спрашивал, — сказал один из солдат. — Или, ну, его люди. Отвечали ли мы за королевскую лошадь во время охоты на скального демона.
— Но мы не сказали ничего, — повторил первый солдат. — Ничего, что могло бы привести к неприятностям, сэр. Мы не собирались давать этому уг... э, этому кронпринцу веревку, на которой он мог бы повесить вас, светлорд.
Адолин закрыл глаза. Уж лучше бы они сами перерезали подпругу, чем так говорить с Садеасом. Он не мог наказать их за преданность, но они действовали так, как если бы Далинар действительно был в чем-то виноват и его нужно было защищать.
Он открыл глаза.
— Насколько я помню, я говорил с некоторыми из вас раньше. Но давайте я спрошу опять. Кто-нибудь из вас видел, что у седла короля перерезана подпруга?
Люди, посмотрев друг на друга, отрицательно закачали головами.
— Нет, светлорд, — сказал один из них. — Если бы мы видели, то, конечно, заменили бы ремень, прямо там.
— Но, светлорд, — добавил другой, — в тот день там была такая суматоха, столько народу. Ничего похожего на правильную атаку на плато. И, откровенно признаться, сэр, ну кто бы мог подумать, что из всего, что под Залами, надо защищать именно королевское седло?
Далинар кивнул Адолину, и они вышли из шатра.
— Они сделали не слишком много, чтобы помочь нам, — с гримасой сказал Адолин. — Несмотря на все их рвение. Или, скорее, из-за него.
— Согласен, к сожалению. — Далинар вздохнул и махнул Тадету; низенький ардент стоял рядом с шатром. — Поговори с каждым из них в отдельности, — тихо сказал ему Далинар. — Может, тебе удастся выпытать у них больше. Постарайся узнать точные слова Садеаса и что они в точности ответили ему.
— Да, светлорд.
— Пошли, Адолин, — сказал Далинар. — Нам надо еще кое-что сделать.
— Отец, — Адолин взял Далинара за руку. Боевой доспех звякнул. — Нужно поговорить.
Далинар, нахмурясь, повернулся к нему. Адолин быстро махнул рукой Кобальтовой Гвардии. Гвардейцы почти мгновенно очистили вокруг них место.
— Что происходит, папа? — тихо спросил Адолин.
— Как что? Мы инспектируем лагерь.
— И каждый раз ты выставляешь меня вперед, — сказал Адолин. — Не всегда удачно, должен добавить. Что происходит? Что-то внутри твоей головы?
