Интересно, соврала она про кафедру или нет? Точно, соврала и дала неверное направление, чтобы отвадить от своего высокоумного принца, который оказался вовсе не принцем, а обычным смертным, в котором я разочаровалась. Однако на всякий случай стоит проверить слова Лизбэт.
Итак, Альрик завернул на кафедру материальных процессов, месторасположение которой нам неизвестно. Для начала дойдем знакомой дорогой до административного этажа, встанем лицом к родному деканату и начнем обход по часовой стрелке, читая таблички на дверях.
По пути из одного крыла в другое на ум пришел ультиматум Мэла, и в голове снова замкнуло. При мысли о том, как мне предстояло выпрашивать прощение, извилины переклинило напрочь. Я вообще мало что соображала, находясь в опасной близости от Мэла. У чердака мне опять не хватило сил прекратить страстные обжимания, и неизвестно, чем закончилось бы "общение", если бы Мэл не отстранился.
Незабвенный полуторный этаж встретил тишиной и слабым сквозняком. Оно и понятно, от экзаменов устали как студенты, так и преподаватели и прочий персонал, причастный к интеллектуальному терроризму, поэтому в равной степени рванули освежать ротовые полости и укреплять расшатанные нервы.
Отойдя от двери любимого деканата, я пошла в обход, зачарованно разглядывая двери. Все-таки на полуторный этаж нужно ходить с экскурсией, чтобы любоваться рукотворными чудесами, потрясающими воображение.
При разглядывании необычных конструкций попалась дверь, на фасаде которой красовалась двухмерная проекция черной дыры. Взгляд прилип к ней, а рука потянулась, чтобы потрогать. Еще чуть-чуть, и меня аннигилировало бы и растворило в древесной структуре, покрытой светлым лаком. Хорошо, что сознание вовремя прояснилось.
Бесцеремонность — мое второе имя. На стук и скрип двери обернулись несколько мужчин. Бородачи и очкарики, устроившись в приземистых креслах, вели оживленную беседу, которая застопорилась при моем появлении. Одним из любителей размять язык после изнуряющей экзаменовки оказался профессор Вулфу. Увидев меня, он поднялся из кресла.
— Папена? Что-нибудь произошло?
Святая простота на публике. Не далее как полчаса назад спровоцировал Мэла, поставив мне незаслуженную оценку, а теперь спрашивает с невинным видом, что случилось.
— Произошло, — поведала я голоском благовоспитанной девицы.
— Прошу прощения, — обернулся Альрик к собеседникам. — В диспуте временно не участвую.
Мужчины вернулись к горячему спору о материях и сферах. Наверное, я беспардонно оторвала профессора от бесценного общения с коллегами, но угрызений совести по данному поводу почему-то не испытывала. Мне требовалось разрешить собственные проблемы.
— Пройдем в лабораторию. — Переступив порог, Альрик увлек меня следом.
— Нет, — ответила я с вызовом. Голос прозвучал непривычно громко, отразившись от коридорных стен.
Профессор оглянулся по сторонам:
— Что вас смущает?
— Многое. Наверх не пойдем.
— Хорошо. Заходите, — распахнул дверь кафедры.
При нашем появлении спорящие опять замолчали.
— Не обращайте внимания, — махнул рукой Альрик, открыв дверь в смежную комнату.
В крохотном помещении, предназначенном для чаевничаний и кратких перекусов на бегу, я уселась на высокий стул и закинула ногу на ногу. Подумала и вдобавок перекрестила руки на груди, приняв оборонительную позу на языке жестов.
Мужчина осмотрелся и нарисовал на дверном косяке невидимые символы, цепляя к ним невидимые волны. Проделав то же самое с окном, он оперся спиной о кофейный столик.
— Вы поступили неосмотрительно. Только что несколько свидетелей заметили наше уединение. Всё-таки следовало подняться наверх в рабочую среду.
— Осточертела осмотрительность! — воскликнула я запальчиво. — Из-за нее мне закатали сrucis* в волосы и залили замок клеем. Что будет дальше?
— Не вижу связи, — пожал плечами профессор. — Объясните, почему.
— Да потому! Потому что вы мужчина, Альрик Герцевич, а не преподаватель! Вот Лютик... Лютеций Яворович — он препод, Ромашка... то есть Максимилиан Эм...
— Не утруждайтесь, — улыбнулся профессор. — Я прекрасно понимаю, о ком идет речь.
— Ромашка — тоже препод и Стопятнадцатый — препод, а вы — интересный симпатичный мужчина, словом, идеал и совершенство, и скоро мне открутят голову за встречи в вашей лаборатории!
— Кто открутит?
Вот балбес, а ведь считается гениальным ученым с исключительной логикой.
— Ваши фанатки. Поклонницы. Лизбэт, в конце концов.
— Причем здесь Лиза? — удивился непрошибаемый товарищ.
— Как причем? — я поиграла бровями для пущей выразительности. — Она питает надежды и наверняка не без основания.
— Какие надежды? — изумился профессор. Чем бы его вразумить да потяжелее?
— Проехали. Альрик Герцевич, половина института надеется на ваше внимание, а тут я прогуливаюсь по закрытым лабораториям. Поэтому особо решительные поклонницы не стали бездействовать и намекнули, что почём. В общем, впредь не собираюсь ходить на пятый этаж и вообще отказываюсь посещать осмотры.
— Не предполагал, что возникнут осложнения... подобного рода, — сказал растерянно мужчина. — Постойте! Отказ от визитов в лабораторию ясен. Мотивируйте отказ от осмотров.
— Мне известно, зачем они нужны, — для иллюстрации я повертела рукой с колечком Некты. — Если оно проявится, значит, есть причина для беспокойства, чтобы сразу прибежать к вам. Вот и все.
— Когда прибежите, будет поздно, — профессор порывисто оттолкнулся от стола и сел рядом. — Проще и безопаснее предупредить, нежели устранять последствия.
— Вы до сих пор не объяснили, что это, — протянула руку, которую Альрик машинально погладил. Я вырвала её и прижала к груди.
Только что мои пальцы зарывались в волосы Мэла, а тело с радостью откликалось на его настойчивые притязания, поэтому прикосновения профессора показались предательством по отношению к парню.
— Что-то не так? — спросил Альрик, взглянув пристально.
— Не так. Поставив несправедливо четверку, вы сделали назло Мэ... Мелёшину, хотя накануне говорили, что не станете подначивать его, — выпалила я на одном дыхании.
— Продолжайте, — разрешил мужчина, улыбнувшись.
Он еще смеется! Сам предупреждал об опасности подбрасывания дров в костер и, не мешкая, подкинул большую вязанку. А пламя, поднявшееся до потолка, придется гасить мне сегодня вечером, и я вроде как... не против, — признала с загоревшими щеками.
— Вы были пристрастны и нарушили преподавательскую этику! Вы, гениальный ученый с мировым именем!
— Спасибо за комплимент, — снова улыбнулся Альрик, совершенно не вникнув в суть выпада.
— Я не о том! У вас авторитет, репутация. Зачем вы поставили четверку?
— Предпочтете ходить на пересдачи?
— Да! То есть нет, конечно... Если вытянула несчастливый билет, то ходила бы и учила!
— Вас раздирают эмоции, — заметил мягко профессор. — Забавно наблюдать.
А кто стал причиной повышенной нервозности? Сам же виноват как и Мэл. Оба хороши.
— Вам не нравится Мелёшин! — выпалила я, поделившись наблюдением, и мужчина поджал губы. — Не нравится, — добавила упрямо. — И поэтому вы специально поставили четверку, хотя следовало отправить на пересдачи.
На переносице Альрика появилась глубокая складка. Встав, он подошел к окну и обратил взор на улицу.
— Вы правы. Мелёшин не нравится мне по причинам личного характера, но антипатия сложилась не к конкретному юноше, а к фамилии в целом. Волей случая сегодня был разрублен гордиев узел, и вы должны сказать спасибо, Эва Карловна, вместо того, чтобы бросаться обвинениями.
— За что спасибо? — Я взглянула на мужчину как на умалишенного.
— Я не раз предупреждал относительно Мелёшина, но вы продолжаете вести себя как непослушный ребенок.
Где вы увидели детей? — вскинулась я возмущенно, но профессор сделал знак утихомириться.
— Начнем по порядку. В частности, с рисунка на пальце. Действительно, вас укусило обитающее в институтских подвалах существо, с которым вы никогда не встретились бы, спустись на подъемнике. — Упреждая вопрос, готовый сорваться с моего языка, Альрик продолжил: — Существо поселилось внизу после неудачного эксперимента, и в настоящее время не представляется возможным избавиться от незваного жильца. Поэтому спуск в подвалы из коридоров запрещен.
— Он... мог меня съесть? — спросила я потрясенно.
— Возможно. Существо никому не показывалось, кроме вас.
— Но я не видела его!
— Не видели, зато слышали и осязали, что само по себе исключительно.
Бог мой! Если бы меня сожрали на второй день пребывания в институте, то ничего не случилось бы — ни общаги с соседями, ни Нового года с Маратом, ни Пети с его приемом, ни конфликта с Касторским, ни Мэла. Ни-че-го. Никто не узнал бы, куда я подевалась, потому что ни один разумный человек не спустится в катакомбы, чтобы прогуляться по ним километров этак ...нцать. Вспомнили бы о моей пропаже месяца через два-три, объявили бы розыск для галочки и написали бы в свидетельстве о смерти: "Пропала без вести". Отец получил бы бумажку на руки и вздохнул с облегчением, что его совесть чиста.
— Почему он меня не съел, а укусил?
— Сие неизвестно, — ответил мужчина, продолжая любоваться пейзажем за окном.
— Тогда почему укус проявился после встречи с компанией Касторского? И когда вы упомянули об отце.
— Существует понятие "психической границы", преступив которую организм уничтожает себя как личность: стирается память, отключаются врожденные и приобретенные навыки и рефлексы, прекращается мыслительная деятельность. Остается физическая оболочка. Как правило, "граница" приближается в стрессовые моменты, и чем сильнее страх, тем реальнее перешагнуть черту. Встретившись с Касторским, вы испытали безотчетный ужас.
— Да, — призналась я. — Думала, еще чуть-чуть, и не выдержит сердце.
— Когда зашла речь о вашем батюшке, вы испытали страх перед обнародованием подозрений и последствиями, поэтому рисунок начал проявляться.
— Почему? То есть, что это означает?
— Пока не знаю, — сказал Альрик, коротко взглянув на меня, и снова обратился лицом к улице. — Не могу дать иного объяснения кроме того, что проявление "кольца" на пальце отражает вашу психическую стабильность.
— Но почему он сделал это? В смысле, зачем укусил? — пробормотала я ошарашенно, пытаясь наскрести в памяти воспоминания о прогулке по катакомбам.
— В подвалах обитает существо с интеллектом, абсолютно отличающимся от человеческого. Мотивация его поступков необъяснима и не поддается логике. Вы обещали не повторять поход по подвалам, помните?
— Помню.
— Прекрасно. Не то я представил, как пойдете объясняться, чтобы раскопать правду, и из-за вашей настойчивости бедняга кусатель забьется в дальний угол, где утонет в горьких слезах раскаяния.
Не сдержавшись, я фыркнула.
— Его пробовали поймать?
— Предпринимались неоднократные попытки, пока сверху не поступило указание оставить существо в покое и закрыть спуски. В заключение отмечу, что укус подземного жителя не ставил целью манипулировать вами или лишить жизни, но продолжаю настаивать на регулярных осмотрах.
Я заартачилась:
— В них нет необходимости. Теперь ясно, чего следует опасаться, поэтому прибегу сразу же при появлении "колечка".
Наглядевшись на зимний пейзаж, мужчина отвернулся от окна и дохромал до соседнего стула.
— Мне необходимо посоветоваться с Генрихом Генриховичем.
— Стопятнадцатый знает о существе? — изумилась я. Поистине сегодня день открытий.
— Знает. И поверьте, опекает вас со всевозможной заботой и регулярно интересуется динамикой осмотров.
Что ни говори, а приятно, когда кто-то беспокоится о тебе.
— Как от него избавиться? — я повертела рукой с подарком Некты.
— Пока не представляется возможным, — признал профессор. — Напрасно вы упираетесь, отказываясь от периодических осмотров. Я смог бы тщательнее изучить рисунок и нашел бы выход со временем. Еще раз подумайте, чего лишаетесь. Но при любом решении настоятельно рекомендую не афишировать встречу с подвальным существом во избежание неприятностей.
Как бы далеко не забрасывал удочку Альрик, обещая помощь в избавлении от "колечка", всё ж не куплюсь на червячка. Для меня важнее, приехав вечером по адресу на карточке, уверить Мэла, что со встречами на пятом этаже покончено. В конце концов, я покуда жива и здоровехонька, а всякие там психические границы и столбы постараюсь обходить стороной.
Однако предостережение держать язык за зубами следует выполнять, чтобы не заработать проблем на свою шею. Если сболтну лишнего, они нацепляются друг на друга как пыль на наэлектризованную палочку. Я не смогу внятно объяснить, почему пошла не туда и не в ту сторону; у администрации института, умолчавшей о ЧП, возникнут неприятности; профессор и Стопятнадцатый попадут под подозрение, потому что не просигнализировали в первый отдел о контакте обычной студентки и таинственного существа из подземелий. Всем будет худо из-за моей способности вляпываться в различные осложнения.
— Ладно, — согласилась я с необходимостью соблюдения тайны. — Что скажете на остальные обвинения?
Мужчина негромко рассмеялся.
— Рассматривайте четверку как моральную компенсацию за встречу с нашим подземным чудовищем.
— Альрик Герцевич! — задохнулась я от возмущения, потому что он не потрудился придумать приличное объяснение. — Как вы могли?
— В начале разговора вы назвали меня идеальным. Прежде всего, я... — замялся он на мгновение, — человек и ничто человеческое мне не чуждо. Признаю, проявил слабость. Пойдете жаловаться или потребуете пересмотра оценки? Учтите, Монтеморт погасил ведомость, и откат результатов экзамена будет непростым.
— Даже не знаю... — пробормотала я неуверенно.
— Меня удивляет ваша реакция на полученную оценку. Я мог бы понять негодование, если вы строили бы планы, связанные с символистикой, или имели другие честолюбивые замыслы. К примеру, Лиза связывает свое будущее с символьной механикой, и знания пригодятся ей в голове, а не в строчке ведомости. Так ли велика беда в полученной четверке? Зато перешагнете зимнюю сессию и уверенно доберетесь до летней. Кто знает, вдруг злой рок, витающий над вами, исчезнет, и вы задержитесь в столице дольше одного семестра?
Хотелось бы, — согласилась я молчаливо. Надоело менять адреса, пароли, явки.
— Из-за моей оценки Мелёшин будет ходить на пересдачи.
— И не только. Он виноват в собственной несдержанности. Я мог бы объявить во всеуслышание, что Мелёшин применил без разрешения plasticini* на экзамене, — профессор вынул из кармана жилетки серебристый блинчик. — Однако он отделается административным наказанием за хулиганское поведение.
Я растерянно обвела пальцем бугристости бывшего пера, слипшегося в плотную лепешку. Стоило поблагодарить мужчину за то, что он сохранил в тайне проступок Мэла.
— Несколько человек, кроме него, стали свидетелями незаслуженной четверки, — сказала, опустив голову. — Наверное, поползут слухи.
