— Давно не виделись... — протянул я, даже не зная, что именно необходимо делать в таких случаях и при таких ранениях. — Подожди немного, — втянул я обратно чакру, которая всё это время поддерживала вокруг меня алое марево Покрова.
Передо мной лежал единственный человек в этом неблагодарном мире к которому я испытывал как минимум дружеские чувства. Человек, который научил меня столь многому. Человек, который в какой-то момент просто развернулся и ушёл. Взрыв не прошёл для него даром — одежда была прорвана и сожжена во множестве мест, а на месте живота зияло кровавое месиво, видимо после попадания водной техники.
— Это... глупо... — прохрипел в ответ Кролик и затих.
В висках молотом бил пульс содрогающегося сердца, хотелось рвать и метать. Не стой, как идиот, делай хоть что-то...
— А ты... — почуял я чужую ненависть, а из соседней комнаты на меня бросился последний противник.
Я к нему даже не оборачивался, достаточно было и пассивных ощущений присутствия — с шипением плавящегося камня его тело и часть стены пропорол мой хвост, разваливая надвое. Его реакции не хватило, чтобы успеть увернуться.
— Тихо-тихо, Курама, — унял я слегка вздрогнувшие от волнения пальцы, опускаясь на колени рядом с раненым масочником, — это может быть просто поверхностная рана. Ожог, потом ещё и водная техника, вот и кажется, что с виду всё так плохо ... Ничего смертельного, если сначала доставить в убежище, а потом обработать раны и наложить повязку... — продолжил я себя успокаивать, аккуратно набрасывая на него какой-то кусок обгоревшей ткани, видимо бывший совсем недавно шторами. — Нельзя было просто смотреть, надо было сразу вмешаться... — кровь потекла из прокушенной губы, вкусом железа ещё больше долбя по мозгам. Чакра забурлила в такт моему гневу. — Нельзя поддаваться, нельзя, — пробормотал я, гася новую волну гнева.
Наружу из полузаваленного в результате предыдущего сражения дома я выбирался напрямую, экономя время и снося/разбрасывая/разбирая лапами из чакры завалы, образовавшиеся на моём пути, уже не беспокоясь о его целостности, сейчас важным оставалось лишь время.
Скосив голову, я в пол-оборота посмотрел на влетевшего едва ли не прямо на меня шиноби. Повязка на лбу открыто показала, что это был один тех, кто смог прорваться в город. Видимо спешил на помощь к своим товарищам, услышав, как и я, их призыв о помощи, но где-то задержался и прибыл лишь сейчас. Алое пламя демонической чакры, которое всё ещё продолжало редкими огоньками полыхать вокруг меня, тем временем медленно затухало.
— Ах, — сбившись сначала на шаг, он полностью остановился, не дойдя до меня всего десятка шагов. Опустив свой танто, он в голос спросил само небо: — Да почему я? Вот за что?
— Ты по своей воле пришёл в этот город, сам должен понимать за что, — аккуратно сгрузил я свою ношу и направился прямо к нему. Он не должен был помешать мне, не сейчас.
— Я ведь уже не уйду? — В этот момент он увидел изломанное тело куноичи у стены дома. — Не уйду...
— Увы, — качнул я головой. — Ты же всё понял.
Я не могу допустить сейчас ошибки.
— Это точно, — перебросив кунай в другую руку, он почесал затылок, немного отступив назад. — Вообще никак? Может плен? — сделал он назад ещё несколько шагов, продолжая пятиться по мере моего приближения.
— Прости, — слегка развёл я руками, отслеживая его движения. — Я не могу так рисковать.
Эмпатия развернулась на полную, пытаясь охватить и соседние строения в поисках притаившихся шиноби. Я не попадусь на ту же ловушку, что и Кролик.
— Это точно, я бы поступил точно так же. Один только вопрос... Их шесть? — качнувшись с пятки на носок и обратно спросил он.
— Бери выше.
— Значит не наш, не из Тумана, — его кунай ещё несколько раз перелетел из руки в руку. — Биджу... Я же знаю, как всё будет, я же видел нашего господина в бою. И ведь не убежать, млять, — он окинул взглядом окружающие дома. — Как же умирать-то не хочется, — выронив кунай, посмотрел он куда-то вверх, а на кончиках век блеснули капли влаги.
Выдохнув, словно решившись, он поднял перед собой руку с танто, а передо мной подобно призраку встало воспоминание о том, как совсем недавно джонин тумана тоже предпочел умереть от своих рук, а другой шиноби просто подорвал себя, мстя за своих товарищей.
— Я бы не советовал... — шагнул я к нему ещё ближе.
У меня за спиной был раненый товарищ, который прямо сейчас был на границе жизни и смерти, так что времени на эти игры просто не оставалось.
Убить жалко, да и отпустить этого парня я не могу. Если не заткнуть его сейчас, то уже через полчаса все будут знать, что в городе есть человек с чакрой биджу.
'Фокус'. Чакру ускорилась многократно, растягивая моё время, позволяя мне ещё раз отсканировать окружение и найти ловушку. Ничего. Пусто, мы одни в радиусе ста метров. Даже горожан нет, все уже убрались из своих домов как можно дальше от места боевых действий.
— А теперь...
— Понимаю, — одними губами прошептал он, одновременно с этим вгоняя несколько сантиметров стали себе в грудь. — Лучше уж так, — покачнулся он, зажмурив глаза, — чем от монстра.
Ещё вчера я не успел, просто не понимая, что кто-то в трезвом разуме может решиться на подобный поступок, сейчас этого не повторилось. Теперь, сразу после двух актов самопожертвования, я был готов. Проклятье, я был готов, но к другому. Он должен был броситься на меня в атаку, использовать какое-то дальнобойное оружие, да хоть сам подорвать себя, но не кончать жизнь самоубийством!
— Оно того не стоит, — удерживая его руку своим хвостом пояснил я, глядя в эти по-детски растерянные глаза. Глупо, но человек не должен сам себя лишать жизни. — Считай, что ты родился сегодня заново, — с тихим звуком раскалённое оружие выпало из его ослабевших пальцев, — и не разбрасывайся так своей жизнью более. Оно того не стоит, поверь.
С потрясенным выражением лица он остался стоять посреди улицы, рассматривая почти полностью расплавленный танто лежащий у его ног. Я, тем временем, вернулся обратно, снова беря на руки обгорелого и раненого масочника. Чёртовы психи, что не ценят свою жизнь, у меня рука не поднимется, чтобы добить его. Может и без его слов сенсоры уже уловили мою чакру, так что его смерть сейчас может совсем не иметь смысла. Сам себя уговариваю...
— Он... — парень тем временем медленно опустился на колени, зажимая небольшой порез у себя на груди. — Я идиот... какой же я идиот... — простонал туманник. — Он же был отравлен... — завалился он на бок.
— Хм.
Я хотел его убить и сделал бы это, попытайся он сопротивляться. Теперь же, после почти свершившегося уже второго за сегодня самоубийства, это если посчитать того джонина Кровавого Тумана, что заколол себя лишь бы не попасть ко мне, я просто не могу так поступить. Он едва сознательно не убил себя лишь бы не пасть от моей руки.
— Ещё один на мою голову, — медленно помассировал я переносицу, пытаясь изгнать оттуда поселившуюся боль. — Брать или не брать, вот в чём вопрос. Уже пять... пять раненых, которым нужен нормальный уход, а не бег по пересечённой местности. Ками... я ведь не смогу его бросить умирать здесь? — задал я вопрос в никуда, естественно не получив на него ответа.
Человека с ранением в живот так просто нести было нельзя, а тут ещё один, только с отравлением объявился. Соорудить нечто вроде волокуши? Так из чего? Да и какая это будет потеря времени...
— Только и таскаю людей в последнее время, — уже почти привычно закинув туманника себе на плечо и аккуратно, чтобы не разбередить рану и не повредить обожженную кожу, взял на руки Кролика. Оставалось лишь доставить их к остальным, не встретив при этом по дороге ещё кого-то — это я уже не переживу. Мать Тереза, мать перемать её...
========== Глава 32 ==========
Звуки закипающей воды, тихий шелест обёрточной бумаги, в такую обычно заворачивают что-то сладкое, и запах, заставляющий крылья носа трепетать в сладостном предвкушении будущего праздника живота. Это что, суп? Настоящий куриный суп? Мягкий бульон, кусочки курицы, лук, морковь, рис... Этот запах, вкус, который он не осязал уже несколько месяцев, питаясь, скорее даже давясь в основном пищевыми брикетами, горечь которых до сих пор стояла во рту. Он уже чувствовал этот вкус на языке, инстинктивно сглатывая пересохшим горлом. О, Ками, как же прекрасно было дышать. Жестокая реальность мгновенно внесла свои коррективы напомнив о себе выворачивающим душу болевым спазмом в левом лёгком и сосущим чувством голода в желудке, заставляя вспомнить, что не всё на этом свете прекрасно. Хрипло выдохнув, он погрузился в беспамятство.
Он был разбит и сломлен. Это случилось уже давно и пусть последние годы он ещё держался, но крах подступил совсем неожиданно: очередная постылая миссия, два прикомандированных чунина, хах, они даже были достаточно опытны, целых полгода в новом звании. Получение задания, брифинг, затем лёгкий прорыв линии фронта, которая и так была вся в дырах, ведь ни у одной из сторон уже не было достаточно сил, чтобы создать непрерывную линию защиты. Пару дней для того, чтобы запутать возможную погоню и начало такой привычной и рутинной работы: подсчет лагерей, обозов, оценка численности армии... Долгое время всё оставалось привычным и понятным, ведь здесь просто не было сил способных поймать опытного джонина. Стоило только прибыть кому-то опасному, они просто уходили. Неделя за неделей и короткие шифрованные сообщения по длинноволновой станции, короб которой вечно оттягивал свой тяжестью плечи. Никаких красочных сражений, ни убийств, ни лишних следов — всё, как по учебнику, написанному ещё до его рождения во времена клановых войн, одна чистая математика.
Ожидаемый приказ вернуться, плацдарм удерживаемый Мизукаге постепенно съёживался всё больше и больше уже подступая к самой скрытой Деревне и каждый джонин стал важен ещё более. Их взяли уже на отходе, прямо тогда, когда они проходили линию невидимого фронта. Что же, это было справедливо, до этого не могли найти их, а сейчас они сами не могли найти противника — их брали новые Анбу Тумана и, как в насмешку, те самые парни со многими из которых до войны тянул лямку он сам. Предатели, отринувшие идеи Тумана.
— Мне жаль, — просто сказал один из бывших товарищей, стоя над его телом, пробитым сразу несколькими спицами с ядом. — Хотя знаешь... Может ещё встретимся. У нас ведь нет приказа убивать всех, мы изменились.
— Не глупи, — произнёс ещё один, поправляя свою маску. — Он сам уже всё понял. Тору, — знакомые глаза и голос бывшего сослуживца рвали ему душу, — соглашайся и возвращайся на службу. Я помню, как ты вытащил меня из того дерьма во время войны. Да, — хлопнул он его прямо по парализованному плечу, — это другой Туман, но так будет правильно. А, и ещё, яд там сложный, так что будут последствия. Не напрягай источник первое время, хорошо?
Он честно воевал, честно служил и... ради чего? Две Мировые войны от начала и до конца, раны и кровь, погибающие товарищи, а потом гражданская война, которая перечеркнула прошлую жизнь, заставив детей Тумана сделать свой выбор. Он сделал и остался прежним, другие же... Сейчас, на закате целой эпохи, он уже не винил их, ведь это они одержали победу. Время его поколения, его идеалов уже прошло.
Почти месяц плена он провёл в забытьи, никак не реагируя ни на тюремщиков и постоянные допросы, ни на сокомандников, что пытались помочь хоть как-то, хотя бы словами. Хотят убить? Пусть. Надругаться, пытать? Он рассмеётся им в лицо, когда они будут рвать ему ногти. Он сгорел на этой войне и последней его искрой стало это задание. Ради чего, вот ради какой идеи была вся его жизнь? Они шли, ведомые своим лидером, стремясь сбросить власть проклятых кланов, воевали за морем, упрочивая могущество своей Деревни в борьбе с другими Великими Странами и всё ради чего?
Его страна ослабла от бесконечных войн, а внутренний конфликт уже почти добил саму систему шиноби. После пленения ему предлагали сменить сторону, как сделали столь многие, но начинать жизнь сначала в сорок? Снова рвать, цепляться своими клыками за чуждые идеи и идеалы только для того, чтобы клановый после потрепал его холку? Он не верил в то, что говорила Мей, не верил в её слова о добре и справедливости. Он слишком хорошо знал людей.
Его даже не разлучили с командой, продолжая держать их одной группой. Это было неправильно, но некоторые тюремщики... скажем так, в прошлые времена их даже расходным мясом не взяли в ряды шиноби. Неопытность, лень, безразличие к своей работе и службе сделали своё пагубное дело, и никто не препятствовал тому, что два его чунина продолжили сидеть вместе с ним. Два пацана — сколько им там лет, шестнадцать или восемнадцать? — не могли понять, что он чувствовал. Это даже веселило некоторых охранников, когда они видели, как эти два дурака старались, тащили его по очереди, выбиваясь из сил, когда их переводили из лагеря в лагерь, едва ли не силой заставляли съесть хоть что-то, пытались ободрить тело без капли разума в глазах... Когда их бросили в земляную тюрьму именно они в первый же день ломая ногти и разбивая в кровь руки крошили ставшую камнем землю вырывая земляной карман в стене, чтобы положить туда сначала его и только потом, через день работы по расширению забраться и самим, прячась от стекающих сверху настоящих ручьёв ледяной воды. Три тела, три человеческих существа, что пытались сохранить хоть каплю тепла, лежали прижавшись друг к другу.
— Зачем? — первый раз за всё время плена произнес слово Ода Таро.
Этой ночью было особенно холодно, пар вырывался изо рта при дыхании.
— Вы командир, — отозвался его подчинённый, пытаясь всеми силами сдержать внутреннюю дрожь от холода зимней ночи. — Так надо — это наш долг.
— Да, — глядя в темноту ответил джонин Кровавого Тумана Ода Танака. Уже бывший джонин. 'Даже жаль, что моё время уже истекло', — решил он для себя и сомкнул веки.
На утро проснулся лишь он один, его люди, измотанные тяжелой работой, холодом и болезнью неподвижно лежали рядом. Когда в яму сбросили очередное ведро с помоями, похлёбкой, которую тюремщики называли едой, он решился с тихим стоном поднимаясь на дрожащие ноги. Пусть он сдохнет, пусть, но его люди будут жить.
— Чего бы это не стоило, — исступлённо шептал он, кормя их грубой пустой похлёбкой.
— А тебе предлагали, — сплюнул как-то раз на него сверху один из тюремщиков, когда он оттаскивал парней от ледяной воды. — Ходил бы сейчас офицером, тварь. Хотя, так вам всем и надо.
— Будете жить, — укрывал он их на ночь остатками тряпок, забывая обо всём вокруг, забывая о своей болезни и времени, — потому что так будет правильно.
Укрывал, заботился, кормил, так же, как и они его раньше, а потом падал рядом, разгоняя источник чакры в попытке самолечения. Слабо, но помогало, он мог дышать, а инфекция не пошла дальше, остановившись на одном лёгком.
— Добрый господин, мои несчастные внуки ждут не дождутся... — где-то там снаружи залебезил старческий голос.
Мерзкий притворщик, ему хватило нескольких разговоров чтобы понять гнилую сущность этого деда. Бывший старейшина одного из мелких кланов, уже уничтоженных в пламени войны, торговался за свою жизнь, пытаясь урвать как можно больше. Сенсор, а их и раньше, ещё до войны, было мало. Человек без чести, без достоинства, к нему нельзя было оборачиваться спиной, а способности сенсора делали его лишь опаснее. Комендант тюрьмы, человек тоже не с самым здоровым характером, после очередного разговора решил с ним не церемониться и бросить в земляную тюрьму, чтобы тот прочувствовал на своей шкуре, что значит быть слишком умным.
