"Обратный призыв!"
— Я уже говорил о злоупотреблении гостеприимством.
Шипению старейшины можно было только позавидовать. Будь я в другом состоянии, то вполне вероятно даже испугался бы. Но сейчас мне было не до того. Меня ждали Учиха. Что я и выразил свои ки. Не до слов мне.
Странно, но старейшина меня кажется понял. И не стал накалять обстановку, ограничившись молчаливым наблюдением за тем, как я вожусь в его пещере с кучей народу, вкалывая им сыворотку, дабы нейтрализовать яд. Да и для того, чтобы раненые не отправились в мир иной раньше, чем до них дойдет лечение. Кстати об этих раненых. Они уже давно бы отправились туда, если бы кое-кто большой не поддерживал в них жизнь. Нужно будет не забыть его поблагодарить потом. От имени Учиха....
Сыворотки на всех не хватило, что примечательно. Причина банальна: изначально планировалось куда меньшее количество красноглазых. Потому пришлось прямо здесь устроить передачу моей собственной крови. В небольших количествах, но все же. Походная аптечка в этом вопросе оказалась отличным подспорьем.
Как только с переливанием было покончено, я уселся прямо на земле посреди всей этой массы валяющихся тел и начал усиленно концентрировать чакру. Лечить кого-либо одного и потратить на это всю мою чакру, да и время было слишком дорогой роскошью. Вся надежда была на старую схему, которую когда-то использовали в нашем Корпусе — влить сыворотку и посадить меня рядом, чтобы процесс восстановления шел быстрее, чем просто влить сыворотку. Процесс пошел....
— Вижу, долгое пребывание внутри Лиса оказалось отнюдь не бесполезным, — хмыкнул спустя некоторое время Змей, продолжая возвышаться надо мной.
— Скорее, компенсация за заключение. Небольшая, — выдавил я ответ.
— Весьма удобно.... Тридцать живых и пять мертвых. И все как один. Интересно, что ты собираешься делать со всей этой оравой? Вновь ставишь красноглазых под свой стяг?
— Все что сейчас происходит — лишь результат моего милосердия. Я не хотел, чтобы их род взяли и истребили.... А все остальное пока вторично. Пока...
— Ожидаемо. Мне лишь любопытно, как ты собираешься ими управлять? При условии, что с новым "Утадзи" ты еще не договорился. А ведь он единственный, кто способен взять их под узду.
— А вы много знаете об их сути.
— Поинтересуешься, от кого?
— Пожалуй, не стану. Не сейчас.
— Так удовлетвори мое любопытство. Как же ты намерен контролировать этих, если даже не разобрался с тем глазастым?
— Там видно будет.... Хакуджа сенин, я мучайте меня этими вопросами... Я сейчас не в лучшем состоянии. Могу и нагрубить. А потом кто соберет мои кости?
От этих слов змей расхохотался, вызвав у меня оторопь и желание поскорее закончить со всем этим. Не из-за страха, а от самого факта того, что этот гигант способен так хохотать.
— Ладно, не буду. Кроме одного: а с теми белыми-то что делать будешь?
Впервые за весь день и ночь у меня на лице против моей воли появилась улыбка. Хотелось верить, что на звериный оскал она все же не сильно походила. Не было зеркала, чтобы оценить.
— О, я что-нибудь придумаю!
Он приходил в себя долго. Кошмарная реальность, в которой он продолжал пребывать, на короткие мгновения становилась все более и более прозрачной, впуская в себя запахи и звуки другого мира. И ему все никак не удавалось определить — где та действительность, в которой он хотел бы остаться. Посреди кошмарных образов без запахов и звуков, которые ежесекундно мучили его сознание, или же в мире, где не было света, однако были и запахи, и звуки, и что самое важное, мучительная боль.
Первое время он не хотел этой боли. Боялся ее, ненавидел, потому предпочитал оставаться в кошмаре, где его мучили образы, но не было физической боли. Однако время текло, и беспамятство, которое отсекало немалую часть образов от сознания, со временем уступило место полному восприятию кошмара. Боль физическая неожиданно перестала быть чем-то страшным, в отличие от боли сознания, страдания от которой уже было невозможно терпеть. Потому в очередной раз, когда открылось окно в другую реальность, он вынырнул из мира кошмаров и оказался в мире звуков и запахов. Там, где не было света. Зато было много боли. Боли там, где должны были быть глаза.
Рука потянулась к этому месту и наткнулась на ткань. Дрожащими с непривычки пальцами, он осторожно ощупал ее. Да, так и есть. Его глаза обхватывала плотная повязка. Легкое, почти случайное нажатие пальцев по глазному яблоку, и то мгновенно отозвалось болью.
Он попытался вспомнить, что с ним вообще было, и почему у него так болят глаза. Несколько минут в голове всплывали смутные образы старого кошмара, который повторялся почти непрерывно все то время, пока он был в беспамятстве, и он никак не мог понять, к чему все это.
— Присниться же такое, — прохрипел он, после чего раскашлялся. Выпить воды сейчас было бы очень кстати. И к его удивлению почти тут же ему под нос сунули открытую фляжку.
— Пей, — прозвучал смутно знакомый голос. Пересохшее горло, боль и тяжелая голова после пробуждения не позволили ему долго думать. Он послушался совета и немедленно принялся поглощать желанную жидкость. Пил до тех пор, пока фляжка не опустела, и последние капли воды не отправились в рот.
— Спасибо, — с заметным облегчением поблагодарил он благодетеля, заметно расслабившись. После утоления жажды даже боль показалась не столь заметной.
— Всегда пожалуйста, господин Учиха.
Опознать голос на этот раз не составило труда. Да, он знал человека, которому он принадлежал. Но не успел он ничего сказать ему, как голова едва не лопнула от нахлынувших воспоминаний. Те кошмарные образы в виде постоянного вырывания глаз из глазниц, внезапно оформились в одну четкую картину. Картину того, как человек, на которого он когда-то возложил большие надежды, и на которого начал ровняться, неожиданно предал его. И забрал один из его глаз до того, как ему удалось что-либо сделать. Картины сменяли друг друга в памяти с невиданной скоростью: вот мужчина, отобравший один его глаз, пытается забрать второй, но отчего-то делает это куда медленнее, чем в первый раз. Вот его бойцы атакуют его, с силой и скоростью, которой он от них не ожидал. Вот страшная сила вырывается из его тела и обрушилась на них. Нападающие скрылись, а он переместился к своему любимому водопаду — туда, где его мог найти единственный хороший друг. Место, где вся боль от осознания предательства, от понимания невозможности теперь выполнить план, сохранить клан терзают его до того, как друг не нашел его. И где он, осознавая свое поражение и свою потерю, решает уйти. Вырвав и отдав второй глаз другу, чтобы том смог им воспользоваться и спасти клан....
Пот катился с него градом, а его руки почти в бессознательном порыве обшаривали повязку, не понимая того, почему под ней чувствуются глаза. Глаза, которых у него теперь не было. Что за фантомные боли?
Сильные пальцы сжали его виски, и мощный импульс чакры мгновенно вышиб из него и панику, и страх, и непонимание. Осталась лишь холодная отстраненность и сознание.
— Спокойно, — ровный голос прозвучал перед ним в довесок тому, что уже было сделано для пресловутого успокоения, — Все нормально, все позади.
Дышать стало заметно легче, и он наконец смог оформить свои мысли в вопрос.
— Где я?
Возможно, стоило бы задаться другими вопросами. Но память услужливо подсказывала, что знакомый был работником АНБУ и вполне возможно, что он сейчас на одном из объектов.
— Как бы это выразить...правильно? Кхм, если сказать наиболее емко, то в посмертии.
От этих слов его бросило в дрожь. Даже сквозь сковывающей техники, ему едва удалось усидеть на месте и не попытаться вскочить. Слова о посмертии.... Это звучало слишком...страшно.
— Это согласно официальной точке зрения, — прозвучало дополнение, спустя несколько мгновений, однако успокоения ответ не принес, — Теперь вы, шиноби Конохи и один из лучших бойцов клана Учиха — Учиха Шисуи официально мертвы. Все, что от вас осталось — это надгробная плита над пустой могилой, записи в архивных документах, ваш образ в памяти сослуживцев, ну и пара глаз в руках разных людей.... Повторюсь, по официальной версии.
Спокойствию короткая речь Харады не способствовала. Все сказанное еще больше погрузило его в состояние уныния и того мрака, в котором он пребывал, будучи в кошмаре. Предательство, осознание провала, которое и стало неожиданно его наследием и наследием его семьи....Он никогда не был излишне чувствительным человеком, но сейчас вся навалившаяся тяжесть событий просто сломала его. В глазах предательски защипало. И к своему стыду, он уже был готов разрыдаться. И чем сильнее он понимал, что демонстрируя свою слабость этому чужому человеку, делает только хуже, тем больше становилось слез.
К эмоциям, что обрушились на него, и с которыми он не справился, собеседник проявил понимание. С его стороны не послышалось не единого упрека, ни одного слова. Он терпеливо ждал до того момента, как бойцу удалось взять себя наконец, в руки и восстановить дыхание.
— Простите, — с трудом выговорил он слово, подняв голову.
— Кажется, это мне следует извиниться. Мой тон, возможно, был излишне грубым. Простите, некоторые привычки бывают заразны, а практики эти привычки использовать в нужных местах, увы, нет.... Даже не знаю, как вам сказать остальную... новость.
Шисуи лишь вздохнул и опустил голову.
— Я уже догадался.... Мои слезы были не только из-за жалости к самому себе.... Они...все?
— Нет. Не все.
— Это был он? Итачи?
— Да.
Он несколько мгновений молчал, переваривая все.
— Те, кто выжили.... Как они? С ними все в порядке?
— Смотря с кем, и смотря где они. Большая часть выживших сейчас в состоянии, очень близком к вашему. До недавнего момента.... Спят, если вы не поняли. И находятся они также неподалеку. Буквально по соседству. А вот с теми, кто остался в Конохе.... Там не все так радужно. Особенно если остался лишь один....
Шисуи опустил голову еще ниже, зарывшись пальцами себе в волосы и тяжело дыша. Новость о том, что часть клана уцелела его, без сомнений радовала. Но, даже не зная точного количества людей, кто остался, он понимал, что погибли очень многие. Родная кровь. Родственники, друзья, братья и сестры, отцы и матери.... Те, с кем он прожил всю жизнь, те, ради кого он когда-то стал шиноби, и кого он собирался спасти. Многие пали. Стали жертвой его неудачи. Его слабости. Пусть, он не мог предотвратить этого, не мог всего учесть, это будет его мучить всю оставшуюся жизнь.
— Значит, это не Коноха? — с трудом продолжил он разговор.
— Совершенно верно. Мы в месте, далеком от Конохи. Настолько далеком, что шиноби оттуда могут попасть сюда лишь совершенно случайно благодаря самому невероятному стечению обстоятельств. Конечно, тут вы не останетесь надолго. Хозяева увы, уже устали оказывать остаткам вашего клана свое гостеприимство, а я не стал бы советовать злить их. Они очень страшны в гневе.
— Верю, — без всяких эмоций выдавил он в ответ, — А кто остался в Конохе?
— Я не буду отвечать на этот вопрос.
— Почему?
— Как однажды сказал один мой хороший друг, думай сам. Как только вы начнете раскидывать мозгами, как следует, то тогда и получите все ответы. И быть может, мне еще предстоит увидеть настоящего Учиха Шисуи, а не его сломленную версию.
— Сломленную.... — эхом повторил человек в повязке и вздрогнул, — Зачем я вам нужен? Я не смог.... Проиграл....
— Да, проиграли, — подтвердил собеседник, — Да, вам не удалось спасти ваш клан. Хотя, я изначально сомневался, что вам позволят это сделать. Но у вас есть прекрасная возможность все исправить..... В некоторых странах говорят, что нужно смыть позор кровью, но в данном случае позор смыть можно не только ею.... Те люди, кого вы не смогли спасти — они уже там, в чистом мире. Их история закончилась. А вот те, кто жив, и находится рядом — вот им не помешала бы помощь одного из лучших бойцов клана. Защита от врагов, лидерство, обеспечение второго шанса — начать все сначала в новом месте! Изменить клан к лучшему, сбить всю ту спесь, что успела накопиться, и превратить его снова в величайший клан в мире. То, чего не смогли сделать Сенджу, сможете сделать вы. Вы нужны не мне, Учиха Шисуи. Вы нужны своему клану.
— Я не могу.... Я... Потерял себя.
Он вновь дотронулся до повязки. Вновь глазницы отозвались болью. Фантомные боли вырванных глаз.
— Так найдите его. Снимите повязку и попытайтесь увидеть мир новыми глазами, которые я вам дал.
От этих слов Шисуи вздрогнул. И подняв голову, будто попытался вцепиться взглядом за собеседника.
— Новые глаза? Это.... Чьи....
— Успокойтесь. Тому человеку они уже не нужны.... И оставьте свое мнение о том, насколько это хорошо или плохо с точки зрения морали. Эти глаза не принадлежали кому-либо, кого вы знали. Более того, когда-то их специально сохранили специально для этой цели. Так что, просто снимите повязку, и посмотрите на мир новыми глазами. Я должен убедиться, что выбрал правильного человека на роль хозяина этих глаз. Предыдущий владелец был более чем достоин.
— Я...
— Делай!
Рык Харады, подкрепленный внушительным ки, заставил его мгновенно послушаться. И руки сами собой стянули повязку с глаз. Тут же глаза резанул свет. От чего он вновь едва не скрючился от боли.
— Открывайте глаза, господин Учиха, — требовательно сказал Харада.
Более осторожная попытка сделать это в итоге привело к тому, что через пару мгновений он все же смог разглядеть собеседника.
— Хм.... Кажется, я не ошибся, Учиха Шисуи. Эти глаза определенно вам подходят.
— Что вы имеете... в виду? — Шисуи осторожно поморгал, вытирая выступившие слезы.
Вместо слов Харада протянул ему небольшое зеркальце. Закрученная спиралью вокруг зрачка змея на фоне едва заметных контуров четырех лезвийного сюрикена стала прекрасным ответом на вопрос.
Сигнал получили они оба. Он — через своего партнера, который в это время находился за пазухой, а наемник от появившейся рядом с ним хладнокровной рептилии. Примечательно, что у каждого способ получения был свой. Если для него это оказалась традиционная покусанная шея, в результате чего в его голову и была помещена нужная информация, то для неожиданного коллеги змей изобразил на земле своеобразный условный знак. И тот сразу все понял.
— Ну, что, начинаем? — поинтересовался он у временного подопечного, которого всего пару дней назад сопроводил до заброшенного города.
В ответ тот лишь кивнул. Наемный шиноби вообще не отличался болтливостью. То ли просто сторонился чужака, предпочитая хранить все о себе в тайне и опасаясь выдать малейшую крупицу интересных сведений случайной репликой, то ли это была черта его характера. Бывшего члена банды это не сильно, в общем-то, беспокоило. За свою жизнь он повидал немало всяких людей, среди которых подобные типы тоже встречались не сказать уж и редко. Хотя, безусловно, предпочел бы иметь в его лице хорошего собеседника в этом безлюдном месте, нежели этакой пародии огородного чучела — такого же не разговорчивого и призванного своим видом отпугивать птичек.
