-Я уже раз сто тебе говорила: ты себя недооцениваешь! — начала она до боли знакомую речь, в который уж раз произносимую за последние дни. — Ты не видишь себя, будто нарочно прячешься, скрываешься, причем от самой себя же! Посмотри в зеркало, просто посмотри!
И что? Смотрю. Но ничего примечательного не замечаю. Серые волосы, серые глаза, серость, сплошная серость да бледность. Даже платье цвета фиалок не спасет.
-Глупая, — Кими качает головой, — какая же ты глупая. Неужто не видишь? Серебристый пепел рассыпается по плечам. Дождь растворяется в глазах. Ветер запутался в ресницах...
-Из какой-то баллады? — за деловитым тоном старательно прячу желание разреветься.
-Нет, такой баллады еще нет. Но есть кое-кто, кто готов сложить ее хоть сейчас — это его слова, между прочим. Вот только ты бы позволила...
Так, где тут был платок? Слезы все равно не удержу, так хоть показывать не буду...
Руки практически заледенели, хоть и держу их ближе к огню, весело пылающему в камине. Ноги давно замерзли, кажется, я даже пальцы не чувствую. А еще хочется пить, икать и плакать одновременно. Почему? Вот-вот должен зайти Фларимон, чтобы проводить меня на бал (он все-таки состоится, чтоб его...), причем представив законной супругой. Может, не надо, а?
Дверь с тихим скрипом открывается, и... Как же он все-таки красив. Вечно растрепанные волосы сегодня тщательно причесаны и плащом рассыпаются по плечам. Длинные, однако — ниже талии, намного ниже, аж зависть берет. Камзол и брюки того же цвета, да и той же ткани, что мое платье. Интересно, вышивка имеется? И холодное величие истинного господина. Угум, мне о таких папа рассказывал, да в легендах читала. Только это маска — для тех, кто не друг, кто не свой. А может, это и не маска. Или одна из масок.
Мда, что-то меня не в ту сторону заносит. Так увлеклась непонятными и ненужными рассуждениями, что не заметила подозрительного сияния в руках Фларимона (только бы не золото, Всевышний, ну хоть в этом смилуйся!).
-Эредет, — вежливый поклон в мою сторону.
-Фларимон, — надеюсь, такой же вежливый реверанс, как и положено благородной даме, в ответ.
Так, формальности соблюдены. Что дальше? А дальше... В руках Фларимона действительно сияла... сиял... Венок... из фиалок... Который мне бережно водрузили на голову. И не падает, словно то платье, что на меня сшито. Да и не золото в основе, а метал незнакомый. Или знакомый? Ну конечно же, что и в кольцах верности! А фиалки из аметистов сложены. Всевышний, откуда же у Фларимона такое чудо?
-Нравится? — с робостью, даже страхом спросил Фларимон.
"Как такое может не нравиться?" — хотелось закричать в ответ, но губы прошептали только одно слово:
-Чудо!
И еще одно маленькое чудо засияло в комнате — улыбка на губах принца. Вот уж действительно, словно принц и принцесса из сказки. Жаль в моей сказке счастливый конец не предвидится. Но я знала это с самого начала: сама ведь предложила отменить обряд.
Фларимон несмело касается моей руки, проводит кончиками пальцев по дубовому венку и с грустью вздыхает:
-Нам пора...
Пора? Куда? Ах, да, бал. В нашу честь. И что я там забыла?
Откровенно говоря, понятия не имею, что я забыла на этом балу. Да, вежливость предполагает, а благодарность за предоставленный кров прямо-таки обязывает присутствовать на нем. Но желания ничуть не прибавляется.
Еще эта лестница: не поддерживай меня Фларимон (со стороны, наверное, как настоящие супруги смотримся), без лишних усилий могла бы скатиться по ступенькам — разновеликие, неровные, кто их только строил? — и красочным комом чего-то фиолетового предстать перед гостями. Но все получается иначе. И приходится идти на бал.
Лично мне весьма интересно, причем не из праздного любопытства: как именно меня представят? Как дочь лорда или жену принца? Или просто по имени, без всяких титулов и приложений? Это ведь не Фелития, а Алом, здесь свои законы церемониала.
Вот и последняя ступенька перед большими дверями, ведущими в парадный зал — доносится рокот голосов, завывания печального менестреля, бряцание по струнам лютни и прочие шумовые прелести. Странная конструкция: лестница упирается прямо в дверь. Это что, лбом открывать надо?
Однако предположение проверить не удалось, оно и к счастью: едва мы остановились, как двери распахнулись, и зычный голос не то церемониймейстера, не то герольда (а то и просто бравого вояки на построении отряда перед высшими командирами) возвестил:
-Принц Фларимон Лоринтийский из Фелитии с супругой леди Эредет!
Приехали, в смысле обозначились. Значит, я — леди, а заодно и супруга принца. Всевышний, ну зачем было обо всём, причем всем, говорить? Как теперь обряд отменять?
С ровным выражением лица (очередная маска, отдаленно похожая на поведение Жармю в первые дни после знакомства), будто это не бал, а прогулка по парку, Фларимон медленно проследовал в другой конец залы, намереваясь приветствовать хозяев дома и торжества. Поскольку меня все еще держали за руку или под руку (временами то одно, то другое), вроде как в целях безопасности, причем моей, то и я вынуждена была следовать намеченным курсом. Через весь зал. На виду у всех гостей. Правда, весело? Вот и я думаю, что у колдуна веселее было. Но вежливость, воспитание и даже злость не позволили показать чувства окружающим. Да им только намекни на истинное положение дел, как такую сплетню раздуют, что и отшельники в горах узнают!
Вновь стою у окна, усиленно пытаясь слиться с окружающей обстановкой. А если вспомнить, что относительно недавно умирала, то скоро желание сменится вынужденной необходимостью: обмороки никто не отменял, и хотя их у меня не было, никогда не поздно попробовать. Отвлекает только одно: практически непрекращающиеся споры между Кими и Эфианом — они по очереди читают нотации друг другу.
А ведь все относительно неплохо начиналось. Поприветствовав хозяев замка (вот сомневаюсь я, что Фларимон с утра не встречался с дядей Мийем, а уж тем более княженкой!), принц практически сразу усадил меня в какое-то кресло. На миг показалось, что он уйдет, но Фларимон лишь окинул равнодушным взглядом собравшихся и встал позади кресла: то ли охранник, то ли ревнивый муж. Ну, для окружающих скорее второе, а для меня... Думать не хотелось, честное слово.
Увы, но спокойствия на балу никто не обещал, да и я сама могла предвидеть многое из случившегося. Чем отличается бал в любой провинции Фелитии (не говоря уже о столице) от бала в Аломе? Танцами. Так просто и сложно одновременно. Считается, будто молодежь обожает танцевать и только танцевать. А в княжестве довольно трепетно относятся к юным особам, поскольку князь Алмодик считает себя молодым (это в его-то неполные пятьдесят!). Поэтому аломские балы сплошь состоят из танцев. Никаких сценок с актерами, никаких песен менестрелей, никаких торжественных переходов и гуляний туда-сюда. Общим остаются только сплетни, куда ж без них. Тем не менее, по традиции старшее поколение ворчит, что де в их время было все лучше. Вот тут-то и случился первый казус. Дело в том, что, желая показаться во всей красе, уважив при этом отца, княженка (а кто ж еще занимался организацией бала?) распорядилась начать бал с кнёлеза — старинного танца, причем настолько, что мало кто из присутствующих помнил его.
Как и положено хозяйке, Хемелинка решила открыть бал. Выбрав партнером по кнёлезу моего супруга, однако. Мог ли Фларимон отказаться? Думать не хочу об этом, по всё тем же причинам, о которых говорила раньше. Причем принц не посрамил честь подданного Фелитии, с блеском исполняя все повороты и дорожки. Дядя Мий, смущенно глянув в мою сторону, предложил руку госпоже-леди Сирин Благочестивой. Отказаться было недостойно благородной дамы, хотя старинная смесь полонеза и хоровода не вызывала бурной радости. Возможно, будь партнером Сирин молодой барон Малеферс, то кто знает, какие повороты показала бы девушка. Кимиэль молчком цапнула Эфиана за руку и потащила в центр зала, дабы присоединиться к танцующим. Показать недовольство было для эльфа ниже его достоинства, и потому на его лице прочно держалось обреченно-надменное выражение.
Испугано переглянувшись, Жармю и Южей одновременно шагнули за мое кресло, словно прячась, и довольно пожали друг другу руки. А мне что с ними делать? На миг в голове появилась картинка, как эти двое носятся по зале с моим креслом, выводя все нужные пируэты и шаги. Но мысль о последствиях оного безобразия — меня и укачать может! — быстро свела радость и ехидство на нет. Собственно, желания танцевать и у остальных гостей не оказалось, а вот на кресло мое слишком подозрительно смотрели. Сами что ли спрятаться там хотели?
К чести Фларимона, надо сказать, что, торжественно проводив княженку к отцу, столь же торжественным шагом он... подошел ко мне. Поскольку Жармю клещом вцепился в кольцо на спинке кресла, покинуть укрытие пришлось Южею. И как бы жалобно он не смотрел, принцы остались неумолимы, в том смысле, что местом делиться не желали. Меня почему-то в расчет не брали, даже не интересуясь мнением. Больше Фларимон ни с кем не танцевал, упорно держась позади кресла. И как бесполезны были жалостливые взгляды княжича, столь же безответными оказались все попытки княженки увлечь принцев хотя бы в хоровод. Фларимон лишь вежливо улыбался, ничего не обещая, а Жармю делал вид, будто не замечает ее.
Честно говоря, я немного сомневалась в чувствах Сирин: столь легко открыть в себе привязанность (со слов Благочестивой — это великая любовь, не меньше) к человеку, от которого столь же легко бегала? А потому опасалась всяческих неожиданностей и не совсем приятных сюрпризов. Но Сирин, похоже, решила все-таки забыть Жармю, полностью сосредоточив внимание на женихе: все танцы только с ним, все разговоры лишь о нем, все взгляды лишь ему. Что ж, уголек в костре всяко теплее звездочки в небесах. Всевышний в помощь! Да и не мне ее осуждать: самой бы в своей жизни разобраться.
Гости танцевали и танцевали, порою с ненавистью глядя на музыкантов, с невероятным усердием терзающих лютни, скрипки и рожки — хорошо хоть не торупилли. И только княженка с не меньшим усердием порхала по залу. И если бы не постоянные препирания между эльфами, со скуки можно было бы и заснуть, а стоя спать вообще-то неудобно. Это я о том, что ближе к середине бала мы едва ли не всей дружной компанией перебрались поближе к окнам: и воздух свежий, и людей поменьше, и от центра залы подальше. Хотя со стороны все выглядело пристойно — в противном случае вокруг бы собралась немалая толпа желающих узнать подробности отношений высокородных эльфов. О ком я говорю? О будущей Повелительнице Кимиэль и будущем Мудрейшем Эфиане. Все-таки истории папа оказались правдой: первым помощником Повелителя является Мудрейший — ближайший советник, немного наставник, чуть-чуть совесть и определенно друг. Эфиан как раз и происходил из того самого рода Мудрейших, тех, кто помнит бывшее до них, тех, кто обретает знание с рождения, знание, передаваемое кровью. Почти как у пиктоли, не правда ли?
Пользуясь не то правами, не то положением, Эфиан нудно и упорно отчитывал Кими, мол, доколе наследница Повелителя будет вести себя неподобающим образом. Кимиэль всего лишь превратила огромные банты на туфлях одного настырного гостя — настырность была пропорциональна его габаритам, немалым, между прочим, — в жаб, и не по причине личной неприязни или баловства, просто он слишком уж приставать начал. Нотация по поводу, да и без оного, длилась не менее получаса. И хотя в речи эльфа встречались довольно интересные выражения и необычные обороты, раздражение овладело не только будущей Повелительницей, но даже Жармю: младший принц постепенно примеривался к тяжелому подсвечнику, так удачно расположившемуся вблизи от Эфиана.
Как и следовало ожидать, первой не выдержала сама Кими.
-Не будет ли любезный господин Эфиан сын Лэриель из рода Мудрейших объяснить разницу между превращением бантов, даже не туфлей, в жаб и удлинением носа баронессы как-ее-там-не-помню? — приторно-вежливым тоном поинтересовалась эльфийка.
Эфиан замер на полуслове.
-Она... ко мне приставала, — наконец, пробурчал он, оправдываясь.
-Ах, она приставала к вам, — притворно сокрушалась Кимиэль. — Ох, бедняжечка, страстотерпец... А ложкой по лбу не пристать?! — мгновенно взвилась девушка.
И понеслось... Уж поверьте: интересных выражений и необычных оборотов в речи будущей повелительницы было не меньше. А уж чего стоили "зашпаклеванный сапог", "потолочный бухарь" и "шелудивый ярмарок" — не передать. Видимо, сии оригинальные словосочетания имели под собой реальную основу, причем именно в отношении Эфиана и его жизни. Но уточнять с одной стороны страшно (еще попадет от эльфа), с другой — перебить "нравоучение" невозможно (даже Эфиан только рот раскрывает, но и звука произнести не может).
-Ты на себя посмотри! — сумев таки вклиниться в монолог, возмутился нравоучением Эфиан, гневно тыча пальцем в Кимиэль. — Наследница престола, а носишься не пойми где, неизвестно с кем! Пора бы занять свое место!
-Нет, ну кто бы говорил?! — покачала головой эльфийка. — Сам ведь сколько времени от дяди бегаешь.
-Я не бегаю, а познаю мир, — обиженно буркнул эльф, насупившись, словно дитё малое.
Значит, правду Кимиэль говорит.
-Вот и я познаю мир, — не осталась в долгу Кими. — Хм, кстати... Я тут подумала...
-Что еще? — Эфиан принял трагическую позу, подняв глаза к небесам, но вышло так, будто он фрески на потолке разглядывает.
-Я займу трон, ты — место Мудрейшего, значит, мы будет на Совете каждый день видеться! — радости от этого вывода у Кимиэль было сверх меры.
Эфиан вздрогнул, ошарашено глянул на эльфийку, судорожно вздохнул и рухнул в обморок — Жармю едва успел подхватить друга.
-Наглядная иллюстрация народной мудрости, — обреченно выдохнул Фларимон.
-Это какой? — шепотом поинтересовалась я, справедливо опасаясь, что пока основной противник в отключке, Кими и за меня приняться может, так, в целях профилактики.
-Милые бранятся — только тешатся.
-А-а... У них всегда так?
-Сколько их знаю, — ответил Фларимон и, упреждая мой вопрос, добавил — По эльфийским меркам знаком я с ними совсем ничего, а по людским немало — семь лет.
Действительно, немало. И каждый раз они так? Хм, и не устали же.
-Ну их, пусть сами разбираются, — Фларимон повернулся ко мне и взял за руки. — Пойдем.
-Куда?
-Как куда? Танцевать! — улыбнулся он, и всё стало неважным.
Танцевать, так танцевать... Э-э... Стоп! Танцевать?.. Но... я... Поздно, мы уже в кругу танцующих. Да и улыбка на его губах... Утешает одно: играют полонез, а значит можно просто чинно вышагивать по кругу. А вот если бы половиль завели, да хоть тот же деревенский топотняк — сбилась бы с ритма, порвала платье, ну или ногу подвернула б точно. Почему? И вы еще спрашиваете? Да я ведь никогда с Фларимоном не танцевала!
Круг за кругом, словно так было всегда. Может, все же стоит сказать Хемелинке "спасибо"? Нет, не стоит — до сих пор на моего супруга заглядывается. А ведь он даже не смотрит на нее. Но... Кто знает, как поступила бы я на ее месте.
