— То есть, что бы ни произошло со мной, на Земле я умерла бы задолго до старости?
— Да. И никто в здравом уме не станет отбирать твой источник. Слишком уж экзотичны оптимальные для него условия. В большинстве миров нет органической жизни. Там, где она есть — редок разум. Там, где есть разум — большинство предпочитает размеренную и однообразную жизнь и ненавидит новшества... Так что тебе впору посочувствовать. Впрочем, что я — тебя же поздравлять надо! Ты вернула часть своей силы, настолько значительную, что тебя можно называть Омелой. Впрочем, по мирам еще бродит множество частиц божества Прогресса.
— Руки роются в буфете, ноги лезут под диван, — цитирую я одного сетевого приколиста.
— Ну, эти "руки" и "ноги" имеют вполне цельные тела и души. Кроме одной маленькой зависимости...
— А я, получается — голова профессора Доуэля.
— Не голова, — Оракул определенно сдерживает смех. — Для головы ты слишком большая и не слишком умная девочка.
— Неужели? — ужасная догадка закрадывается в душу.
— Да, — подчеркнуто трагическая мина.
— Жопа профессора Доуэля... да... уж обрадовал, так обрадовал.
Маска улыбается и делает брови домиком. Ну, жопа — так жопа, бывает и хуже.
— А кто тут у нас — голова?
— О, одна серьезная дама, за тебя недавно просила. Кримгильд из Рена, в земной жизни — Мария Краснборская. Узнаешь?
— Фамилия моя, но сестру звать... иначе.
— Ты параллельные реальности видела?
— Так она оттуда?
— Да, и, в отличие от тебя, знает, что вы попали вдвоем, параллельно.
— Из параллельной Земли на параллельную Ирайю?
— Именно так.
— И... и как она там? Тоже носится, будто в зад укушенная?
— Укушенная? Конечно же, нет. Она говорит, что счастлива. Преподает в Академии, любимый муж, трое детей... Все проблемы, ради которых был перенос, решила... лет двадцать назад по времени ее мира. Но там и задача была проще, и исполнитель — умнее.
— Так что ж не наоборот-то перенесли? Ее — на Ирайю, а меня — в ту параллель?
— А ты уверена, что чем сложнее работа, тем умнее должен быть исполнитель?
— Ну... да.
— Зря. Умный не возьмется за неподъемное. А возьмется — так провалит. Дураков же любит бог. Какой — не важно, важно, что любит. Кстати, при всей своей остепененности, Кримгильд источников не открывала, единственный потомок Омелы, способный сегодня принять всю ее силу — ты.
— Всю силу? — спрашиваю. Ох, слишком заманчиво выглядит, чтобы не быть приманкой. — Как?
— Забрать ее у остальных частиц, рассеянных по миру, — белая маска отвечает мне с истинно непроницаемым выражением, как и положено маске, остальные две кивают. — Просто позови их, как ты позвала источник — и они откликнутся на твой зов.
— И что с ними будет?
— Частицы вернутся в источник, духи-носители — развоплотятся, воплощенные в телах — потеряют свою суть, и станут твоими аватарами. Хочешь?
— Не-а, — вот оно, во весь тролличий рост, истинное отношение всяких там божеств к людям, либо это ловушка, поставленная на меня. Хорошенькое предложение: не просто убить ни за что ни про что, а развоплотить начисто сонмище духов и уничтожить души разумных — не одну и не две. — Пусть живут, как хотят и умеют. Омела не зря рассеяла их по Мультиверсуму. Когда сила в одном месте — ее просто захватить, извратить, уничтожить. А когда нас много... — я скроила довольную рожу и в последний момент изменила окончание сказуемого. — Всех не перевешают.
— Но тебя — запросто могут, — уточнил Оракул. — Или найдется другой росток, что осмелится принять всю силу. Не боишься потерять личность и волю?
— Неизбежный риск, — соглашаясь, киваю. — Ты сказал об этом премудрой Кримгильд? Или она в неведении относительно возможностей глупой сестрички?
— Она тоже отказалась. Вы обе безупречно прошли эту проверку. Могу тебя успокоить: потомок Омелы этого делать не станет, а кто захочет — тот с Омелой не связан, и не сможет, как бы ни старался, вобрать ее силу. Ее последняя воля — ваш императив. А она предпочла жить в своих детях. Пока твой источник слаб, и до полноценного божества, даже младшего, тебе расти и расти, но это ты им управляешь, а не он — тобой. Лучше посмотри, что там, в чаше?
Я наконец-то расслабилась и опустила голову. С орочьим строением шеи ох и тяжело вверх смотреть! На блюде лежала бутылочка миллилитров, где-то, на триста, то ли из керамики, то ли из темного непрозрачного стекла, с притертой пробкой.
— Бутылка, — говорю. — Это что и кому?
— Тебе, — отвечает Оракул. — Сто постоянных каналов... погоди, как у вас говорят... аккаунтов в ментале. Бери.
Я схватила — а что б не брать, когда дают, дернула пробку. Потом попробовала ее на зуб. Потом попыталась сколупнуть кинжалом. Она даже не шелохнулась!
— Забыл предупредить, — смеется маска. — Это не даром. Трудно удержаться и не воспользоваться плодами прогресса.
— И что от меня требуется?
— Отработка. Ты знаешь, веер сейчас переживает не лучшие времена. Проблем множество. Хочу нагрузить тебя не самой важной, не самой сложной, но требующей немедленного решения задачей. Два мира-близнеца, схожие, как позитив с негативом, погубили друг друга. Обстоятельства тебя не касаются, важно другое: силы высвободились такие, что сама ткань Междумирья начала проседать и рушиться. Надо укрепить ее. Сможешь?
— Подумаю, — ответила я. — А где оно и как мне туда добраться?
— Как добираться, — Оракул выделил интонацией первое слово. — Ты знаешь. А вот куда... да вытащи своего спутника из кармана, он извелся уже!
Сунула руку в карман... только что там ничего не было, но вот пальцы наткнулись на горошину, щуплую и кривобокую, как из помойки. Каково же было мое удивление, когда она задергалась, вырвалась из пальцев и влетела в рукав, прокатилась вверх до самого ворота, вылезла и застыла на плече недавним знакомцем и проводником — живой головой без тела. Наверно, тот еще сюр, поскольку Оракул опять фыркнул. Интересно, почему это рядом со мной все, даже не совсем живое, очеловечивается? Или мне показалось?
Оракул продемонстрировал нам образ этого жуткого места — с двух сторон обломки мостов, рядом с мостами — какие-то смутные и полуразбитые статуи, судя по пропорциям, изображавшие когда-то детей, и мелкая щебенка между ними, с едва слышным шелестом стекающая в ничто. Аж мороз по коже и перетрясло с головы до ног. Ничего, потерплю. Насчет укрепления идейка возникла, но обдумывать буду потом.
— Это все? — спрашиваю.
— Да.
— Я смогу откупорить пробку и взять аккаунты, когда задание будет выполнено?
— Конечно.
— Задание — укрепить в указанном месте межмировую ткань, чтоб не исчезала?
— Да.
— Ну, хорошо, я немного подумаю... и сделаю. Каковы сроки?
— Ну, ты же знаешь...
— Надо было вчера?
Кивает.
— Задание ясно. Разрешите идти?
— Иди.
Да что ж это за жизнь такая, ни часу не передохнуть? В шутку прикладываю руку к пустой голове, потом разворачиваюсь и зажмуриваюсь, представляя Никану за столом, заваленным осенними листьями — именно такими, какие я оставляла. Делаю картину плотной, ощутимой даже тактильно, и делаю шаг.
Один огромный шаг. Показалось, или меня и впрямь протащило не только в пространстве, но и во времени, размазав, как лягушку асфальтоукладчиком? Во всяком случае, источник забеспокоился и протянул тонкие ростки сквозь физическое тело, стягивая и уплотняя его. Эфирное он контролирует постоянно, и оно уже насквозь проросло его силой, словно грибницей. Счастье, что этот поток неразумен, а его воля совпадает с моей. Особенно ощутимо оно было в момент проверки Оракулом: когда я получила непристойное предложение, источник сказал свое "фе" чуть ли ни раньше, чем я. А вот задание ему понравилось сразу, именно поэтому я недолго думала, прежде чем согласиться. Да и вообще — дура я или кто? Любовь неизвестного, но весьма сильного бога дураков — ценное приобретение.
Никана заждалась и соскучилась без охраняемого "тела" — отсутствовала я, оказывается, больше двух часов по местному времени. А жрать мне хотелось так, словно полтора суток голодной бегала, аж затошнило.
— Спасай, — говорю. — Ника. Притащи мяса: хоть сырого, хоть соленого, хоть сушеного, а то я уже себя перевариваю. И воды.
Шлепаюсь на ковер, усаживаюсь, поджав ноги. А сама все бутылек в кармане поглаживаю. Как бы его пристроить так, чтоб не смог потеряться? Разве что веревкой на талию привязать, только с такими приключениями как бы у меня попа из выпуклой не сделалась впуклой — тогда точно все свалится.
— Да, — продолжаю. — И поясок тонкий найди, с петельками под мелочевку. Не к спеху, но сегодня.
Она кивает и оборачивается к Вейли. Тот пожимает плечами. Вот кто совершенно не волновался — будто заранее знал, что случится. Или он так верит в меня? Стоит выяснить. Насчет пожрать и отыскать снаряжение — это надо обращаться к нему, у него прямая связь с хозяйственными службами Конторы. Уже через четверть часа передо мной стоит блюдо с прозрачной нарезкой копченой ящерятины, половина каравая серого хлеба и запотевший кувшин холодной воды. О... главное — не захлебнуться слюной. Приглашаю умильно взирающую на меня парочку присоединиться к трапезе, они усаживаются рядом, но почти не едят, одна я нажираюсь до изумления. Вкусно же! Никакого сравнения с вяленым мясом селянского производства. Явно какой-то спецпаек разукомплектовали. Хлебушек, хоть и серого цвета, и рядом не стоял с полубелым из суржика, вкус насыщенный, мякиш плотный и пышный одновременно, того же высочайшего качества, что и копченость. На Ирайе, кстати, культ хлеба и всякой выпечки, в селе вообще любой продукт рассматривают сперва как начинку для пирога, а уж если не подойдет — по-другому готовят. И невкусного хлеба я тут не ела, даже пресные лепешки — объеденье, а этот... всем булкам фору даст и обгонит. Когда я безуспешно ищу, обо что бы вытереть руки, выясняется происхождение моего перекуса.
Дверь без предупреждения распахивается, первыми заходят две магички, проверяют помещение поисковыми чарами, развешивают следящие "глазки" и "ушки" (теперь тут жучков больше, чем вензелей на обоях: общеконторские, лично Дерека и этих вот баб), пропускают четверых парней во всеоружии и в форме императорской гвардии (не знала, что в ней служат и альвы), вслед за ними входит женщина под иллюзорной кисеей, и, страхуя от неожиданностей со спины, последними заваливаются два мага-боевика с плетениями щита четырех стихий. Дверь захлопывается с сочным щелчком. В вип-камере становится тесно и неуютно. Охрана, кроме двух магов, распределяется по периметру, контролируя каждую пядь пространства, дама подходит ко мне и убирает иллюзию. — Ваше императорское величество... — Ника и Вейли застывают в глубоких поклонах, я склоняю голову, как мне положено по местному протоколу, с трудом оторвав взгляд от лица вошедшей.
Альвы по-своему красивы, в особенности мужчины этой расы. Худощавые пропорционально сложенные фигуры, огромные выразительные глаза, высокие скулы при впалых щеках, носы прямые или с горбинкой, тонкие, хищные, переносица вровень со лбом. Лица, как клинки. Но внешность альвис кажется мне дикой и грубоватой. Ничего общего с утонченными эльфийками земных представлений. Эта же, хоть и не красавица, но настолько умело подчеркивает все особенности своего лица и фигуры, что невозможно оторвать взгляд — завораживает. Да еще глазищи такие золотистые, сияющие, влажные — как сама осень в гости пришла. И огненного цвета локоны по плечам. Царственная женщина. Альвальд в сравнении с ней, думаю, просто теряется: и росту среднего, и черты мягкие, без характерности, и во всех движениях мальчишество сквозит, не скажешь, что возраст к полтиннику. Можно было бы сказать: династический брак, если бы не то обстоятельство, что альвиса может зачать только от любимого. А у них уже двое детей. Бриан — взрослый по человеческим меркам, но подросток по альвийским, и малышка Альфлед, духовная наследница Райвана и, возможно, его правнучка. То есть, правнуки они оба, но только девочка унаследовала способность плести судьбы. У Бриана — дар стихийника чуть ниже среднего уровня, управляться с артефактами хватит, ну, и на бытовые нужды, это идеально вписывается в закон Альфара Первого о престолонаследовании. Альфлед же... что теперь с Альфлед?
— Доэрэ Хюльда, — легкий кивок. — И как вам альвийский хлеб? — голос энхеле Леикхэйд глубокий и чистый, интонации слишком богатые, в одной фразе — сотня оттенков смысла, простому орку вовек не понять.
— Благодарю, необыкновенно вкусный, — поднимаю глаза на альвису. — Наверное, сложно такой выпекать у нас, в Энсторе?
— О, нет, — улыбка. — Его прислали телепортом с моей родины. Половину съела моя семья за вечерьем, вторую...
Да... То, что большой альвийской семье хватило на ужин, я слопала за один присест. Ладно, спишем все на орочью физиологию.
— Вторую только что съела я. Никак не могла остановиться, уж очень он у вас вкусный.
— Это значит, доэрэ Хюльда, что вы преломили с нами хлеб. Поверьте, многие люди безуспешно добивались этой чести. У нас преломивший хлеб за вечерьем становится младшим членом семьи, на год или до тех пор, пока не откажется по доброй воле. Владыка Ингленниэн атуэ Ликрейв передает вам через меня, что младший в семье всегда может рассчитывать на ее защиту и помощь, но и сам должен помогать ей во всем, что не противоречит его убеждениям и прежде данным клятвам.
— Проще говоря, энхеле Леикхэйд, вы меня вербуете в качестве агента семьи Дождливого Леса?
— Доэрэ Хюльда, — альвиса сокрушенно качает головой. — Ах, доэре Хюльда. Служба приучила вас к недоверию, но, на самом деле, мы не ждем от вас ничего такого, что осудила бы ваша Контора, и даже были бы рады, если бы вы своевременно ставили ее в известность о своих действиях.
— Простите, я — глупая орка, и плохо понимаю хитросплетения альвийской политики. Вы прямо скажите, что вам от меня нужно, а я отвечу, смогу ли это сделать.
— Прямо? — альвиса распахнула очи. — И вы не будете требовать ответной услуги?
— Ну, разве что понадобится когда-нибудь взвод альвийских стрелков, — я кивнула на ее охрану. — Вы уж не откажите.
— Только если это не пойдет вразрез с интересами семьи Дождливого Леса, — обрадовалась она. — И Империи людей, — добавила после непродолжительной паузы.
Энхеле Леикхэйд кивнула магичкам, и те быстро накинули на нас кисею тишины. Когда она перевела на меня взгляд, что-то в ее лице изменилось. Вместо недавней маски светской дамы на меня смотрела уставшая и встревоженная женщина.
— Вчера в мой сон пришла Альфлед, — сказала она. — Дочь просит, чтобы вы возглавили делегацию, которая отбудет на Кугро через десять-пятнадцать дней.
— А ее состав еще не утвержден?
— О том, что она будет послана, я узнала от дочери. Ни муж, ни кабинет министров об этом ничего не знает. Но ведь Альфлед — плетельщица, и способна не только предвидеть, но и влиять на будущее. Когда она говорит, что делать — это следует выполнять, и именно так, как она скажет.
