— Степан Аркадьевич рассказывал, что вы пишете книгу для детей, — глухо произнес Левин. — Расскажите, пожалуйста, о ней.
Несколько минут Анна ничего не отвечала. Она смотрела на Левина расфокусированным взглядом раскосых глаз и улыбалась. Ее затянувшееся молчание с каждым мгновением становилось все более и более эмоционально заряженным, генерируя вокруг них эротическое электричество, в которое все больше погружался Левин, ощущая свою полную беспомощность и невозможность противостоять ее колдовскому влиянию. Само пространство вокруг них приобрело свойство особого магнетизма, в котором все сенсорные восприятия Левина обострились до предела. Он вдруг почувствовал запах духов Анны. Пряный чувственный аромат обволакивал его сознание и отдавал в полную власть этой женщины. Глоток обычного чая показался Левину необычайно вкусным, словно это был не чай, а напиток богов. Неизвестно еще до чего дошел бы он в своих ощущениях, но в этот момент Анна прервала свое молчание.
— Это все такая ерунда, я забросила эту книгу, — небрежно произнесла она.
— Жаль, — искренне расстроился Левин.
— Я в этом не сильна, поэтому оставила это бесполезное занятие. Но я сейчас пишу другую книгу, — глаза Анны вспыхнули опасным блеском. — Про любовь. Про это я могу рассказать вам. Хотите?
Левину ничего не оставалось делать, как ответить согласием, хотя он предпочел поговорить с ней о чем-нибудь более нейтральном и безопасном для себя.
— Когда женщина влюбляется в того, кто не отвечает на ее призыв, — Анна в упор посмотрела на Левина, — она становится одержима страстным сексуальным желанием и тогда ее участь печальна. Она раз за разом испытывает боль. И другие связи не способны ей компенсировать отсутствия ответного чувства.
Левин испытал шок. Ему почудилось, что Анна в этот момент говорит о нем и о себе. Это было настолько невероятно, как полет на Марс, но отчего-то Левин посчитал, что слова Анны обращены именно к нему. И эти слова нисколько не смутили его, как все, сказанное до этого. Словно он перешел предел, за гранью которого все было разрешено и все возможно. Левин смотрел на Анну и отмечал в ней все более и более нравящуюся ему еще одну черту, которую редко можно встретить в иной женщине. Это обескураживающая своей прямотой откровенность.
Сказав это, Анна печально вздохнула и потянулась к пачке сигарет, лежащей на столике. Она вынула сигарету и, задумчиво глядя Левину в лицо прекрасными глазами, стала разминать ее своими тонкими длинными пальцами. Левин, как завороженный смотрел на нее, словно никогда в жизни не видел, как это делают женщины, прежде, чем закурить. Ему все в ней нравилось и голос, и взгляд, и жесты, и то, что она говорила. Левин спохватился, сообразив, что она ждет, когда он даст ей прикурить. Он пошарил по карманам, нашел зажигалку и, чиркнув колесиком, протянул ей огонь. Но Анна, качнув головой, отказалась.
— Спасибо. Я бросила курить, а вот эта привычка осталась, никак не могу от нее избавиться. Как и от привычки любить того, кто меня не ценит. — При этих словах Анна резко смяла сигарету пальцами и бросила ее в пепельницу.
И снова сердце Левина живо откликнулось на ее печаль, словно это была не ее, а его боль. Левин почувствовал, что у нее с Вронским не все так гладко, как ему казалось прежде, и от этого Левину стало так невыразимо приятно, как будто ему от этого могла быть какая-то выгода. Логика говорила ему: тебе то, что за дело, а сердце при этом выплясывало от радости такие кренделя, что только держись. Левин приосанился, прикидывая в уме, что бы он мог в ответ сказать на это, да так, чтобы дать Анне понять, что ее печаль для него не пустой звук, а руководство к действию. Только вот к какому? Левин глубоко призадумался над этим.
Пока он размышлял, вошел Стива. Левин совсем забыл о его существовании. Стива озадаченно потер переносицу.
— Я прошу прощения, — Стива виновато улыбнулся, но мне надо срочно ретироваться. Впрочем, я никого не принуждаю следовать за мной. Костя ты можешь остаться и допить свой чай.
— Да нет, я с тобой. — Появление Стивы повлияло отрезвляюще на Левина и он понял, что своих размышлениях и чувствах его занесло куда-то не туда. Он поднялся с кресла и проследовал в прихожую вслед за Стивой. Анна вышла их проводить.
— Прощайте. — Анна подошла к Стиве, и поцеловала его в щеку, затем подумав секунду, прикоснулась губами к щеке Левина. На этот раз прикосновение ее губ не произвело на Левина никакого эффекта. Ее чары спали, а дурман рассеялся. Левин облегченно вздохнул и подумал, что все это наваждение, которое он испытал некоторое время назад, вероятно, последствие ресторанного возлияния, а сейчас оно слова богу полностью прошло. Не следует так сильно напиваться больше никогда, сделал вывод Левин и с легким сердцем покинул дом Анны.
Анна закрыла дверь и в тот же миг забыла о гостях и о том, как еще полчаса тому назад она бесстыдно соблазняла Левина.
V.
Выйдя из дома Анны на морозный воздух, Левин вздохнул с облегчением. Он почувствовал себя узником, которого долго удерживали в заточении, и вот теперь пришла пора освобождения. Левин огляделся. Снег крупными хлопьями, легко кружась в свете фонарей, тихо падал на землю. Левин энергично втянул ноздрями морозный воздух и несколько секунд стоял молча, наслаждаясь тихим безмолвием. На него снизошло умиротворение. Левину стало так же легко, как и этому падающему в кружении снегу. Душа его словно очистилась и умылась от случайно налипшей на нее грязи. Вот значит, как бывает, подумал он, это надо запомнить. Иначе может однажды повториться. Даже самые стойкие люди подвержены внезапным искушениям.
Левин простился со Стивой, и они разъехались в разных направлениях. Всю дорогу домой, Левин думал об Анне. Мысли о ней помимо его желания одолевали его, да он и не гнал их. Левин надеялся, что как только он переступит порог своего дома и увидит Кити, его мечты и фантазии об этой женщине покинут его, растают, как снег под жаркими лучами солнца. Но сейчас, пока он еще был в дороге, Левин позволил себе немного вольности и продолжал держать в голове этот пленительный, невероятно соблазнительной и желанной образ, но для него совсем недоступной.
Левин недооценил опасности своих фантазий. Он посчитал это вполне безобидным занятием, надеясь легко сбросить их со своих плеч, как сбрасывает пальто в прихожей. Однако Левину показалось, что Кити что-то почувствовала, едва он переступил порог их квартиры. Она пристально смотрела на мужа несколько секунд и сделала обескураживающее по своей истинной сути заключение.
— Ты выглядишь так, как будто был у женщины, — фыркнула Кити.
Левин смутился, как будто его застали врасплох за чем-то непристойным. Хотя, если вспомнить его визит к Анне весь от начала до конца, то ничего недостойного в его поведении нельзя было узреть. Вот разве только, что касается его внутренних переживаний, но так об этом никто не знает и не узнает никогда.
Первым неосознанным желанием Левина на замечание Кити было все отрицать. На нет и суда нет. Но немного поразмыслив, он подумал, что это будет весьма нецелесообразно. Ведь Стива, наверняка, проболтается Долли, что возил его к Анне. Кити узнает и тогда грозы не миновать. Уж лучше признаться прямо сейчас. Да и в чем признаваться-то? Левину стало смешно от своей излишней мнительности. Однако он не стал сразу говорить об Анне.
В самых мельчайших подробностях он начал рассказывать, как провел день. Подробно описал свой визит к Метрову и его реакцию на его идею возрождения России. Левин надеялся усыпить бдительность Кити в потоке своего красноречия. По его разумению Кити непременно должна была наскучить эта неинтересная ей тема и, она сбитая с толку всей этой болтовней, которая не укладывается в ее хорошенькой головке, забудет спросить о том, о чем Левин предпочел бы умолчать.
Однако на этот раз заболтать Кити не удалось. Она мужественно выслушивала Левина в течении часа, прерывая поток его слов лишь редкими замечаниями. Когда он иссяк, Кити не пошла в спальню, не смотря на довольно позднее время. Она желала знать продолжение.
— Ну, а потом, где ты был?
— Потом Стива пригласил меня в ресторан.
— О, это уже интересней, — оживилась Кити.
-Да ничего там нет интересного, — небрежно заметил Левин. — Просто я давно уже ему обещал, и пока у меня еще есть время, я решил уважить его. Ведь очень скоро, когда у нас появится маленький, мне уже будет не до увеселений.— Левин с нежностью провел рукой по животу Кити.
— Значит, ты развлекался, — сквозь зубы произнесла Кити. Левину послышалась в ее словах скрытая угроза, которую он попытался, как мог, рассеять.
— Все это очень условно. Я в основном налегал на еду. Ты ведь знаешь, что я сторонник домашней пищи, но иногда, в качестве разнообразия, не мешает попробовать что-нибудь более пикантное, того, что дома не бывает. И тогда на этом контрасте вкус пищи острее воспринимается, как будто это еда богов.
— Так значит, ты считаешь, что все познается в сравнении? — с неприязнью протянула Кити.
— Да, это общеизвестный факт.
Глаза Кити при этих его словах вспыхнули недобрым блеском. Левин заметил, как она вся в один момент ощетинилась.
— Если следовать этому факту, то, чтобы продолжать наслаждаться женой, стоит попробовать что-нибудь более пикантное. Для остроты восприятия. Ты об этом мне только что рассказывал? — задыхаясь, проговорила Кити.
— Кити, я не понимаю, о чем ты? Я просто говорил тебе о ресторанном питании и не более того. Откуда такая негативная реакция.
— Почему ты молчишь, что ездил к Карениной! — неожиданно выкрикнула вдруг Кити, с ненавистью глядя ему в лицо.
— Да, я ездил и что? — ошарашено произнес Левин.
— Что там такого произошло, что ты скрываешь от меня! — Кити уже орала на него во весь голос. Глаза ее сузились, губы побелели, ее всю трясло.
Левин испугался за нее, как бы чего не вышло в ее-то положении. Он бросился к Кити и обнял ее обеими руками, прижимая к себе, стараясь своими объятиями погасить неуемную дрожь ее тела.
— Кити, милая, успокойся. Я собирался тебе все рассказать, но просто не успел.
— Все?! — Кити в ужасе отшатнулась от него. — Что значит все? Так значит, я была права, когда подумала...
— Что, что ты подумала? — Левин зажал губами ее рот, чтобы она не смела продолжать дальше нести всякую ахинею.
— Что там произошло? Говори! — Кити смотрела на него в упор.
— Визит вежливости, не более. Это Стива меня затащил к ней в гости. Я упирался, но он настаивал.
— Вежливость по отношению к кому! — с негодованием воскликнула Кити, — к этой... У меня даже язык не поворачивается сказать к кому. Женщина, которая бросает своего ребенка, пусть даже ради самой великой любви на свете достойна порицания.
— Да, да, ты права. Я полностью с тобой солидарен. Она достойна порицания. — Левин готов был подтвердить все, что угодно, даже то, что Анна достойно не только порицания, но и смерти. Он понимал, что сейчас лучше с Кити не спорить и во всем с ней соглашаться. Лишь бы поскорее уладить это недоразумение. Так постепенно, маленькими шажочками, ему удалось убедить Кити, что его визит к Анне был навязан ему Стивой, что он там пробыл недолго, да и то все время мучился и изнывал от желания поскорее покинуть этот дом.
Постепенно Кити успокаивалась, но какого труда стоило это Левину. Они с Кити легли спать только под утро. Левину потребовалось полночи, чтобы реабилитировать себя в глазах Кити. Он страшно устал и был сильно зол на Стиву, который не ведал что сотворил. Кити призналась Левину, что Стива позвонил и предупредил ее, чтобы она ждала своего мужа, который должен вот-вот явиться. А на ее вопрос, откуда, он, как на духу, сказал, что от его любимой сестрицы.
Уже засыпая, Левин думал, что внимание никакой, даже самой блистательной красавицы, не стоит таких его нервов. Пусть лучше жизнь его потчует однообразной пищей, той, которая у него каждый день на столе. Он к ней привык и есть гарантия, что у него никогда от нее не случится поноса. Он сознательно отказывается от экзотики. Это не для него, а для таких, как Стива. Пусть он черпает от этого сомнительного варева полной ложкой и не жалуется потом, что в очередной раз подавился костью. А то, что Кити устроила ему сегодня такую разборку, теперь надолго запомнится ему и отобьет впредь всякое желание даже приближаться к различной вкуснятине. Убаюканный этими мыслями, Левин заснул, крепко сжимая свою законную супругу в объятиях.
Ночью ему снилась Анна. Она возбуждала его распутным взглядом раскосых глаз и соблазняла манящей улыбкой.
— Анна, Анна, — шептал Левин во сне так громко, что разбудил Кити. Она прислушалась, но так и не смогла разобрать, что бормочет ее муж. Утром она спросила Левина о том, кто ему снился, кого он так громко звал по имени. Левина прошиб холодный пот. Что за женщина, подумал он об Анне, даже ночью умудряется его компрометировать. Он успокоился, когда узнал, что Кити ничего не сумела разобрать в его сне.
— Мне снилась ты, любовь моя, — улыбнулся Левин жене и привлек ее к себе. Их губы слились в долгом окончательно все примиряющем поцелуе.
VI.
Проводив Левина и Стиву, Анна осталась одна. Она посмотрела на часы. Стрелки показывали половину двенадцатого ночи, а Вронского все не было. Сегодня он снова не позвонил и не предупредил, что задерживается, с горечью подумала Анна. Эта манера поведения стала для него уже обычным делом. А раньше он звонил по поводу и без всякого на то повода. Эти его звонки были для Анны всегда очень важны не столько для того, что из них она узнавала, где он находится и когда вернется, а сколько свидетельством того, что для Вронского она по-прежнему значит очень много. Анна была бы счастлива, если бы она затмила для него собою весь мир, но поскольку разум ее не верил в такую возможность, она согласна была олицетворять для своего любимого хотя бы его часть, но весьма существенную. Лишь бы она была важна и являлась жизненно необходимой для него. В таком случае Анна готова была терпеть многое — разлуку с сыном, крах в бизнесе и многое, многое другое, что на ее плечи взваливала жизнь. Она бы стойко выдержала этот груз, если бы твердо знала, что она по-прежнему любима и все так же нужна ему, но в последнее время Анна стала в этом сомневаться.
Все началось с его увлечением политикой. По мере того, как Вронский погружался в дела партии, он все больше и больше отдалялся от Анны. Он приходил домой усталый, опустошенный, растративший себя где-то там, на стороне. Его энергия выплескивалась за порогом их дома, а Анне доставались лишь крохи, а иногда вообще ничего не перепадало. У Вронского не оставалось сил даже на небольшой вечерний разговор перед сном, не говоря уж о сексе.
— Завтра, все завтра,— едва успевал произнести Вронский и тут же моментально засыпал, иногда прямо в кресле, не успевая дойти до постели. На следующий день он вскакивал ни свет ни заря и, не успев, как следует позавтракать уезжал на свою работу. Даже в выходные, его частенько не бывало дома. Анна терпела. Она надеялась, что это временно, пока идет организационная работа, но время шло, а положение дел нисколько не менялось, а только усугублялось. Дошло до того, что Вронский почти перестал есть дома. Анне больше не надо было заботиться о еде. Для себя же одной ей готовить не хотелось. Она стала перебиваться бутербродами, легкими перекусами, пока в конце концов у нее напрочь пропал аппетит. Анна сильно похудела и, как ей, казалось, подурнела, но Вронский, похоже, не замечал ничего. Он по-прежнему сутками пропадал неизвестно где, да еще к этому добавились его частые командировки.
