К сожалению, среди нашего народа эту истину понимают ещё не все. Часть творческой интеллигенции продолжает витать в облаках и мечтать о прекрасном новом мире, где все будут вечно дружить и любить друг друга. Для этого якобы нужно только лишь разоружиться, и начать жить по установленным западными демократиями правилам. Такую точку зрения им внушает западная пропаганда.
С таким подходом, товарищи, очень легко нам с вами всем оказаться в роли прислуги и чернорабочих у американских и европейских капиталистов. И что, для этого ли мы, под руководством Ленина совершили в 1917 году Октябрьскую революцию? Для этого ли мы, под руководством Сталина победили в самой страшной войне за всю историю человечества? Для того ли отдали свои жизни 20 миллионов лучших представителей нашего многострадального народа, чтобы сдаться и пойти в услужение капиталистам?
Договариваться с ними и сотрудничать в различных областях науки и культуры, мы, разумеется, продолжим и впредь. Всё, что есть у капитализма хорошего, годного, мы должны изучить, освоить и перенять. Но, при этом, ни на секунду не забывать о его хищной, захватнической сущности. Эта сущность определяется не желаниями тех или иных империалистических кругов, а самой экономической природой капитализма, который не может существовать без постоянного расширения рынков сбыта своей продукции. Без постоянного расширения рынков капитализм останавливается в развитии, как акула, которая перестаёт расти, когда перестаёт есть. Но живая акула может какое-то время потерпеть. А акула империализма, лишившись возможности для постоянного роста, медленно загнивает и, в конце концов, погибает. Капиталисты это хорошо знают, но не афишируют, скрывая от трудящихся в своих странах.
Чтобы не отнимать более время у телезрителей, на этой мысли я с вами прощаюсь. Ещё раз поздравляю советский народ с большим успехом нашей дипломатии. Так победим!
Выступление Первого секретаря ЦК было воспринято с энтузиазмом. Люди радовались возможности вернуться к обычной жизни, радовались, что всё закончилось подписанием мирного соглашения. Мало кто знал, что планета в течение нескольких часов была на грани Третьей Мировой войны. Текст выступления был опубликован в газетах, их развесили на уличных стендах, на стенах и остановках общественного транспорта. Возле газет толпились люди, читали, обсуждали. Кто-то высказывал неодобрение чересчур, по его мнению, опасными действиями правительства, другие возражали, утверждая, что американцы обнаглели, и давно пора было их осадить. Им отвечали, что осадили-то, похоже, нас, поскольку ракеты пришлось вывозить, едва закончив развёртывание. В то же время, ракеты вывозили и американцы, причём — сразу, одновременно, что воспринималось уже положительно.
Хитрости геополитики на 'мировой шахматной доске' понимали не все и не сразу, но открытое обсуждение, не на митинге или на кухне, а просто на улице, существование многих мнений само по себе было для большинства необычным явлением.
Поскольку всё произошло сразу следом за интервенцией на Кубу, в представлении людей ракетный кризис был воспринят как часть операции по защите Кубы. Фидель был несколько разочарован тем, что русские не уничтожили США, однако Александр Алексеев растолковал ему, что вообще-то ему следует радоваться тому, что американцы не уничтожили Кубу, и даже согласились в следующем, 1962 г закрыть и эвакуировать свою базу в Гуантанамо. Это условие было вписано в договор отдельным, секретным протоколом, так как с подобным пунктом в основном договоре Конгресс его точно не ратифицировал бы.
Услышав о предстоящем закрытии Гуантанамо, Фидель успокоился и занялся делом — укреплением Революционных вооружённых сил Кубы, по результатам боёв в заливе Свиней.
В США, как обычно, средние американцы из газет могли узнать больше подробностей, поэтому сопротивление ультраправых в Конгрессе удалось преодолеть относительно быстро. Конгрессмены были слишком напуганы, и не хотели повторения биржевой паники. Договор об ограничении ракет средней дальности был ратифицирован обеими сторонами в начале мая 1961 года и вступил в силу немедленно (АИ).
График вывода ракет был согласован вскоре после майских праздников. Под присмотром наблюдателей от СССР, США и ООН из Великобритании, Италии и Кубы вывезли вначале боевые части БРСД с ядерными зарядами, затем начали выводить сами ракеты. К концу мая начался демонтаж стартовых комплексов и технических позиций. Оборудование вывозили в СССР и в США, для дальнейшего использования (АИ).
Так, совместными усилиями, мир впервые удалось сделать чуть-чуть более безопасным. В ходе консультаций стороны также договорились провести в начале июня встречу на высшем уровне. Встречаться Хрущёву и Кеннеди предстояло на нейтральной территории, в столице Австрии — Вене.
30 апреля вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР 'О награждении военнослужащих и гражданских лиц за героизм, проявленный при спасении человеческой цивилизации и предотвращении Третьей Мировой войны.' Согласно Указу, маршал Рокоссовский получил очередную, уже 4-ю Звезду Героя Советского Союза — третью ему дали в 1956 году, за Египет. Звания Героев Советского Союза получили также командиры зенитно-ракетных дивизионов Михаил Романович Воронов, Николай Иванович Шелудько, а также их офицеры и операторы РС. 'Героев' получили и три лётчика — пилоты истребителей-перехватчиков Як-27, сбившие крылатые ракеты.
На награды правительство не поскупилось — те отличившиеся, чьи заслуги не тянули на Героя Советского Союза, получили различные ордена. Весь личный состав, находившийся на Кубе в период американского вторжения и ракетного кризиса, получил также памятные медали, многие были удостоены также государственных наград Республики Куба.
Пока администрация США находилась в состоянии сильнейшего стресса из-за ракетного кризиса, на другой стороне планеты, в Конго, проходили не менее сложные переговоры по конголезскому урегулированию. Убедившись на собственном горьком опыте в невозможности победить 'сепаратистов' военным путём, генсек ООН Даг Хаммаршёльд сумел убедить диктатора Мобуту попытаться решить вопрос путём мирных переговоров. Они начались 14 и завершились 25 апреля. В переговорах участвовали лидеры всех четырёх государств, образовавшихся на территории Бельгийского Конго.
По итогам переговоров было сформировано 'правительство национального примирения'. Президентом будущего единого Конго пока оставался демократически избранный в 1960-м Жозеф Касавубу. Пост премьер-министра отдали относительно умеренному и независимому Жозефу Илео. Антуан Гизенга, Моиз Чомбе и Лоран Кабила получили посты вице-премьеров. Полковник Мобуту оставался командующим армией.
Самого Мобуту этот расклад не устраивал. Он намеревался единолично править в Конго. Одного Касавубу он без труда отстранил бы от власти, но теперь между ним и президентским дворцом образовалась целая очередь претендентов.
Гизенга и Кабила хорошо понимали шаткость достигнутых договорённостей и чувствовали устремления Мобуту. Их обоих очень хорошо охраняли отряды тщательно отобранных, наиболее верных соратников, под командованием военных советников из СССР, и группы спецназа ГРУ, действующие под видом европейских наёмников, даже не из ЧВК 'Southern Cross', а вообще 'независимых', чтобы поменьше светить контору.
Кабила дополнительно подстраховался, пригласив на время переговоров, посетить столицу республики Касаи, город Бакванга 'с визитом дружбы и добрососедства' представителей советских ВВС. Андрей Антонович Гречко оценил оригинальность его задумки. 14 апреля на аэродроме в Бакванга приземлились два бомбардировщика Ту-16 и четыре Ан-12, три транспортных, с обслуживающим персоналом и самыми необходимыми аэродромными агрегатами, и один 'ганшип'.
Перед началом переговоров, в кулуарах конференции, полковника Мобуту предупредили, чтобы он не затевал ничего против делегаций НРК и НДРК, иначе церемониться с ним не будут, и того, что от него останется, не хватит даже на приличные похороны.
Поэтому Мобуту не рискнул устраивать провокаций против прокоммунистических правительств. Однако, 26 апреля, на следующий день после окончания конференции, когда Кабила и Гизенга уже отбыли обратно в Бакванга и Стенливилль, солдаты Национальной армии Конго по приказу Мобуту арестовали и посадили под замок премьера республики Катанга Моиза Чомбе. (Реальная история)
Иван Кузнецов получил предупреждение от руководства Первого Главного управления о возможных провокациях Мобуту, и на всём протяжении конференции наблюдал за лидерами 'сепаратистских' государств. Он, конечно, ждал попыток покушения на Кабила или Гизенга, и арест Чомбе его несколько удивил. Иван доложил о происшествии руководству, и неожиданно получил указание сообщить об аресте самозваного премьера командованию армии Катанги.
Поразмыслив, он решил, что в этом есть резон. Иван работал под легендой родезийского бизнесмена 'Джона Смита', и его сообщение наёмники приняли бы проще, чем предупреждение от Кабила, Гизенга, или советского руководства, ведь в Катанге далеко не все наёмники были из 'Южного Креста'. Телеграф, проложенный бельгийцами, несмотря на гражданскую войну в Конго, ещё работал. Иван отправил в Элизабетвилль телеграмму:
'Командованию армии Катанги. Премьер Чомбе арестован 26 апреля зпт схвачен солдатами Мобуту.'
Затем он отправил предупреждение по радио, адресованное Антуану Гизенга и Лорану Кабила. Между государствами 'сепаратистов' за прошедшие полгода сложилось некоторое сотрудничество, более тесное между Народной республикой Конго и Народно-Демократической республикой Касаи. В меньшей степени в это сотрудничество была вовлечена республика Катанга, но дипломатические контакты между ними поддерживались.
Когда пришло сообщение об аресте Чомбе, Майкл Хоар сидел в своём 'офисе' — небольшом кабинетике, где ему время от времени приходилось наводить порядок в зарплатной бухгалтерии 'Коммандо 4'. Юджин Плавски, высокий, крепкий блондин, по его собственным рассказам — поляк, офицер армии Андерса, сейчас — командир 'Коммандо-6', укомплектованного наёмниками из 'Южного Креста' (АИ), положил перед ним бланк телеграммы. Хоар пробежал глазами короткую строчку текста:
— Вот дьявол! Скоро выплата жалованья... Без Чомбе никто ведомость не подпишет...
— Что будем делать? — коротко спросил Плавски.
— Есть предложения?
— Угу. Свалиться этим сукиным детям на голову, вытащить Чомбе, оторвать яйца мерзавцу Мобуту, и вообще, положить конец этому бардаку, что творится в стране, — буркнул Плавски.
— А эти чёртовы коммунисты в Бакванга и Стенливилле?
— Майк, скажи честно, они тебе что, чем-то мешают? Не позволяют вывозить руду?
— Нет, с Касаи мы, вроде, договорились... Если бы не засранец Мобуту...
— Вот и я о том! Всё упирается в этого недодиктатора. С красными мы бы сумели договориться. Если помнишь, они нам даже неплохо так помогли в январе (АИ, см. гл. 06-01). Чомбе, конечно, тоже мерзавец, и сукин сын, но есть разница, он — наш сукин сын, и он нам платит. Не будет Чомбе — не будет денег. А если мы его вытащим, он будет очень сильно нам обязан.
— Помню... Но как мы туда попадём? И где держат Чомбе?
— Думаю, я смогу это выяснить. У меня есть человек в Леопольдвилле, а у него есть знакомые офицеры в штабе Мобуту. Попасть туда мы можем по воздуху.
— На чём? У нас, что, появилась военно-транспортная авиация? — съехидничал Хоар. — До обеда её, вроде, ещё не было.
— Самолёты можем зафрахтовать в Касаи. Им красные дали по ленд-лизу несколько транспортных самолётов.
— Зафрахтовать? На какие шиши? Если только банк грабануть?
— Иди за мной, — Плавски поманил Хоара из комнаты.
Они вышли в коридор, дошли до кладовой 'Коммандо-6'. Плавски открыл ключом железную дверь, включил свет. Сдвинул в сторону увесистый ящик. За ящиком стояли две стеклянных бутыли, литров по 20 каждая, наполненные мутной жидкостью. Хоар отвернул винтовую пробку, втянул воздух:
— Спирт? Откуда?
— Самогон. Аппарат ребята сделали сами, — ответил Плавски. — Я его конфисковал было, а потом сообразил, что в наших условиях это лучше любой валюты. И с местными расплачиваться, и с соседями...
— С соседями? — переспросил Хоар. — Ты предлагаешь с Кабилой спиртом расплачиваться? Он что, так крепко пьёт?
— Не с Кабилой. Хотя, можно и ему налить, хуже не будет. Думаешь, кто водит те русские самолёты?
— Э-э-э... что, неужели русские?
— Ну, явно не турки и не папуасы! Ты же знаешь, авиация у соседей регулярно летает на учения, а за наше пойло русские запросто сделают крюк и отвезут нас куда хочешь! Это, — показывая на бутыли, усмехнулся Плавски, — для 'смазки разговора' с русскими. Но заплатить придётся. У русских некоторые уставы соблюдаются строго. Но поговорить надо и стоить в итоге, я думаю будет немало... Только надо сразу договориться, что расчёт — после операции, и после посадки в Элизабетвилле. Иначе по пьяни гробанёмся. Да, топливо придётся им оплатить, или заправить из наших запасов.
— Это само собой, — усмехнулся Хоар. — М-да... анекдот... но делать что-то надо. Иначе денег не будет. Люди начнут разбегаться. Хорошо, действуй. Как только выяснишь, где держат Чомбе, я соберу людей. И ещё, нам нужен план. Чертовски наглый, очень продуманный план.
Уже к вечеру того же дня, 26 апреля Иван сумел выяснить, что Чомбе отвезли в военный лагерь в Тисвилле, туда же, где в январе держали Лумумбу. Это было лучшее место, чтобы обеспечить охрану. Он сообщил в Катангу всё, что сумел узнать. Также Иван передал наёмникам информацию об обычном распорядке дня полковника Мобуту, за которым он наблюдал по заданию Москвы. Юджин Плавски был ему очень благодарен.
Сам Плавски сумел договориться с русскими лётчиками, и около девяти вечера по местному времени на аэродроме Элизабетвилля приземлились четыре Ан-12 — три транспортника и 'ганшип'. Идея сделать штурмовик из транспортного самолёта очень впечатлила Хоара. Он долго ходил вокруг советской машины, восхищённо разглядывая длинный ствол 37 мм автомата, 23 мм пушки по левому борту в носовой части, четырёхствольные пулемёты ГШГ, и 100 мм авиационную скорострельную пушку в левой десантной двери, установленную на мощной пространственной раме, сваренной из прямоугольных труб.
— Чёрт подери, ну и чудовище, — заявил, наконец, 'Бешеный Майк'. — Зверская машина. Интересное решение, все пушки по левому борту, как на старинном пушечном корабле (gun ship — англ.)
— У нас такие самолёты называются 'тяжёлый штурмовик огневой поддержки', — отозвался русский лётчик, сопровождавший наёмника. — Как вы сказали, 'ганшип'?
— Да, gun ship, пушечный корабль, по-английски, — подтвердил Хоар.
— Так, пожалуй, даже удобнее и покороче будет, да и клиентам понятнее, — усмехнулся русский.
С подачи ирландца, новый авиационный термин быстро пошёл в народ. (АИ).
Об оплате услуг советских лётчиков окончательно договорились уже перед самой погрузкой в самолёты.
Увидев 'продукт', русский майор многозначительно повёл носом, и спросил:
