— Федор.
— И все?
— Все. Вы езжайте, я поеду позади, мне туточки недалече осталось.
— Как знаешь. Петрушка, хрен собакоголовый, я те из жалованья за кобылку удержу. Мать вашу... какого ... встали, айда вперед, нам ещё... — Рявкнув на остановившихся обозников и на стоящих рядом стражников. Развернул своего коня и направил в голову обоза, попутно врезав от души по спине парнишке, тот как раз в седло пытался сесть... Защелкали плети, загомонили возничие. Заскрипели колеса и, все пришло в движение. Когда мимо проехала последняя телега, вывел мерина из укрытия, и мы потащились следом на безопасном расстоянии. Через половину часа показалась знакомая развилка, свернул направо и облегченно вздохнул — осталось всего пять верст до дома.
Лета ХХХ года, Май 31день
Все, решено, окончательно и безоговорочно, через две седмицы, опосля троицы, а она в этом годе ранняя, мастерская должна начать фунциклировать на новом месте.
Поэтому сегодня, с самого утра, моя тощая задница перемазанная в смазке (Кирдык Димке), торчит из внутренностей мотора, откручиваю крепежные болты, обливаясь потом. Жарко и душно.
Сашка с братом под руководством Клима, собирают и пакуют инструмент по бочкам, мешкам и прочей таре-твари, какая нашлась пустая, в усадьбе. Марфа спокойно отнеслась к известию, поворчала для приличия и прислала Машку в помощь, да я отправил девку обратно, без неё справимся.
Значиться торчу, как пробка в бутылке, из недр агрегата, а там с ключом подлезать мудрено. Как вдруг он сорвался, выскользнув из руки, звякнул об станину и упал в стороночке, вроде рядышком, ан не дотянешься. Можно конечно сесть сбоку и в слепую, засунув руки по локоть, пытаться что-то сделать, но тогда морда в чугунину упирается.
Ещё в прошлый раз, Никодим с Силантием надо мной смеялись — Федя, бабу себе нашел, глянь, как милуется. Федь, она, пока не помилуешься, крутиться не будет?
Вылезать лень с трудом влез, потом обратно лезть? Нет уж, увольте, мы люди упертые...
Тянусь изо всех сил, все сильнее втискиваясь... чуть-чуть... пару сантиметров... и пальцы коснутся, злополучного ключа. Ну... дотронулся... Скребу по железке ногтями... Сдвинулся... Ещё чуток и можно будет взять.
Занятый всей этой акробатикой ничего не слышу и не вижу и поэтому очень удивляюсь, когда вдруг в поле зрения появляется рука, берет, этот чертов ключ и вкладывает мне в ладонь.
— Эй, кто тут? — Торчать перед гостем, каком к кверху неприлично. Извиваясь как червяк, начинаю выползать (теперь понятно, почему глисты родину, так редко покидают)
Гость ждет и молчит, а я не то, что говорить, дышу через раз. Спустя пять долгих минут борьбы, удалось освободиться из цепких объятий и встать в полный рост. Оборачиваюсь...
И только то, что грязный с ног до головы, удерживает на месте. Передо мной, улыбаясь в усы, стоит Анисим и протягивает руку для приветствия, — Здрав будь, Федор.
— Здравствуй, а сегодня, завтра собрался тебя навестить, корчагу меда приготовил. Думаю, дай заеду, пока в городе... А ты тут как тут. — Он пожимает мне запястье, с интересом оглядывая разобранный мотор.
— Это та механика, кою измыслил?
Кладу руку на раму.— Она самая.
Он идет вокруг, внимательно рассматривая разложенные на полу детали. Остановился, присел на корточки, потрогал пальцем поршень. Поднимает на меня взгляд и спрашивает, — Сам измыслил, али где вызнал как сие делать?
Улыбаюсь в ответ и киваю головой, вытирая грязные от смазки руки, куском ветоши.
Он хмурится от неоднозначности такого ответа.
— Да сам, сам. И её наш батюшка Серафим освятил. — Со смешком выставил перед собой руки.
Суровые складки исчезают с его лица, уступая место другим, он продолжает свое исследование, а я начинаю экскурсию. Не знаю почему, но знаю, он спрашивает лично для себя.
Прервались только на пару минут, в самом начале, когда вышел в соседнее помещение и попросил Мишку принести пива и кружки. Да только нам не до напитков было, лектор изредка делал глоток, смачивая пересохшее горло и, продолжал дальше.
Через час, я стал выдыхаться и после ряда повторов запутался в словах и попросил пощады.
Анисим только усмехнулся, налил пива в кружку, отпил немного, ладонью смахнул пену с усов, — Ежели сам не зрел, сказал бы — врет видак. А оно вон как...
Поставил кружку на печь, рядом с которой мы стояли, нагнулся, заглянул в топку, секунду рассматривал закопченные стенки, прикрыл топочную дверку, — А я к тебе по делу пришел.
Я внутренне подобрался, идти обратно? Да ни за какие коврижки, меня туда теперь и калачом не заманишь.
Видно что-то во мне изменилось, он шутливо выставил перед собой руки, — Нет, обратно тебя не зовут, хотя...
'Знаю точно, что Анисим Михайлов, первый и последний технический руководитель пушкарского приказа, после его смерти, больше на эту должность так никто и не будет назначен. Позже вакансия будет упразднена'
— Да ты и не согласишься...
— Ноги моей там более не будет.— Довольно жестким тоном перебил его.
На что он вдруг улыбнулся, погрозил пальцем, — Зарекалась ворона дерьмо не клевать...
Не ведаешь, а уже собачиться начинаешь — ноги не будет... Будет, да не раз.
— Анисим, вот те...
— Не богохульствуй, ибо грех — давать обеты и клятвы ложные. Вот ты завсегда такой, договорить не даст, а сразу с кулаками. — Анисим покачал головой, посмотрел мне в лицо. И спокойно закончил.— Они хотели механику, тобой на дворе сотворенную, разобрать. Да я упросил оставить... Пока, словом с тобой не перемолвлюсь.
— Какую? я там много чего оставил.
— Ты её 'прессом' назвал. Эти рукосуи, 'голову' ему свернули, а заново починить, не могут. Две седмицы ковырялись, ковырялки, да бросили — механика, мол, мудреная.
'Заманчиво и даже очень...'
— Господь с тобой Анисим, да у меня денег таких не будет, чтоб за него расплатится.
— А по казенной, токмо за железо?
Я пробормотал себе под нос.— Берите сегодня, завтра по пять будет.
Вслух спросил, — И сколько?
— Шестьдесят семь рублев с копейками.
Я даже крякнул, услышав сумму. — Анисим, вы там совсем...с печки упали. Я что, по вашему разумению, гость торговый? Да у меня отродясь таких деньжищ не было.
— Федор, кто б другой говорил, не поверил бы, — Усмехнулся, — а тебе верю.
Прошел до входа, постоял, глядя на пацанов снующих по мастерской. Покачал головой, словно спорил сам с собой. Хлопнул ладонью по притолоке, словно принял какое-то решение и повернулся.
— А в долг, возьмешь?
Мои мысли были немного далече от этого места, бродили в окрестностях пилорамы. Так что к такому вопросу был малость не готов. С одной стороны, этот агрегат нужен и даже очень, а с другой, братва его ухайдакала. Думаю, что заклинило вал на втулках и сорвало шкив. Ремонт, изготовление нового вала может стать в кругленькую сумму, не говоря уж о том, что без пушкарского двора здесь не обойтись.
— Это Никодим скажет, я на такое не решусь. Это первое, а второе... Это кто ж у нас такой добрый... — начал и осекся, встретившись взглядами с Анисимом.
(*Доподлинно неизвестно был ли женат Анисим Михайлов, и была ли у него семья. По одной из версий у него были только дочери и наследника мужицкого роду он не оставил)
— Нет Анисим, у тебя деньги брать не буду.
И тут он меня убил, сразу и бесповоротно, достал из-за пазухи свернутую в рулон цидулку и протянул, — Читай.
Разворачиваю свиток и начинаю матерится, смачно и со вкусом, в полную глотку с разбрасыванием инструмента и битьем посуды. (Корчага сама на пол упала и кружки, обе)
Купчая, мать её за ногу, подписанная и оформленная по всем правилам. Зная родное законотворчество и канцеляризм, боюсь даже подумать каких денег и сколько подношений отдал Анисим, чтоб это было сделано.
'К слову, местные дьяки из холопьего приказа, до сих пор не выдали Никодиму грамоту о праве на собственность'
Малость успокоившись, рыкнув на последок, на пацанов столпившихся в дверях, — Вам здесь, медом намазали или заняться нечем?
— От теперь узнаю, а то уж по старости видеть плохо стал. Помыслилось, чай не с Федором словом молвлюсь. — Анисим прищурился, от чего вокруг глаз собрались морщинки и посмотрел куда-то за мне за спину.
— Зачем это все? — Я протянул ему купчую.
Он словно, не видя и не слыша меня, продолжал.— Когда мне было годов столько же, хотел друкарню свою построить. Все нашел, что смог купил, да только вот не заладилось с плотниками. Самому... Я по гроб жизни, делал бы, а они цену заломили, хоть в холопы продавайся, ибо гроши взять не откуда.
Взглянул в глаза, — Ивану... даже на могилке не был...
Вроде слова простые, сказаны тихо и спокойно, словно сам с собой человек разговаривает. Да вот по спине холод струиться, а душу, словно в тиски зажало...
Хочется завыть — не получается, горло тугой петлей перехвачено...
Плакать — слезы сохнут на ледяном ветру...
Остается, только молится...
'Отче Небесный, искупителю Иисусе Христе, Боже Душе Святый, истинный, единый и высочайший Утешитель!'
Не говоря ни слова, выхожу в мастерскую, по пути прихватив за рукав Мишку, — дуй ко мне, на полке у оконца, на самом верху, баклажка лежит, неси сюда.
— Саня, разбери на столе, чтоб сесть можно было. Клим, принеси чего зажевать и посуду.
Парень уже был на пороге. — И это... Клим, на сегодня думаю, хватит. Закругляйтесь. — Не оборачиваясь, он кивнул и вышел.
— Анисим, — Позвал, а когда обернулся он стоял у меня за спиной и смотрел на нашу кипучую деятельность, — А, ты уже здесь. Извини за такой беспорядок, в доме не лучше. Узлы свертки, кулечки. Не обидишься, ежели мы с тобой здесь сядем и чарку разопьем?
— Не откажусь и не обижусь.— Анисим сдвинул стоящий на лавке короб с каким-то барахлом, сел
Подставил колченогий табурет, осторожно присел на него, если не дергаться то усижу.
Облокотился на стол, глянул на сидящего напротив собеседника, отвел взгляд в сторону, пальцы забарабанили по столешнице, выбивая немудреную дробь.
А он сидит... Само спокойствие...
— Анисим, за каким хреном ты это сделал? — Я заговорил, а то бы лопнул, от переполнявших меня слов.
— В кои века сделал доброе дело, а меня таперича за него пытают.
— Ты же знаешь, что я тебе половину жизни эти деньги отдавать буду.
Он отмахнулся, — Пустое, лошадку свою продай, на долг хватит и ещё останется.
— Друзей не продаю. — Ответил, как отрезал, может немного и резковато. Да Анисим, по-моему, и не заметил этого или пропустил, мимо ушей. Только кивнул.
— Жагры, кои ты делать собрался, приказ брать будет по тринадцать алтын и одну деньгу. Вот с них и отдашь.
— да я ещё ни одной не сделал, дай бог только к зиме и начнем.
— А мне не к спеху, как отдашь — так и отдашь...
Хлопнула входная дверь. Это пришел мелкий, принес баклажку, тут же следом вошли ребята с мисками и кружками. Огурцы, хлеб, копченое сало, маринованный чеснок, квашеная капуста (уже не ахти. Вялая, не хрумкая) кувшин кваса, вот и вся закуска. В посуду налил немного, на самое донышко, своей настойки. Взял кружку, подождал пока Анисим не возьмет свою, — За тех, кого с нами нет.
Выпил и осторожно выдохнул через нос. Доза спиртного мягко прокатилась по пищеводу, ухнула в желудок и свернулась клубочком, приживаясь. Отломил хлеба, прикрыл сверху кусочком сала, отправил в рот.
Мне спирт в горелках нужен, чтоб горел, как положено, ровным синим пламенем, а не подмаргивал контуженым паралитиком. Поэтому немного удивился, услышав сипенье. Отрываю взгляд от закуски...
Мать моя женщина... Мой 'дед' сидит, выпучил глаза, и пытается вдохнуть, держась одной рукой за горло, другой тянется к кувшину с квасом.
Старческий кадык ходил ходуном, когда он глотал живительную влагу. Думаю он высосал половину, прежде чем оторвался от кувшина.
— Федя, упреждать надобно, — чуть слышно прошипел. Ухватил огурец из миски, надкусил и стал высасывать из него рассол.
Я тем временем налил по второй, сами знаете — поздно выпитая вторая, зря налитая первая.
Он покачал головой отказываясь.
— Надо, надо. Эта проскочит и, не заметишь, враз полегчает, давай. — Сдвинул ему под руку посудину.
А то спирт ему мой, на клюкве настоянный, не по нраву... Это тебе казенная бормотуха, которой только клопов морить.
— От ты... — Не договорив, он взял кружку, выдохнул и залпом выпил. Задержал чуток дыхание, медленно вдохнул, куснул огурец и стал жевать.
Я последовал его примеру, принялся курощать сало, вольготно раскинувшееся в миске. Утолив легкий голод (не ел ещё ничего завтрак, между прочим, был давно)
— Анисим, что ты там про коня говорил? — Что мне в голову пришла такая мысль.
— Ему цена сто рублей. Продать надумал?
— Нет. Ты мне вот что скажи. А ежели замок вместе прикладом будет?
— Ты лучше с Каширскими сговорись, чтоб они тебе стволы продали, за готовый мушкет, много больше получишь.
— А почем казна их берет?
— Кого?
— Фузеи, блин... — И задумался. И хочется и колется да мамка не велит.
'Если раздать заказ на второй мотор, его дай бог к первому снегу сделают. Мощности нынешнего хватит только на одно их двух, дрова пилить, или пресс крутить. Второе предпочтительней. Готовые стволы с заводов получить довольно мудрено, если учесть что этой весной размыло дамбу и вертильные станки у них простаивают. Если Алекс сразу въедет в работу и сделает все что нужно, думаю, через месяц сможем начать собирать замки потихоньку. Интересное предложение, но, увы, выше головы не прыгнешь'
— Прости, прослушал. Так сколько стоит?
— Рубль с полтиной.
— Ага, — кивком поблагодарил, — За совет спасибо. Да токмо не сможем мы в этом годе, ничего другого окромя жагр делать. Да и тех будет самая малость...
Сказать, что Анисим расстроился, довольно затруднительно, на его изрезанном морщинами лице, нелегко найти или увидеть эмоции.
— дай то бог, чтоб смогли к генварю три тысячи сотворить.
Он глянул на меня сначала недоверчиво, а потом вдруг широко улыбнулся, превратившись в милого домашнего деда.— Кто б другой молвил, казал бы лжа это...
Я разлил остатки своего пойла по кружкам, мы выпили, поболтали ни о чем, больше сплетничали о мастерах с приказа. Опосля он распрощался и ушел. Только через полчаса после его ухода вспомнил не заданный вопрос — А кто эту хреновину в деревню повезет? И вообще, как?
Лета ХХХ года, Июнь 4 день
На спине, расплывается большое мокрое пятно, капли пота стекают тонкими струйками до подбородка и падают вниз. На руках надуваются мозоли, один уже порвался и ладонь немного щиплет.
Спасибо тебе, милый дедушка... Удружил.
Самовывоз!
Три дня ушли в хлопотах, достать то, это, договориться, сговориться, утрясти детали. Погрузить, несчастный агрегат, увязать его и получив благословление от начальства, под бодрые крики и напутствия зевак, выползти за ворота.
Здоровенные сани, в которые запрягли четверых коней, еле ползут по бревнам. Напрягаясь изо всех сил, бедные лошади втаскивают тяжкий груз на небольшой взгорок. С ужасом думаю — как будем затаскивать 'подарок' на приснопамятный подъем?
