На ум ему пришел праздный вопрос. Он наклонился к Тому и прошептал:
— Интересно, каков был бы Ваш выбор оружия в поединке?
Муж очень привлекательной женщины ответил мгновенно.
— Десятифунтовая кувалда.
Не очень удачная идея.
* * *
— Сейчас, сейчас! — заорал король. На болоте внизу шведские инженеры спешно вели сотни солдат к речному берегу. 'Спешка', разумеется, была медленной и вялой. Местность была достаточно труднопроходимой, если бы солдаты не тащили множество свежесрубленных бревен. Несмотря на болотистую почву, инженеры вскоре перебросили грубо сбитый мост через реку. Работа была не самоубийственной, в связи с прикрытием сильного огня орудий Торстенссона, но все еще была опасной. В течении пяти минут несколько инженеров были ранены или убиты. Густав нахмурился. Люди Тилли просто выставляли аркебузы над валами и стреляли вслепую. Но они надеялись, что случайные пули должны найти цель.
Король, услышал, как американская девушка, что то прошептала Маккею. Шотландец перевел.
— Ваше величество, Джулия говорит, что большинство ущерба причиняет несколько стрелков в лесу.
Густав покосился на линию деревьев. Термин "снайпер" еще не был известен в те дни, но во всех армиях были отряды легко бронированных стрелков легкобронированной практикующих охоту на отдельных солдат. Их оружие, поскольку они не вставали в линию и не были связаны темпом стрельбы, было нарезным. Их точность была еще не велика, но и не была уже смешной.
— Она уверена?
Маккей кивнул. Затем, после минутного колебания добавил:
— Она также предлагает, как она выражается 'прищучить' их.
Король тонко улыбнулся.
— Вы боитесь, что я обижусь на такое предложение? Что мое королевское достоинство оскорблено?
Маккей поджал губы. Улыбка короля стала шире.
Затем исчезла, сменившись свирепой хмуростью.
— Ну да, оскорблено! — Он встряхнулся, как очень большая собака. И не менее хмуро продолжил:
— Но и наполовину настолько же , как от вида моих убитых инженеров.
Хмурость исчезла. С королевским достоинством Густав обратился к Джулии отдал ей небольшой поклон:
— Если бы мисс Симс смогла, я был бы очень благодарен.
Джулия нагнулась, порылась в принесенном с собой рюкзаке и вытащила зрительную трубу и бинокль. Через мгновение, Маккей был украшен оптическим оборудованием.
— Алекс, называй цели, — скомандовала Джулия. Она принесла винтовку.
Наблюдая последовавшее избиение, король Швеции не мог решить, что его больше всего беспокоит. Зрелище непринужденной легкости, с которой молодая американская девушка из будущего поражала людей за треть мили или же непринужденной легкости, с которой ее шотландский жених помогал ей в выполнении задачи. Первое вело его в очень странный и довольно пугающий новый мир. Последнее открыло целую книгу.
— Бах!
— Влево пятьдесят шагов. У дерева. Красная шляпа с перьями.
— Бах!
Как страницы перелистывала.
* * *
К вечеру на почти завершенном мосту появились финны. Их было три сотни, добровольцев, в нетерпении ожидающих обещанные в качестве вознаграждения десяти риксталлеров. Каждый нес связку мокрой соломы, которая загораясь быстро скрыла конец моста от противоположного берега густым дымом. Под этим прикрытием работа на мосту была закончена и финны вышли на противоположный берег. Они спешно стали рыть землю, превращая полоску земли в крепость.
Тилли приказал своим орудиям начать отчаянную попытку уничтожить новое укрепление. Отчаянную, потому что после часа контрбатарейного огня Торстенссона у католиков осталось не там много артиллерии.
— Чертовый шведские пушки! — взревел он. — Они даже хуже, чем в Брейтенфельде!
* * *
Всю ночь, под прикрытием темноты, дыма и батарей Торстенссона король вел свою армию через мост на косу.
Оттуда в течении дня 16 апреля шведы использовали свои силы, чтобы устроить прочные позиции по всей отмели. Густав Адольф успешно форсировал реку. У Тилли осталось два варианта — отступлении или последний штурм.
Он выбрал штурм и возглавил его сам. Вечером, с вершины на белом коне Тилли поскакал вниз по склону. Тысячи всадников и пехотинцев шли вслед за ним.
Последовавшая борьба, несмотря на кратность была не рядовым делом. Густав повел свою конницу во встречную атаку и шведская пехота во многих местах линии столкнулась лоб в лоб со своими баварскими коллегами. Если бы бой ограничился только этими силами, Тилли мог бы и выиграть. Но это было не так. Со всех своих позиций на противоположном берегу орудия Торстенссона вели огонь на поражение. Находившиеся на открытом месте люди Тилли подверглись уничтожению.
— Чертовы шведские пушки! — снова прорычал Тилли. И предался горькому самобичеванию, — Я должен был послушаться Валленштейна.
Это было последней мыслью старого генерала. Одно из пушечных ядер Торстенссона раздробило его бедра. Его отважный боевой конь пошатнулся под ударом, но устоял на ногах. Медленно, потеряв сознание от шока, Тилли соскользнул из седла. В последующие годы, люди которые видели это, говорили, что это было как падение дерева. Большой корявый дуб, наконец, нашел свою гибель.
Когда люди Тилли отнесли его в тыл, Олдрингер взял командование на себя. Но сам Олдрингер упал через несколько минут, раненый в голову. К этому моменту силы имперцев потеряли четыре тысячи человек и люди пали духом. Вечерело и пользуясь темнотой, они отступили обратно в свой укрепленный лагерь у Дуная. На следующий день под командой самого электора армия Тилли отступила в Ингольштадт. С Максимилиана Баварского было достаточно Густава II Адольфа.
— Пусть Валленштейн попытается с ним справиться, — прорычал он. — пусть чешский ублюдок имеет дело со шведским ублюдком.
Когда Густав узнал о Тилли он послал своего личного хирурга во вражеский лагерь.
— Сделайте для старика все, что сможете, — скомандовал он.
— Это будет немного, — проворчал хирург, — судя по описанию раны. — Но он повиновался.
Торстенссон был не совсем доволен.
— Пусть палач Магдебурга истечет кровью до смерти, — прорычал он. Дикие выражения лиц других шведских офицеров, окружавших Густава явно выражали их согласие.
Король сказал просто:
Последний из великой плеяды, при всех своих грехах.— затем, как будто пораженный какой-то мыслью он повернулся к девушке, стоявшей в нескольких шагах.
— А что вы думаете? — требовательно спросил он. Девушка ответила с застенчивой улыбкой.
— Я думаю, что ты хороший человек, — последовал ее ответ.
Густав II Адольф был весьма озадачен.
— Хороший человек, пробормотал он, уходя. Он покачал головой. — Хороший человек. Надо же такое сказать королю!
* * *
Тилли умер через две недели. Последний из плеяды ушел, и другая плеяда сделала шаг вперед, чтобы бросить вызов королю Швеции.
Теперь Валленштейн. Валленштейн и его волки.
Глава 49
Кардинал Ришелье положил письмо на садовую скамейку. И сидя рядом, несколько минут смотрел на ненавистную вещь
Со времени своего назначения главой Королевского Совета 13 августа 1624 года, кардинал проводил последовательную внешнюю политику. Оффициально, он, разумеется, выражал полную поддержку Контрреформации и наступления на протестантизм. Это было необходимо, дабы сохранить поддержку католических фанатиков, как возглавляемых капуцином отцом Жозефом, так и тех что состояли в тайной организации — Обществе Святых Таинств. Но это лишь служило прикрытием для истинной цели Ришелье — усилить Францию. Что, означало — первое и главное — ослабить Габбсбургов, осбоенно испанскую ветвь семьи, правящую величайшей военной державой в Европе.
Всё пропало...
Не поднимая головы он спросил стоящего рядом человека
— Этьенн, это правда?
Этьенн Сервьен кивнул. Он являлся одним из интендантов кардинала — специальных агентов, которые поддерживали железное правление Ришелье во Франции. Оффициально, они являлись не более чем мелкими чиновниками, назначаемыми непосредственно короной. В действительности же, они были тайной армией доверенных лиц Ришелье — шпионов, (и еще ). Сервьен только вернулся с длительного задания — сначала Вена, затем Брюссель, а по дороге...
— Да, правда, — сказал он — я провел в Тюрингии неделю, монсеньор. Большую часть — в Грантвилле. Это всё — правда.
— Колдовство?
Сервьен пожал плечами.
— Если хотите знать мое мнение — нет. Нет, по крайней мере в малом. Я разговаривал со многими жителями-немцами, и и никто из них не верит, что американское мастерство есть нечто большее чем великолепная механика. Некоторые из моих собеседников даже сами начали его осваивать. Что касается случившегося в целом — кто знает? Они называют это "Кольцо Огня", но похоже никто не понимает, что это было. Приемлемое (принятое) объяснение — "божественное вмешательство".
Кардинал сместил взгляд на цветочную клумбу. Восхитительный случай. Краткий миг он обдумывал чудо Господне.
Но недолго. Ришилье мало во что верил, кроме Франции и её славы. Установление французского господства было делом его жизни, и его верования были привязаны к этой задаче. А всё что кроме...
"Чудо Господне, вот как бы я это назвал" — подумал кардинал.
— Колдовство! — заявил он — Явное и неприкрытое волшебство. Длань Сатаны простерлась над Тюрингией.
— Как скажете, монсеньор — поклонился Сервьен.
Ришелье постучал пальцами по письму, его искушало желание смять бумагу в кулаке, но кардинал был не тем человеком чтобы игнорировать реальность, какой бы ненавистной она ни была.
— Хорошо, — сказал он, встал на ноги и оправил официальное одеяние. — Мы примем испанское предложение.
"Требование" — с сожалением подумал он.
— Доставьте серебро Бернарду Саксен-Веймарскому, Этьенн, и убедитесь, что он понимает условия новой службы.
Лицо Сервьена исказила гримаса.
— Он горячая голова, монсеньор, неуправляем.
Ришелье нетерпеливо взмахнул рукой.
— Мы можем разобраться с недисциплинированностью Саксен-Веймарского позже. Сейчас мне нужно, чтобы он просто убрал свои войска в сторону, дабы испанцы могли совершить марш в Тюрингию. Это будет довольно просто сделать, даже учитывая наличие Окстерштерна неподалеку. В Германии сейчас такой хаос, что Бернард сможет найти сотню разных обоснований своим действиям.
Кардинал медленно двинулся по саду. Сервьен шел рядом с ним.
— Они никак не смогут скрыть терции — заметил интендант — только не на протяжении всего марша из Испанских Нидерландов.
Ришелье пожал плечами.
— Это дела не меняет. Судя по донесениям, я считаю, что испанцев все равно разгромят. Пожалуй, будет даже лучше если их движение будет обнаружено — это отвлечет внимание от настоящего удара.
Сервиен распахнул глаза.
— Валленштейн тоже согласился?
— Да, я получил письмо три дня назад. Он вскоре завязнет со шведами. Скорее всего — в Нюрнберге. Осада займет несколько месяцев — более чем достаточно времени, дабы задействовать его хорватскую конницу для этой цели.
Гримаса вернулась на лицо интенданта.
— Монсеньор, я видел эти сооружения. В частности, объект, который они называют "силовая станция", построен подобно замку. Кавалерийское подразделение никак не сможет повредить их. Незначительно — и совершенно точно — не в набеге.
Ришелье бледно улыбнулся.
— Меня это не заботит — и покачав говой добавил — ты слишком беспокоишься о военных машинах. А это мелочи. Деньги, Этьенн — во что существенно. Я могу пережить шведского короля вооруженного новым причудливым оружием. Я даже могу стерпеть богатую новую республику — маленькую республику — в центральной Германии. В конце концов, мы ухитряемся сосуществовать с голландцами. Дайте срок, и если они останутся маленькими, я думаю, что мы вскоре проглотим их.
Прежде чем продолжить, он сделал несколько шагов
— Чего я снести не могу, так это шведов, господствующих в центральной Европе, с прочным финансовым фундаментом. Нищие шведы никогда не будут опасны. Неприятными — будут, а опасными — нет. Богатые шведы — богатые из-за связи с этими странными Соединенными Штатами — это совсем другое дело. Лучше могущественные Габбсбурги, чем это. Какбы то ни было — Габбсбурги никогда не славились единством.
Он внезапно остановился и уставился на безобидный розовый куст.
— Я не могу достать Абрабанелей в Турции. И даже, как тебе известно — в Вене.
Сервьен кивнул, это было частью его задания — убедить Фердинанда Второго выгнать своих придворных евреев и казнить Абрабанелей, в частности. В этом, интендант не преуспел.
Тем не менее, в словах Ришелье не было упрека Сервьену. Он и не ожидал, что император Габбсбург, разгонит своих придворных евреев посреди войны — явно не по подсказке своих французских противников.
Кардинал продолжил.
— Я, возможно, могу уничтожить итальянскую ветвь. Трудно сказать, особенно имея дело с венецианцами. Но, в любом случае они не так важны. Ключевой момент — уничтожить их в Тюрингии.
Интендант опять попытался что-то сказать — еще одно возражение, судя по выражению его лица — но кардинал жестом остановил его.
— Да-да, — я знаю, что хорваты не смогут убить их всех за то время что у них будет. Это не важно. Они так разорят это место, те Абрабанели, которые выживут, вскоре перенесут свои дела подальше. — он поджал губы — это же евреи, ты понимаешь.
Сервьен кивнул.
— Половина жадных немцев тоже уедет. По меньшей мере половина. — он тоже поджал губы. — Торговцы. Фабриканты. Крысы в горящем амбаре.
— Да — Ришелье наклонился и понюхал розы. — Точно.
— Но нам всё ещё придется разбираться с испанцами — пробормотал Сервьен. — Мы же сами пустим их в Германию.
— Умоляю, Этьенн! — кардинал продолжал нюхать розы — дай мне минутку насладится Божьим творением, прежде чем ты испортишь мне остаток дня.
Через несколько недель, в укрепленном лагере рядом с Нюрнбергом, Валленштейн смял письмо.
— Идиот. — прошептал он и бросил письмо в огонь. Ревущее пламя в огромном камине — Валленштейн, как обычно, занял крупнейший особняк в округе — мгновенно поглотило бумагу.
Высшие командиры имперской армии держались от камина так далеко, как только могли оставться в досягаемости голоса Валленштейна. Они считали, что растопленный жарким июльским вечером камин угнетающ, даже абсурден. Но Валленштейн настаивал на огне вне зависимости от времени года.
Идиот! — повторил Валленштейн, сложил руки за спиной и посмотрел на офицеров Затем он, явно пародируя голос сказал.— Убейте всех евреев в городе!
Пикколомини рассмеялся.
— Ха! Легко сказать — кардиналу-то. Этот придурок считает мы с кем имеем дело? Безоружными обывателями в застенках инквизиции?
Рядом с ним усмехнулся генерал Шпарре.
— А как, во имя Господа Нашего, он думает хорваты будут их искать? — поинтересовался он — особенно в этом нелепом месте! Читать уличные указатели? Эти невежественные ублюдки грамоте-то не учены.
— Да даже если бы и учены были — пробормотал генерал Галлас и повел массивными плечами, будто отгоняя назойливых насекомых — Ришелье, серьезно думает, что вы можете хорватской коннице приказать убивать выборочно? — он хмыкнул — они может быть пощадят собак, а может и не пощадят. В конце концов — евреи не собаки, спросите у любого хорвата.
