Ну, а если как сейчас, когда над водой одна рубка, да еще и на фоне берега, это совсем другое дело. Так можно и на елку влезть, и руки не исколоть, как, кажется, говорят в этой северной стране, за которую он сейчас сражается.
С началом войны несколько британских подводных лодок были переведены на Балтику, в помощь Российскому императорскому флоту. И, надо сказать, дрались отлично, многократно превзойдя успехи русских подводных кораблей. Может, дело было в техническом преимуществе? Командир субмарины Его Величества искренне любил свой небольшой кораблик, имевший менее семисот тонн веса и полагал его вершиной подводного кораблестроения. Русские подводные лодки... Лоренса приглашали на "Барс", он с интересом осмотрел лодку изнутри, но в целом, несмотря на обилие торпед, корабль ему не понравился: он счел, что его Е-1 куда лучше. Конечно, дело было не только в британском техническом превосходстве, в котором Ноэль Лоренс был уверен абсолютно, как в ежедневном восходе солнца. Русские моряки неплохи, но англичанин считал, что его экипаж лучше. Намного лучше. И так было до самого сегодняшнего утра, когда...
Ноэль Лоренс получил приказ следовать к Ирбенской позиции: его лодка должна была атаковать пытающихся прорваться в Рижский залив немцев. Здесь он встретился с русской "Акулой", имевшей такой же приказ — сговорились действовать вместе, да только ничего из этого не вышло. Попробуй, подкрадись к тяжелым кораблям хохзеефлотте, когда вокруг черным черно от миноносцев! Лоренс пытался дважды, но оба раза вынужден был отступить — у него было достаточно мужества, но не имелось ни малейшего желания зря губить свой корабль и экипаж. Ноэль видел, что под вечер часть германского отряда все же прорвалась в Рижский, видел и подорвавшийся германский крейсер, но никого атаковать не смог. В конце концов, изрядно разочарованный, он увел свою лодку под берег полуострова Сворбе и там переждал ночь в надежде, что утром что-нибудь, да изменится.
Утренние изменения... превзошли самые смелые ожидания тридцатитрехлетнего британского командира. Тишина рассвета вдруг сменилась ревом множества тяжелых орудий. Гвалт стоял неописуемый, и даже архангелы, воструби они о Страшном Суде, рисковали бы остаться неуслышанными: а затем, наконец-то, солнце воссияло над миром, явив картину ужаса и разрушений.
Судя по наличию четырех дредноутов узнаваемых очертаний, русский адмирал решился-таки нанести удар, а судя по двум догорающим остовам германских линкоров, его замысел увенчался полным успехом.
— Эй, Арчи! — окликнул Лоренс своего офицера:
— Похоже, русские сделали за нас всю работу.
— Ноэль, это нечестно! — возмутился белокурый здоровяк.
— Мне всю ночь снилось, как мы потопили вон того — толстый, как сосиска, палец указал на почти ушедший в воду дредноут:
— Или вот этого... — теперь Арчи указывал на второй линкор, догорающий на мели
— Да собственно, какая разница? Сама королева Мария сказала мне: "О, Арчи, это так мило!" и вручила мне Викторианский орден, сделав меня Рыцарем Великого Креста. Это был вещий сон, я уверен в этом!
— Вещий сон? — в люк просунулась огненно-рыжая шевелюра штурмана:
— Ну, Рыцарем тебе теперь точно не быть, да и не про тебя это, сын фермера. Но не расстраивайся, Арчи, наш король милостив, возможно, он сделает тебя Дамой Великого Креста. Это для блондинки совсем неплохо!
— Ах ты... — здоровенный кулак едва не сшиб перископ в богатырском замахе, но штурман предусмотрительно ссыпался вниз.
— Все шалите, девочки — со вздохом произнес Ноэль. Он-то точно знал, что Арчи в эту ночь не сомкнул глаз.
— Дошалится у меня этот ирландец — хмуро пробормотал Арчи, но Лоренс знал, что офицеры на деле не разлей вода, хоть и постоянно подтрунивали друг над другом. Иной раз их шуточки были плоскими, иной раз — совсем злыми, за которые в обществе требовали бы сатисфакции: но у этих двоих дальше слов никогда не заходило. Да и как им было не ладить, ведь на лодке только три офицера — и один из них сам Ноэль?
Русские куда-то пошли. Довольно быстро — вскоре их корабли едва угадывались на горизонте. Интересно, куда?
— Командир, глянь... это по наши души, или как?
Лоренс в очередной раз искренне восхитился зрению своего лейтенанта — сам он лишь в бинокль смог разглядеть пару идущих по фарватеру миноносцев.
— Не думаю, Арчи — как следует поразмыслив сказал Ноэль:
— Там, на той стороне заграждений, какие-то дымы и много. Похоже на то, что парни из кайзерлихмарин собираются покинуть гостеприимный Рижский залив, по крайней мере частью своих сил. А миноносцы послали на разведку, проверить, не дожидаются ли их тут сердитые русские.
— Нууу, судя по тому, что тут было утром... Я не стал бы сердить русского адмирала, о нет, сэр. — хохотнул Арчи:
— В мире достаточно более полезных для здоровья развлечений: подергать тигра за хвост, или там прогуляться вечерком по лондонским докам с большим кошельком и без оружия. Или...
Лоуренс размышлял.
— Знаешь, а ведь это, похоже, наш шанс — сказал он
— Попытаться подстеречь их на выходе с фарватера? Хммм... Почему бы и нет? — белокурый гигант сходу ухватил идею своего командира:
— Если они прямо сейчас не погонят вперед все свое миноносное стадо, может и получиться.
— Что же, тогда поставь русскую "Акулу" в известность о наших планах, и пойдем попробуем раздобыть тебе какой-нибудь орден, Арчи.
ГЛАВА 31
— Дистанция — семьдесят три кабельтова!
Дзззззынь! И четыре столба вздымаются за "Гельголандом"
Николай не чувствует, как губы растягиваются в счастливой улыбке. После того, как мы и немцы легли, наконец, на параллельный курс, прицел сбился у всех сразу: тогда кавторанг вновь перешел на пристрелку "уступом". И — первой же серией залпов нащупал положение германского корабля. В этот момент поверху свистнуло, а затем четыре фонтана воды встали за "Севастополем". Перелет! И в прошлый раз был перелет тоже. Немец пристреливается "по знаку падения", а это медленнее и у него все еще не получается нащупать верную дистанцию. Следующий залп "Севастополя" должен дать накрытие, даст обязательно, Николай был в этом совершенно уверен — а "Гельголанд" до сих пор не взял русский дредноут в вилку!
Сейчас мы ему врежем, будет накрытие и — перейдем на беглый огонь на поражение. Или...
По всем правилам и уставам беглый огонь можно открывать только после накрытия, а его пока не было. Но есть ли смысл ждать пока оно произойдет, ведь Николай абсолютно уверен в правильности расчетов? Если он ударит сейчас беглым огнем и если он окажется прав, то град снарядов рухнет на "Гельголанд" еще до того, как тот сумеет пристреляться. Овчинка определенно стоит выделки!
— Дистанция — семьдесят три, беглый огонь!
Первая башня — готова, четвертая, вторая, третья... Николай вдавил педаль в пол — цепь замкнулась, и грохот четырех орудий, ударивших одновременно, привычно толкнулся в барабанные перепонки. Затем, с интервалом в десять секунд гром повторился снова. И снова.
Дзззззынь!
Накрытие! Три столба встали перед "Гельголандом" и один — за ним. Но попадания не было... Это неважно, главное — дистанция правильная, а у нас в полете еще два залпа, это восемь снарядов и вот они-то сейчас кааак...
Дзззззынь!
Твою триста в душу мать под коленку через коромысло! Да что ж ты делаешь-то, а?! Два снаряда легли за "Гельголандом", еще два — прямо перед ним. Второе накрытие, а попаданий нет?!!
Но снаряды третьего залпа уже склонились к цели на последних секундах полета: два из них взметнули воду, ничем не повредив детищу тевтонских верфей, однако третий грохнул в каземат 150-мм орудий и дал сильный, хорошо наблюдаемый разрыв. Четвертый... Четвертый снаряд врезался в броню кормовой двенадцатидюймовой башни.
Угоди он чуть ниже, в трехсотмиллиметровую лобовую плиту, и ничего бы не случилось, хотя, башню могло и заклинить: удар фугасного двенадцатидюймового, весившего более четырехсот семидесяти килограмм и несущего почти пятьдесят девять килограммов тринитротолуола — это далеко не шутки. Ударь он в горизонтальную крышу башни, снаряд скорее всего рикошетировал бы, не разорвавшись. Но волею Богов снаряд врезался в наклонную бронеплиту, соединявшую горизонтальную защиту башни со стоящей вертикально лобовой плитой. Сто миллиметров брони на семидесяти трех кабельтовых не могли защитить от страшного удара: снаряд проломил броню и со страшным грохотом взорвался внутри башни. Тут же вспыхнули только что поданные из подбашенных отделений пороховые полузаряды, затем детонировало взрывчатое вещество двух снарядов, так и не отправившихся в полет к русским кораблям и в башне воцарился огненный ад.
Если бы не опыт боя у Доггер-Банки, заставившего немцев сделать специальные бронезаслонки, не пропускающие пламенеющую мощь таких разрывов вниз, в темную глубину пороховых погребов, "Гельголанд" ожидала бы гибель. А так — корабль уцелел, но его кормовая башня, только что дававшая залп за залпом по русскому дредноуту, теперь превратилась в небольшой вулкан, извергающий огонь и клубы густого дыма. На "Севастополе" видели, как ее стволы бессильно уткнулись в палубу.
— Дистанция — семьдесят три, четные — бронебойный, нечетные — полубронебойный, продолжать!
Фугасные снаряды хороши для пристрелки, их разрывы хорошо видны, потому что они несут максимум взрывчатки и дают много огня и дыма при разрыве. Но броня им не по силам, отчего отлично защищенному дредноуту они не причинят большого вреда. Поразить тяжелый корабль можно бронебойными снарядами, способными проломить вражескую сталь и детонировать глубоко внутри корпуса, но именно поэтому их разрывы могут быть не видны стороннему наблюдателю, отчего корректировать по ним огонь весьма тяжело. Поэтому Николай приказал чередовать их с полубронебойными, которые способны причинить больший вред чем фугасные, но разрывы которых достаточно хорошо видны.
Сейчас "Севастополь" отправлял своему противнику по четыре снаряда каждые пятнадцать секунд, и едва ли не каждый его залп давал попадания.
* * *
Линейный крейсер "Зейдлиц" рвался вперед на двадцати пяти узлах, с грохотом круша форштевнем набегающую волну. Корабли этого класса создавались немцами не для океанских просторов, а для решительного сражения с Британским флотом в Северном море, поэтому германские линейные крейсера, в сравнении со своими английскими "визави" имели весьма низкий борт. Это было разумно, но приводило к некоторым казусам — например, корма того же "Дерфлингера" на полном ходу уходила под воду так, что на ее верхней палубе гуляли волны. "Зейдлиц", хотя бы и идя на высокой скорости, не имел столь курьезной проблемы, но все же и он прилично оседал на корму. "Мольтке" и "Фон дер Танн" поспешали следом.
Контр-адмирал Франц Хиппер расположился в боевой рубке "Зейдлица". "Бронешторки", закрывающие смотровые щели и превращающие рубку в герметично закрытое броней помещение еще не подняли, так что он изучал поле боя в бинокль, а не в стереотрубу, торчащую над рубкой наподобие перископа. И картина, демонстрируема ему превосходно цейссовской оптикой нравилась контр-адмиралу все меньше и меньше.
Тактически все было замечательно. Линейные крейсера первой разведывательной группы сближались сейчас с дредноутами Шмидта — еще минут пять-семь и "Зейдлиц" пересечет курс головного "Остфрисланда" на расстоянии восьми или девяти миль. Еще минут через пять головной русский линкор окажется в пределах досягаемости орудий флагманского корабля Хиппера. Другими словами, минут через десять русская эскадра окажется поставленной в два огня, после чего с ней будет покончено — и достаточно быстро. Плохо для русских и то, что выхода из этой ловушки у них попросту нет. Никакие маневры, никакие отвороты "последовательно" или "все вдруг" в любую сторону ничего им не давали при сколько-то правильном маневрировании кораблей хохзеефлотте. А за то, что корабли хохзеефлотте будут маневрировать правильно, Франц Хиппер готов был ручаться. Он был опытным, подававшим большие надежды командиром и знал это, но с глубочайшим уважением относился к профессионализму Эрхарда Шмидта. Нет, ни Хиппер, ни Шмидт не позволят русским покинуть огненный мешок, в который они вот-вот угодят, но...
Но чем ближе подходил "Зейдлиц" к линии германских дредноутов, тем лучше было видно, как тяжело приходится "Гельголандам" в их драке с "Севастополями". Все четыре линкора Шмидта выглядели... ну, не то, чтобы избитыми в хлам, но все же сильно потрепанными. Франц Хиппер от души пожалел, что не может оценить повреждения русских дредноутов, потому что до тех было еще слишком далеко. Видно было лишь то, что на третьем из них — сильный пожар, но, похоже, это не слишком сказалось на его боеспособности. Во всяком случае, шедший предпоследним "Тюринген", по которому бьет горящий русский, то и дело скрывается за частоколом разрывов двенадцатидюймовых снарядов. Да и вообще, если судить по мощи и интенсивности русского огня, обрушивающегося на корабли Шмидта, русские вообще не получили никаких повреждений!
Дальше — хуже. Строй русских дредноутов едва виден, разве что мачты над горизонтом и дымы, но впереди их колонны множество иных дымов, пожиже. Это говорит о том, что русские выдвигают вперед свои крейсера и эскадренные миноносцы, а зачем бы им это делать? Вариант здесь только один — они готовятся к торпедной атаке. Раньше, когда дистанции артиллерийского боя не превышали двух или трех миль, миноносцы прятались за собственными броненосцами, готовые выскользнуть в промежутки между ними и ринуться на врага. Но сейчас, когда дредноуты сражаются на семи-девяти милях, это бесполезно — пока выйдешь на дистанцию торпедного залпа, линия вражеских линкоров окажется далеко впереди, поэтому начинать атаку следует с упреждением по расстоянию — сперва выдвинувшись вперед, и лишь затем бросившись наперерез неприятелю.
А вот Шмидт держит свои миноносцы при себе. Хиппер хорошо видел многочисленные низкие силуэты маленьких быстроходных кораблей, укрывшихся до срока "за спинами" "Гельголандов". Это... верное решение. Если бы Шмидт отправил свои миноносцы вперед, русские могли бы и отвернуть, спасаясь торпедной атаки, а этого совсем не нужно, потому что в этом случае Хиппер не выставит им "кроссинг Т". Но... линкоры летят вперед на двадцати узлах, и сейчас, если русские эсминцы ринутся в атаку, то немецкие легкие корабли скорее всего не успеют их перехватить до выхода на дистанцию торпедного залпа... Или успеют?
Контр-адмирал опустил бинокль. Во всяком случае, карты сданы, и нужно играть тем, что есть на руках. Пускай ситуация сложнее, чем ему представлялось ранее, она отнюдь не безнадежна. И, если в течении ближайших десяти минут не произойдет ничего из ряда вон выходящего...
* * *
Николай Оттович почувствовал, как сквозь его тело проскочил пятисотвольтный разряд, а затем покрытые инеем мурашки вцепились в его спину тысячами ледяных игл. В висках глухо бухала кровь, а тело ниже пояса превратилось в аморфное, ничего не чувствующее желе.
