...Драконятник напоминал римский Колизей, рукою великана вырванный с корнем, то бишь с фундаментом, и вместе с изрядным куском земли вздёрнутый в вышину. Он завис над горной долиной, со дна которой поднимался голубоватый утренний парок, каменное кольцо обильно поросло зеленью, какие-то невероятно длинные цветущие лианы свешивались вниз. Большой летающий остров окружали островки поменьше; Острова соединялись друг с другом и с окружающими скалами узкими наклонными мостиками, растянувшимися над пропастью. Какие-либо ограждения отсутствовали, в сущности, это были пыльные каменистые висячие тропы, поросшие по обочинам травой. Два человека могли разминуться там, лишь соблюдая предельную осторожность. На каждой такой тропе располагалось по несколько горбатых башенок с проёмами, сквозь них должен был пройти любой, направляющийся в драконятник.
Из Башни Кайлеан перенёс нас на небольшую площадку в скалах, отсюда начиналась одна из опасных троп наверх.
— Непосредственно в драконятник перенестись нельзя, — пояснил Кайлеан. — Меры безопасности. Сначала следует проверка на детекторе ауры, ещё нас проверят на инфекции... на магические инфекции, — уточнил он, поймав мой вопрошающий взгляд, — и по некоторым другим параметрам. Нет на свете более неуязвимых существ, чем взрослые драконы, и более чувствительных, чем неокрепшие драконята. Они могут негативно среагировать на определённую ауру... на слишком тёмную, чересчур искажённую, с дефектом или ещё какую... — И зачем-то добавил: — Ко мне у любого из наших драконов полный иммунитет. Это заложено в линию, поддерживаемую Эрминарским драконятником.
Я встревожилась.
— Дракончик может заболеть, если к нему приблизится дурной человек?
Кайлеан помедлил и произнёс:
— Дурной человек... наверное, можно и так сказать. Хотя это спорное определение, всё сложней.
— Меня тогда к маленьким пускать нельзя... — упавшим голосом сказала я. — Заболеют.
Его брови дрогнули.
— Что за фантазии?
— Это не фантазии. Я... так себе человек. Не очень хороший. У меня много прегрешений... было и есть...
Я думала о том, что порядочный человек на моём месте уже давным-давно отдал бы часть чужой пентаграммы и прекратил морочить голову её владельцу. Порядочный человек не подставляет подруг, не губит своего фамильяра, не нарушает магических клятв, не выпускает разбойников из тюрьмы, не крутит романов с несколькими молодыми людьми сразу... Правда, я уже давно раскаялась во всём содеянном, кроме, разве что, выпускания Лема из тюрьмы, тут, совершенно очевидно, всё ещё было впереди... Что ещё... Мне вдруг вспомнилась ведьма Ангелина. Я ведь брезговала ею с самого начала. Не смогла взглянуть с другой стороны и подобрать к ней ключик. Даже не попыталась. А она была детдомовским ребёнком, ожесточившимся от отсутствия родительской любви, той самой любви, которой я была одарена более чем щедро... Я вспомнила её слова про Складовский детдом — судя по всему, она выросла в ужасном месте... Потом я внезапно вспомнила Одинцова из нашей Оленегорской школы. Он хотел меня поцеловать, а я, ещё ни разу не целованная соплячка, вместо того, чтобы честно признаться в любовном невежестве, от испуга изобразила Снежную Королеву и хлестнула по нему ледяной насмешкой, и прогнала прочь, и даже потом, успокоившись, не нашла в себе сил объясниться. А ведь он мне нравился... Несколько лет потом мы постоянно переглядывались, но тут же отводили глаза...
Мысли об Ангелине и, особенно, об Илюше Одинцове — в преддверье драконятника, да ещё в присутствии Кайлеана — были так несвоевременны и дики, что я потрясла головой и спросила вслух:
— Что происходит?..
Воспоминания тут же отхлынули назад, их острота сгладилась.
Кайлеан показал на тропу, которая прямо на глазах превращалась в туннель, накрытый хрустальным куполом. Одна прозрачная пластина наслаивалась на другую, стены стремительно ограждали дорогу, делая её безопасной.
— Жаль тебя разочаровывать, но твои прегрешения сочтены незначительными. По крайней мере, в плане драконьей безопасности. Тебя проверили, всё остальное тоже в норме. Мы можем идти.
— Ты хочешь сказать, мой приступ самокопания — искусственного происхождения?
— А это был приступ самокопания? Меня самого никогда не проверяли, я уже говорил почему — в моих жилах течёт кровь Карагиллейнов, но насколько известно, проверка ауры вызывает у всех разные ощущения. Дэн как-то обмолвился, что когда первый раз отправился в драконятник, перед мостом вдруг начал вспоминать свою бабушку, которая умерла давным-давно, когда он был ещё совсем мал. Оказалось, он отлично помнит всё, что с ней связано...
— Нет, — мрачно сказала я, — не о бабушке я думала.
Он взглянул пристально, но расспрашивать не стал, просто взял за руку и повёл к туннелю. Признаться, я обрадовалась, что можно подержаться за Кайлеана и крепко стиснула его ладонь — на такой высоте мне ещё ходить не доводилось. Пока мы шли, я жалась к его плечу и старалась не смотреть по сторонам — хрустальные стены создавали иллюзию полностью открытого пространства. Но потом не удержалась и всё-таки взглянула.
Ах, как было страшно, но в то же время дух захватывало не только от высоты. Голубоватая дымка постепенно таяла, сиреневые скалистые вершины озарились утренним солнцем, и драконий Колизей, согретый лучами, казался уже не каменным кольцом, а золотым. Изумрудная зелень произрастала пышными купинами везде, даже на голом камне, я знала, что это значит, — магический фон благоприятно влиял на микроклимат и плодородие долины. В подобном месте выросла я сама. Внизу пестрели разноцветные крыши, наверное, там располагался посёлок, где проживал обслуживающий персонал, и тонкой светлой ниточкой поблескивала речушка.
У входа в драконятник нас встречали — две фигуры, высокая и низкая, стояли под аркой, обрамлявшей вход.
— О, смотри, Харлин с Мицци, — оживлённо сказал Кайлеан.
Главный егермейстер Харлин, с которым мы уже были знакомы, обменялся с Кайлеаном рукопожатием, а мне поклонился. Серая дракощейка Мицци бурно приветствовала Кайлеана — натянув поводок, замолотила зубчатым хвостом, заплясала на высоких лапах. Когда мы подошли совсем близко, Мицци взглянула на меня жёлтыми драконьими глазами, втянула ноздрями воздух и так же энергично как Кайлеану помахала хвостом и мне.
— Глядите-ка, Мицци меня помнит, — поспешила объявить я, подозревая, что дракощейке больше нравится красная нить на моём запястье, чем я сама. — Она же была в библиотеке? Вон, у неё зубец на гребне кривенький, я его тоже запомнила.
— Она тебя не только запомнила, но и включила в число любимчиков, — отметил Кайлеан.
— Взаимно, — засмеялась я и спросила: — Могу я тебя погладить, Мицци?
Харлин улыбнулся в ответ:
— Её хвост говорит, что вы можете делать с ней всё, что захотите. Но больше всего Мицци любит, когда делают вот так... — Он волнообразно провёл пальцами вдоль гребня на горбатой спине.
Я наклонилась и повторила его движение. Удивительно, серая шерсть выглядела грубой, но на ощупь оказалась мягкой и шелковистой. Дракощейка блаженно прикрыла глаза и замерла, издавая ноздрями тоненький прерывистый свист.
— Когда вылупление? — спросил Кайлеан, следя за движением моих пальцев.
— Есть ещё время в запасе. Но сейчас полетит радужный.
Кайлеан досадливо цыкнул.
— Ах ты ж... Я хотел показать его в самом конце.
— Мы не можем его дольше сдерживать — с вечера колобродит. Молодой, что с него взять. Ещё немного — разнесёт тут всё к хатшепсутам свинячим... простите, леди Данимира... В общем, как хотите, но радужный сейчас взлетит.
— Так идём же, — сказал Кайлеан и двинулся вперёд.
Мы вошли в полутёмную арку. Размеры драконятника были таковы, что арка тоже напоминала туннель, наши шаги и цоканье когтей Мицци зазвучали гулко. Понадобилось время, чтобы выйти в галерею, опоясывающую внутреннюю стену.
Первое, что бросалось в глаза — зияющие полукруглые дыры, расположенные ярусами по всему пространству внутренней стены. Драконьи пещеры, поняла я. Перед выходом из каждой пещеры размещались широкие помосты, и, так же как в Башне, соединялись между собой множеством переходов и лестниц. Так же как в Башне, повсюду змеились трубы, словом, антураж был узнаваемым, только масштабы оказались ещё больше. Если раньше старый драконятник казался весьма величественным сооружением, то теперь я узнала, что значит настоящее величие по-эрмитански. Королевский размах впечатлял.
Харлин с Мицци торопливо пошли — почти побежали — вдоль галереи, а Кайлеан крикнул им вслед:
— Я придержу его!..
Он подвёл меня к перилам, чуть отодвинулся, запрокинул лицо вверх. Руки он вытянул вперёд, ладони поставил так, будто отталкивал кого-то и замер в этой позе.
— Всё, Харлин на месте... — пробормотал Кайлеан через некоторое время, медленно опустил руки и несколько раз глубоко вздохнул. — Сейчас...
В глубине одной из пещер напротив сверкнула, замигала и погасла пронзительная рубиновая искра.
— Видишь? — спросил Кайлеан.
— Далеко... — я прищурилась. — Только искорку видела.
— Ничего, сейчас-сейчас... вылетит — не поймаешь...
Рубиновая искра вновь разгорелась, начала расти и оранжеветь, пока не посветлела до жёлтого, приблизилась к выходу и после этого рассыпалась на множество зелёных искр.
— Каждый охотник желает знать... — пробормотала я, наблюдая, как зелёные искры начинают вращаться по кругу и опять светлеть. На помост перед пещерой выкатился шар, мерцающий бледным голубым цветом. Шар стал расти, темнеть, наливаться синевой... потом появился лиловый оттенок... постепенно шар видоизменился в некую фиолетовую кляксу, которая дёргаясь и будто гримасничая, принялась вытягивать из себя какие-то отростки... но потом опять начала краснеть и сворачиваться в шар.
— Ку-уда?.. — Кайлеан выбросил руки вперёд, производя какие-то пассы. Он осторожно расправлял что-то в воздухе и вскоре краснота погасла, а шар опять стал кляксой. Фиолетовое создание нахохлилось и посидело в задумчивости, потом вновь зашевелилось... и вдруг, расправив крылья, над воздушной ареной взмыл тёмный хвостатый силуэт, немного напоминающий древнего археоптерикса... сильно не доедавшего в детстве.
— Полетел! Ой, какой!— пискнула я, глядя во все глаза на своего первого дракона.
— Погоди, ещё не всё, — сказал Кайлеан, тоже не отрывая взгляда от силуэта в вышине. — Он первый в своей линии и молодой совсем, не сразу всё выходит. Но он старается.
Тёмное тельце боролось с гравитацией, изо всех сил трепеща крыльями, руля туда-сюда тощеньким хвостиком, а потом засветилось, во все стороны брызнули цветные лучи и на месте невзрачного археоптерикса возникло сказочное создание, в три раза больше. Огромные крылья этой ипостаси переливались всеми цветами радуги и сияли так, что палевые камни драконятника запестрели от ярких бликов. Теперь дракон летел плавно и уверенно, иногда лениво — явно красуясь — выписывая округлые вензеля в небесной синеве.
— Красавец, да? — разнеженным голосом произнёс Кайлеан.
— Он и до этого был милый, но сейчас — да, совсем красавец.
Мы долго наблюдали за радужным, пока к нам вновь не присоединился Харлин.
— Другое дело, — сказал он. — Видали, в обратку хотел скуклиться?
— Я рихтанул немного гюйсовым, — отозвался Кайлеан, — откатил.
— Это гюйсом? Не рано ли?
— Сработало же...
— Как бы не начал лениться потом.
— Может. Но ничего, побалует, и всё нормально будет. Стержень у него оплетён неплохо. Кто стержневал, Марк?
Кайлеан с Харлином, поглядывая на радужного, принялись увлечённо обсуждать некоего Марка, подающего большие надежды стержнёвщика, и ещё одно воспоминание возникло в моей памяти.
...Однажды, гуляя по вечернему Петербургу, мы с Женькой встретили её земляка, студента-программиста Митяя. Митяй шагал с ватагой однокурсников навстречу, они дружной гурьбой направлялись в пивную неподалёку (кажется, отмечали чей-то день рожденья) и увлекли нас за собой. В начале вечера все общались как нормальные люди, но постепенно беседа съехала в область программирования, вскоре я поняла, что безвозвратно потеряла нить разговора. Обсуждались такие вещи, в которых я совсем ничего не смыслила, не смотря на школьную твёрдую четвёрку по информатике. При этом, как ни странно, начинающие программеры искоса поглядывали на нас с Женькой, словно ожидая, что мы внесём лепту в общую беседу и выскажем оригинальную точку зрения на обсуждаемую проблему. Со скуки я пригубила пиво, которое окружающие бодро поглощали литрами, пиво оказалось невкусным, оно скверно попахивало спиртом. Я совсем увяла, через какое-то время выскользнула из-за стола якобы попудрить носик, позвонила Женьке с улицы и предложила удалиться по-тихому, иначе я зачахну во цвете лет, придавленная грузом собственного невежества. Женька вышла, выслушала мои стенания и хмыкнула: "Мальчишки решили впечатление произвести, умом, так сказать, блеснуть, а ты, простота оленегорская, не оценила..." "В нашей деревне в ухаживании больше ценится исполнение озорных частушек под гармошку", — поведала я ей, и мы всё-таки сбежали.
Я вздохнула, припомнив те беззаботные денёчки, но в который раз убедила себя мыслить позитивно — наверняка лекари-маги уже подняли Женьку на ноги и до встречи оставалось совсем немного. Что бы не твердили окружающие, я не верила, что Кайлеан станет удерживать меня насильно. Вернусь к родителям, успокою их и тут же помчусь на Урал. А история с программистами вспомнилась из-за схожести ситуаций — я не понимала и половины разговора, густо нашпигованного специфическими терминами... однако сейчас скучно не было. На Кайлеана, обсуждающего драконьи тонкости, я была готова смотреть сколько угодно, и делила внимание поровну между ним и прекрасным созданием в вышине. Последнее время Кайлеан выглядел напряжённым, каким-то замороченным, а тут оживился, его глаза заблестели, но не было того мрачного огня, с каким он обычно глядел на меня, и на лице не было печати властной надменности, напоминающей всем и каждому, что перед ними — будущий король. Харлин преспокойно разговаривал с высокородным собеседником на равных, и даже позволял себе ироническую интонацию, комментируя некоторые из его высказываний.
Когда Харлин вновь отошёл, Кайлеан нетерпеливо спросил:
— Ну, что?
— Что — "ну что"?
— Ты улыбалась всё время. Что смешного?
— Ничего. Мне просто нравится драконятник... и ты в нём. — Я подбирала слова, он ожидал. — Звучит парадоксально, но драконы тебя очеловечивают.
Он помолчал, потом усмехнулся, глядя в небо.
— Один раз... давно... они очеловечили меня до такой степени, что я набил себе татуировку. Надпись "драконы навсегда". Вечную, невыводимую. Не представляешь где.
— Представляю.
Образ Чудовища, бесхитростно спускающего штаны с поясницы, встал передо мной как живой. Тёмная вязь на гладкой коже... так вот что она означала...
— Да? — Он повернулся и снова усмехнулся. — Мне сказали, что это будет чертовски сексуально. И я купился.
