— Хм, — похмыкал Остромир. — Думаете, посольство неосуществимо?
— Осуществимо, но надобно несколько сменить формат его сменить, — ответствовал я. — Я слова сего Морсгента проверю, в меру сил, но думается мне, что всё так, как он сказал. А в этом разе, нужно сотрудничать как раз с ним и этой Энергетической Кафедрой.
— Тогда проверьте, Ормонд Володимирович, — одобрил мои планы Остромир. — А там поступайте по разумению, в рамках узнанного. И связывайтесь, по мере необходимости, — дополнил он.
На том и распрощались. А я, оставив Милу, оседлал своего погонщика самоката, да и съездил в “общую” приёмную местной Академии. Собственно, там должны быть основные “улики” правдивости Суторума, ну или наоборот.
И, судя по объявлениям и листам, выходило, что тип рёк правду: натуральные ценники на обучение, предложение “работ изыскательских” и прочая коммерщина, причём рекламного толку. А значит, нужно сотрудничество с его кафедрой, причём более “деловое”, нежели то в приличных Полисах принято, думал я, возвращаясь в гостиный двор. Впрочем, намётки есть, а как пойдёт — увидим.
Да и ряд предложений мне интересными показались, впрочем, посмотрим.
Ну и в нумере решил я штудиям гимнастическим предаться. Вместе с Милой, для начала в смысле прямом, ну а там посмотрим. И вот, утруждаемся мы с подругой в палестре, как видим, что аж трое из обслуги чёрной в палестру набились, да очи на нас свои пучат.
Шуганул я глядельщиков, которые вполне успешно шуганулись, а Мила недоумённо поинтересовалась, а чего это они.
— Дикари, — честно ответил я — И не потому что эти чёрные, я про всех. Живут тут дикари глупые. У них вид тела обнажённого непременно с коитусом связан, а демонстрация его прилюдно чуть ли не оскорблением общества почитается.
— И на соревнованиях атлетических? — изумилась подруга.
— Даже в термах. Бес знает, с чего они глупость такую придумали, одно слово — дикари, — припечатал я.
— И даже если тело красивое? — всё ещё не могла поверить в такую глупость Мила, на что я веско покивал. — Точно, дикари, — согласилась она.
Дозанимались, в терме прогрелись, да и друг другом не пренебрегли. А по делу, разобрали Милины записи, кои оказались вполне подробны, удобоваримы и как в Управу, так и в Академию годны.
Ну и в обеденный час следующего дня прибыли мы в Академию, где служка местный нас уже ожидал. Да на террасу давешнюю, хозяином снабжённую, сопроводил.
— Доброго дня вам, господин Терн, госпожа Сулица, — выдал усатый. — Присоединяйтесь, — широким жестом указал он на пару приборов на уставленном яствами столе.
— И вам, господин Суторум, дня доброго, благодарствуем за угощение, — выдал я, знакомясь с пищей.
Пища как пища, после знакомства выдал вердикт я. Правда, изобилие сладких соусов на мой вкус чрезмерно, а так вполне съедобно. Мила чуть раньше нас вкушать закончила, приготовилась, на что хозяин хмыкнул, закурил, да и перешёл к делу.
— Вчера вы, господин Терн, о форматах возможного сотрудничества говорили, — озаботился о том, а не болезен ли я памяти потерями, собеседник. — И как, есть вам что предложить? — полюбопытствовал он.
— Предложить, — покатал я на языке слово, с мордой злонравной. — Можно и так сказать. Итак, Академия Полиса Вильно в моём лице имеет вам предложить сотрудничество в исследованиях эфирной передачи энергетики. Предоставлять вам, конкретно, вашей кафедре, теоретические наработки. Взамен на испытания и практические наработки. Не все, но в рамках трат на исследования… скажем, на пятую часть от исследований теоретических, — солнечно улыбнулся я.
— Это… — задумался собеседник, челом покраснел и выдал. — Это грабёж!
— Да-а-а? — ликовал я. — Какой же грабёж сие, ежели вы сами о деньгах за знания речь завели?
— Да, вёл, — признал собеседник. — Но пятая часть — это неприемлемо, — отрезал он.
— Можно и четверть, — важно покивал я. — Господин Суторум, ежели мерить цену рынком, так спрос, как известно, рождает предложение. Но предложения-то и нет, — развёл я лапами и знал, что говорил. — Хорошо, в рамках вами озвученного, я переформатировал и согласовал смену формата сотрудничества с Полиса и Академии в целом, на вашу кафедру. Но, как выяснилось, деньги вы хотите платить, но не те, которые мы готовы принять. так что, в рамках смены и формата договаривающихся сторон, возможно, придём к более, — попробовал я сформулировать, — доверительному и не монетизированному формату? Впрочем, если вы в нашей информации не заинтересованы, то и тратить ваше время нахожу неуместным, — улыбнулся я.
— Заинтересованы, — буркнул собеседник. — Будто не знаете, что у нас денег на ряд экспериментов отродясь не водилось.
— Понятия не имею, — честно ответил я. — Я ваши деньги не считал и в эксперименты не влезал. Давайте в таком разе думать, как сие ВЗАИМОВЫГОДНОЕ сотрудничество осуществить, дабы никто не был обиженным, — предложил я.
— Давайте, хоть и неправильно сие, — посетовал собеседник, закатив очи.
И, по сути, до вечера шла какая-то бредовая торговля. Причём собеседник в каких-то бредовых местах пытался меня и Вильно налюбить. А когда я в сие перстом тыкал, плечами пожимал, выдавая сентенции в стиле “не обманешь — не продашь” и прочий неудобоваримый бред.
Правда, с положительной динамикой, что меня в наличие разума в собеседнике, пусть и в зачаточном состоянии, уверило. Под конец, уже прощаясь, решил я пару моментов уточнить.
— Господин Суторум, у меня к вам есть пара вопросов, не вполне связанных с посольством, — обозначил я свой интерес.
— Спросить вам ничего не мешает, — логично ответил он.
— Тогда спрашиваю, — улыбнулся я. — В рамках посольства сего у меня образовалось некоторое свободное время. Академия ваша, как я видел, предлагает курсы индивидуального обучения. Не сказать, чтобы дешёвые, — припомнил я объявления. — Но и не сказать, чтобы дорогие. И вопрос у меня к вам: в ряде дисциплин я образован весьма поверхностно, в разделе оперирования эфирного. Имеет ли смысл мне курс обучения оплатить?
— Эфирного я бы не рекомендовал, — подумав, ответил собеседник. — Согласно мне известного, в Европе школа сильнее, мы разве что в медицине в паритете. А вот дисциплины академические у нас не хуже, возможно, и лучше! — патриотично надулся он. — Математика, физика, химия — прекрасные курсы, — веско покивал он.
— Значит, биология хороша? — уточнил я. — Мне как раз в искусстве терапефта, начальной стадии, практика не помешала бы.
— В рамках мне известного — да, — ответствовал Суторум.
— Благодарю, — кивнул я. — И второй вопрос, — продолжил я с мордой лица тернистой. — Удалось ли послушать мои беседы с начальством? — полупал очами я, но кислый вид собеседника стал мне ответом.
— Ваш шифр мы раскроем, — посулил Морсгент.
— А сколько вам на сие понадобится? — невинно вопросил я.
— Седмица, от силы, — важно изрёк собеседник.
— А пари не желаете? — невинно осведомился я. — Вот мне мнится, что за седмицу вы не управитесь.
— А ставка? — азартно заблистал очами собеседник.
— Три уступки в договоре, — не стал наглеть я, на что академик подумал, да и ударил со мной по рукам.
Добрались мы до гостиного двора, где Мила с блаженным стоном развалилась на кушетке.
— Устала? — поинтересовался я.
— Немного, — призналась подруга. — Всё же вы много говорили, да и взгляды и мимика, как ты вчера говорил. Взглянешь? — полюбопытствовала она.
И стал я её записи просматривать. А “мимика” — вещь в подобных записях вещь не последняя. Подчас важнее слов сказанных. И в целом, Мила себя секретарём дельным и аккуратным показала. Мне, конечно, дополнять должно будет, но не по её небрежению и невнимательности, а скорее из-за разных углов зрения и эфирной чувствительности.
— Девицá, — похвалил я подругу. — Кстати, считай седмицу у нас будут встречи покороче, да и не каждый день. Будет Морсгент сей думать, да в голове надуманное утрясать, — сделал прогноз я.
— Ты потому про курсы эти академические спросил? — уточнила Мила.
— Ну да, тут за деньги, не сказать, чтобы чрезмерные, обучают лишь слушателям навыкам доступным, — ответил я.
— А я? — спросила Мила. — А мне можно на курсы?
— Да я, в общем-то, не против, — честно ответил я. — Всё не в четырёх стенах торчать, а гулять одной в этом Полисе… опасаюсь я за тебя, — признался я. — А какие ты хочешь?
— Математику, — ответила подруга. — Я, Ормоша, в расчётах твоих подчас и не понимаю ничего. Формулы беру, но понимания нет.
— Можно подумать, — несколько заделся я, — я тебя хуже обучаю.
— Лучше, — с улыбкой ответила Мила, погладив меня по плечу. — Но тут время тратить не будем лишнего, а ты и проверить сможешь.
— Да я это так, для порядка, — признал я некоторую беспочвенность своего ворчания.
Собственно, так и вышло, Суторум на следующий день лишь в четверть часа встречу уложил, сообщил, что “надо думать”, и следующую встречу на два дня перенёс. Ну а я из гостиного двора с Остромиром связался, краткий отчёт передал, да и получил добро на планы свои. И лешему попросил передать. А что передать — связь эфирная, сбоящая, не дала собеседнику понять.
И направились мы вновь в Академию, правда, с иного входу. И препятствий никаких в обучении, кроме денег, не было. Разве что и мне, и Миле блиц-опрос учинили. Дело в том, что деньги тут брали не за болтовню, а за результат. И прежде чем обязательство принимать, удостоверялись: а понять-то то, чему учится, слушатель сможет?
А мне было нужно и интересно оперирование на клеточном уровне. Дело в том, что ряд гормональных воздействий я осуществлять, спасибо Артемиде Псиносфеновне, мог. Вот только более тонкая работа требовала не только знаний и понимания, но и навыков. И не на лягухах откопанных, а именно на себе, причем, для начала.
Для чего наставник пристрастный и был нужен, дабы я себя к бесам не угробил, глупостей не творил и прочее подобное.
В общем, мне достался средних лет дядька, которой без особой теплоты (что в рамках монетизированных отношений и логично), но вполне добросовестно меня в эфирном оперировании терапефта гонял. Ничего прорывного и важного я от него не почерпнул, но навыки были вполне актуальными и в моих планах востребованными. Так что денежку я не зря отдал.
Как и Мила, которая хоть и морщилась от “заносчивой стервы”, ей в наставники доставшейся, но знания сия стерва давала вполне добротные. По крайней мере, я, вопросы по штудиям задавая, был удовлетворён. А на предложение наставника сменить подруга отмахнулась: мол, справится, а учит добротно.
Три раза за седмицу эту виделся с Суторумом, впрочем, на время краткое, в основном, мелкие детали уточняющие. Как я понял, сей муж, хоть главой кафедры и являлся, полной воли на ней не имел. Скорее “первый среди равных”, нежели сатрап. Соответственно, в рамках будущего сотрудничества он мнение наиболее весомых сотрудников учитывал, да и итоговый ответ с ними согласовывал.
И вот, на восьмой день после нашей длинной беседы, явился я к Главе Кафедры с мордой ехидной до невозможности. Физиономия же Морсгена была скорбной и печальной.
— Разгадали шифр, господин Суторум? — блистал улыбкой я.
— Нет, господин Терн, — буркнул собеседник. — Какие-то не анализируемые у вас кодировки. Пари, признаю, — вздохнул он.
— Не печальтесь, разгадать сие вы лишь через несколько десятков лет могли бы, не ранее, — не стал глумиться я. — Кстати, ежели вы предварительное согласие оформите, так и тайну открою, — продемонстрировал я эфирофон в руках.
— Столь небольшой?! — искренне изумился академик. — Не шутите? — уточнил он, на что я башкой помотал. — И коммерческое использование сей разработки мы сможем себе на пользу обернуть? — прищурился он.
— В рамках нами оговоренного, на континенте, — уточнил я.
— Гений с вами, — через минуту напряжённых размышлений выдал собеседник. — Всё равно это взаимовыгодно.
— О чём я вам, господин Суторум, не раз и не два говорил, — на что собеседник отмахнулся.
Собственно, тут и был первый, да и главный успех псольства: кафедра договор о сотрудничестве подписала. Я малую печать откатал, подпись обозначил, ну и получил результат. Впрочем, посольству это был отнюдь не конец. Потому как “в общем” согласие хорошо, но в рамках местных реалий надо было ещё кучу моментов утрясти. Что и собеседник мой понимал.
Но пока он прям подпрыгивал, пока я эффирно извлекал болты, разбирал эфироон и демонстрировал его нутро собеседнику.
— Это… — протянул он руки и тут же их отдёрнул. — Объясняйте! — потребовал академик.
— Извольте, — ответствовал я. — Сей прибор содержит тысячу пластинок, содержащих отличный друг от друга токопроводящий узор. Каждую минуту, в неравном диапазоне, в связи слышится щелчок. Это два связанных прибора определяют, которая из тысячи пластин для дешифровки сигнала нужна. Ну и, безусловно, узоры приборов совпадают, — уточнил я, на что собеседник кивнул.
— Тысяча, — протянул он. — Да, это и впрямь десятилетия. При интенсивной связи, а как вы, пару раз, так и вовсе бы не расшифровали. Но тысяча?
— Органическое вещество, толщиной в несколько, возможно, несколько десятков, но не более, молекул, — пояснил я.
— Это — очень остроумно, — оценил придумку академик. — Вот только… не коммерческое это изобретение, вздохнул он. — Либо делать пары с новой кодировкой каждый раз, — пояснил он. — Либо вскроют и всё поймут. Шпионаж, ну а смысл шифровки пропадает.
— Хм, а если разобрать прибор будет невозможно? — призадумался и я.
— Термит? — хмыкнул собеседник. — Пробовали, с одарённым не сработает.
— Да нет, не термит, — задумался я. — Есть у меня одна идея…
— Если сработает, патентуем, и в рамках этого прибора, — потыкал перстом в мой эфирофон сей тип, — получите долю. Если сможете придумать, в чём я лично не уверен, — не стал петь дифирамбы моему уму Морсгент.
