"И особенно учитывая тот факт, что ФСЛ даже не имеет понятия об их существовании, я полагаю", — добавил он про себя, и улыбнулся изгнанникам-хевенитам за столом.
— Вот почему у нас нет реальной доктрины их применения. Наши текущие оценки таковы, что... цель будет прикрыта где-то минимум четырьмя, но не более десяти новых фрегатов, которые манти поставили в систему. Анализ наших технических специалистов показывает, что они, вероятно, чертовски неприятны для всего, что еще называют "фрегат", но они не представляют никакой серьезной угрозы для ваших сил даже без Катафрактов. Однако, также возможно, что эревонский флот может выделить подразделение легких крейсеров или даже тяжелых крейсеров для поддержки этих фрегатов. На самом деле мы этого не ожидаем, но это вполне возможно, учитывая решительную поддержку Эревона в... более раннем инциденте в системе. Если это так, то мы столкнемся, как минимум, с некоторыми аппаратными средствами класса манти, которые могли бы существенно удорожить всю операцию. Тем не менее, с Катафрактами в пусковых трубах мы ожидаем, что вы добьетесь успеха с нулевыми или, по крайней мере, незначительными повреждениями.
Он сделал паузу, оглядывая сидящих за столом, и подумал, что все, что он им только что сказал, имело весьма необычный статус, фактически являясь правдой. Не всей правдой, может быть, но все же правдой.
— Это все, что я хотел сказать, сэр, — сказал он, почтительно кивая Лаффу.
— Я уверен, что мы все будем иметь это в виду, капитан, — ответил Лафф, затем махнул рукой гражданке коммандеру Хартман.
— А теперь, Миллисент, я полагаю, что у вас и остальной части штаба есть несколько замечаний, которые вы хотели бы высказать?
— Да, сэр, хотелось бы. — Хартман оглядела присутствующих. — Во-первых, — начала она, — есть вопрос...
Глава 45
— "Хали Соул", вам разрешено покинуть орбиту. — И-Ди Тримм вновь проверила экран, скорее по привычке, чем из-за чего-либо другого, вроде последней меры предосторожности против очень отдаленной возможности несанкционированного полета — или, возможно, даже болида, как бы статистически маловероятно это ни было — который может оказаться на намеченном курсе грузовика.
— "Хали Соул", конец связи.
Просто рутина. К настоящему времени, двумя неделями спустя, у Тримм были только смутные воспоминания о выполненной дополнительной проверке по "Хали Соул". Конечно, это было в записях. Но у нее было не больше шансов проверить старые записи без всякой причины — объем трафика на вход в Мезу и от нее был поистине огромен — чем если бы она начала ходить на работу вприпрыжку, а не пользуясь идеально функционирующим трубопоездом.
Кроме того, в эту смену ей повезло иметь партнером Стива Лунда, и они были в середине дружеского спора о последних тенденциях в женской моде, когда пришел вызов от "Хали Соул". Как только грузовик начал двигаться, И-Ди вернулась к дебатам.
Были времена, когда она сожалела о сексуальной ориентации Стива. В некотором смысле, он был бы лучшим мужем для нее, чем нынешний. Но, в конце концов, это была не идеальная вселенная.
* * *
— Ну, я бы сказала, что все прошло отлично. — Эльфрид Бутре немного откинулась на спинку сиденья. Она была более напряжена, чем нужно, и это явление она приписывала своим преклонным годам. В юности она и не задумалась бы рискнуть гораздо большим, чем сейчас.
— A bientot, Антон и Виктор. Удачи.
— Что это значит, Ганни? О бьян-бьян... — Брайс Миллер боролся с неизвестным словом. Он сидел на одном из других сидений на командной палубе грузовика. Как и все остальное на "Хали Соул", сиденье — вроде такого же у Ганни — демонстрировало то, что чаще называют как видевшие лучшие дни.
— О бьян-то. Это французский язык. Это означает "увидимся позже". Ну, более или менее. Как и большинство слов в других языках, это переводится не совсем точно. Некоторые люди могли бы перевести его как "скоро увидимся".
— Как скоро мы их увидим, и где ты научилась говорить по-французски?
— Отвечаю на вопросы по порядку, я понятия не имею, когда мы увидим их снова. Может быть, никогда. Но если ты спрашиваешь то, что должен был спросить, мы, вероятно, вернемся сюда, в систему Мезы, в течение десяти дней. Максимум две недели, но я готова держать пари на десять дней. Переменная состоит в том, работают ли механизмы Имбеси, как планировалось, а его люди кажутся мне хорошо организованными. Что касается того, где я выучила французский...
Она поджала губы, изучая астрогационный экран. Глядя на экран, во всяком случае. Ее мысли были где-то далеко.
— Это долгая история, юноша.
— У нас есть время. Расскажи мне.
* * *
— У тебя грубые вкусы в одежде. Конечно, я думаю, что этого и следовало ожидать от выросшего в Новом Париже.
— Тебе хочется поговорить. Ты когда-нибудь носила что-либо, кроме кощеевского шика? Который, кажется, состоит целиком из кожи.
— Я хорошо выгляжу в коже. Эй, это отличная идея. Может быть, мы должны попробовать ее.
— Не будь вульгарной.
— Я не вульгарна, мне скучно. Ты действительно паршив в постели.
— Конечно, я паршив в постели. Я ничего не делаю. И это удар ниже пояса.
— Большое дело. Насколько я знаю, там все равно ничего нет.
Антон услышал легкий сдавленный звук. Предполагаю, подумал он, Виктор пытается подавить смех. К счастью, интервал был достаточно кратковременным, чтобы скремблинг-оборудование замаскировало небольшое расхождение с тем, что должно было быть языком тел пары, ведущей тихий, но ожесточенный спор.
Оборудование, которое у них было, на самом деле не было первоклассным. Для этого им понадобилось бы мантикорское снаряжение, которое потенциально могло вызвать проблемы. Но то, что они приобрели на черном рынке в Новом Ростоке — контакт Виктора, Триеу Чуанли, был настоящим рогом изобилия удобных предметов — было достаточно хорошим для их целей.
Оборудование не только защищало от попыток обнаружения звуков, что могло бы сделать любое хорошее скремблинг-оборудование, но оно также создавало достаточно визуальных искажений, чтобы сделать невозможным чтение по губам и даже интерпретировать язык тела практически для любого, кроме подготовленного эксперта — и то если люди совсем не умеют притворяться.
Виктор Каша, с другой стороны, был довольно приличным актером. Как и следовало ожидать от тайного агента. А у Яны был природный талант к этому.
В любом случае, им не пришлось бы долго продолжать в том же духе. Антон почти закончил. Он не поднимал головы, сосредоточившись на персональном комм-устройстве в своих руках. Любому наблюдателю этот маленький, не очень драматичный сценарий в подземном проходе показался бы состоящим из ссоры пары, которую их друг и компаньон вежливо игнорировал, занимаясь личными делами и ожидая, пока они закончат.
В отличие от скремблера, комм-устройство было высококлассным и ультрасовременным. Точнее, это было новейшее оборудование, специально разработанное для Антона одной из ведущих электронных фирм Мантикоры, со стоимостью, сравнимой с ценой на аэрокары, а не на персональное портативное оборудование связи.
Антон мог себе это позволить. Или, вернее, Кэтрин Монтень могла себе это позволить. Антон упорно не хотел полагаться на Кэти в своих личных финансовых нуждах, но он без колебаний воспользовался ее огромным состоянием, когда дело дошло до его профессиональной деятельности.
— ...ты все равно справляешься с этим?
— Не моя вина, что ты...
Антон ввел последние инструкции.
— Мы почти закончили с песочницей, детишки, — пробормотал он достаточно громко, чтобы Виктор и Яна услышали его.
Покончив с этим, он положил комм в карман. Он не пытался скрыть ни движение, ни само устройство. Он был просто человеком, завершившим какую-то рутинную работу. Любому, кто исследовал бы его комм-устройство, оно показалось бы совершенно нормальным, хотя и несколько дорогим товаром, произведенным в Солнечной лиге. Только если кто-то действительно попытался бы проникнуть внутрь его, он смог бы обнаружить иное — но к тому времени сработал бы механизм самоуничтожения устройства, и исследовать было бы нечего, кроме небольшой кучки тлеющего шлака.
К тому времени, когда он убрал коммуникатор, Виктор и Яна уже обнимали друг друга. Ничего страстного, просто объятия, которыми пара влюбленных разрешает ссору. Или, во всяком случае, заканчивает ее на данный момент.
— Хорошо, — сказал он почти так же тихо. — Остался еще один.
Они пошли дальше втроем бок о бок. Места хватало, так как этот подземный проход походил на большое открытое пространство. Его площади в основном использовались для хранения личных транспортных средств.
— Мне надоело спорить с ним, — пробормотала Яна. — Это все равно что бороться с брюквой.
— Сохрани это для следующей остановки, Яна, — предупредил Антон.
— Что такое брюква? — спросил Виктор.
* * *
Той ночью, в квартире Антона — не в той, в которой он по-прежнему жил в задней части закусочной Тернер, а в другой, снятой им без использования контактов Сабуро — он, Виктор и Яна собрались еще на одну встречу, которые они старались проводить, по крайней мере, раз в три дня.
— Мне это все еще кажется колдовством, — пожаловался Виктор. — И избавь меня от утомляющего старого клише, что достаточно развитая технология неотличима от магии. Проклятье, это не настолько продвинуто.
— И да, и нет, — сказал Антон. — Сама технология не особо продвинутая, это правда. Современное состояние, лучшее, что можно сказать об этом. Но конкретные программы, которые мы разработали, таковы... не знаю, подходит ли слово "продвинутые". Это больше похоже на "эзотерические". Просто не так много людей работает на этом уровне программирования безопасности, Виктор. Конечно, хватает людей, которые могли бы понять, как обойти системы безопасности и ввести ложные записи, но, насколько я знаю, есть только два человека во всей галактике, которые знали бы, как помешать обнаружить, даже при тщательном расследовании, что это было сделано позже. Одного зовут Антон Зилвицки, а другую Рут Винтон.
— Скромный, не правда ли? — сказала Яна. — По крайней мере, женщине он отдал должное.
Антон улыбнулся.
— В некотором смысле, у нее это получается даже лучше, чем у меня. Правда в том, что Рут дошла до того уровня, которого я даже близко не достигаю. Сейчас я главным образом выступаю в качестве, скажем так, ее перекрестной проверки и руководителя. Она все еще склонна к слишком большой самоуверенности.
Виктор провел пальцами по волосам.
— А ты уверен, что это сработает?
— Да. Когда мы побежим — предполагая, что мы побежим, но мы были бы дураками, не рассчитывая на это — мы оставим идеальный ложный след. Если предположить, что вы сможете заставить Карла Хансена и его людей позаботиться о своей части сделки, каждый на Мезе должен понять, что ты, я и Яна существуем только в виде рассеянных молекул.
Виктор хмыкнул.
— Техническая сторона этого не проблема. Эта бомба испарит все в радиусе двухсот метров. Следы посторонней ДНК, которые можно ожидать при таком взрыве, будут просто слишком рассеяны, чтобы их можно было использовать, даже с мезанской или беовульфианской техникой и оборудованием. Реальная проблема заключается в...
Он покачал головой.
— Давай просто скажем, что люди Сабуро дали нам контакт с не так глубоко законспирированной ячейкой, как хотелось бы. Они не сумасшедшие, как таковые, но...
— Фанатики, — сказал Антон. — Я надеюсь, вы заметили, что я не добавил какую-либо остроту вроде "а слыша такое от Виктора Каша, это говорит о чем-то".
— Очень забавно. Проблема в том, что такие вялые, расплывчатые люди, как ты, чья приверженность чему-либо, кроме непосредственных личных вопросов, похожа на картофельное пюре, просто не понимают всех тонких различий между "фанатизмом", "пылом" и "рвением".
Виктор сделал глубокий, медленный вдох. Не управляя каким-либо гневом — к настоящему времени подшучивания между ним и Антоном не сводились ни к чему более интенсивному, чем случайное раздражение — но, чтобы дать себе время попытаться понять, как объяснить свое беспокойство.
— Ты просто... не знаешь, Антон. Это не критика, это просто наблюдение. С самого детства ты жил в мире с широкими горизонтами.
Зилвицки фыркнул.
— Обычно не так описывают нагорье Грифона!
— Попробуй вырасти в трущобах долистов в Новом Париже. Поверь мне, Антон. Разница огромна. Я не говорю в терминах какого-либо масштаба страданий, заметь. Я просто говорю в терминах того, насколько там у людей узкий взгляд на вселенную. Когда я поступил в академию госбезопасности, для всех практических целей у меня не было никакого реального знания о вселенной, кроме того, с чем я вырос. Что было не так уж много, поверь мне. Это...
Он остановился на мгновение.
— Я знаю, многие думают, что я склонен к фанатизму. Я полагаю, это достаточно справедливо. Что изменилось с годами, так это то, что мое понимание вселенной стало... ну, очень широким. Поэтому, хотя я по-прежнему сохраняю фундаментальные убеждения, воспринятые мною подростком, теперь я могу подтверждать эти убеждения гораздо более подходящим контекстом. Я могу, например, часами обсуждать политику с Вебом Дю Гавелом — как я делал множество раз — выслушивать его в основном консервативные взгляды, не отвергая автоматически эти взгляды как корыстную болтовню элиты.
Антон улыбнулся.
— Веб просто не подходит под это определение, не так ли?
— Не подходит. И хотя я все еще не согласен с Вебом — по большей части, хотя далеко не всегда — я понимаю, почему он думает именно так. Иными словами, мой взгляд на вещи не так уж сильно изменился, но он уже не монохроматичен. В этом есть смысл?
Антон кивнул.
— Да, это так.
— Хорошо. Если мой взгляд на мир был монохроматичен при взрослении в трущобах Нового Парижа под режимом Законодателей, попробуй представить себе, как мало существует тонких оттенков для юноши или девушки сесси, которые выросли здесь под пятой мезанского режима.
Антон не мог не вздрогнуть.
— Да, — сказал Виктор. — В этом-то и проблема, Антон. Дело не в том, что эти дети слишком фанатичны. Честно говоря, я ничуть не виню их за чертовы рвение и пыл. Проблема в том, что они все видят в черно-белом свете. Забудь о цветах спектра. Они даже не распознают серый цвет, не говоря уж о его различных оттенках.
Пока Яна она слушала, на лбу у нее собралась хмурая складка.
— Не понимаю, Виктор. Почему тебя это волнует в первую очередь? Это не значит, что у тебя появились какие-то сомнения об их лояльности и преданности делу? Если ты не передумал за последние два дня.
Он покачал головой.
— Дело не в том, что я им не доверяю. Я не полностью доверяю их суждениям.
Антон откинулся на спинку стула за кухонным столом и обдумывал слова Виктора. Он понимал, что беспокоило хевенитского агента. Группа молодых сесси — немалое их количество были просто подростками — с которыми они установили отношения с помощью связей, обеспечиваемых контактами Сабуро, оказалась очень полезной.
