Дело было не так плохо для арбалетов градани от гномов, с их стальными древками и проволочными "струнами", а также деревянными стабилизирующими лопатками с пазами и канавками, но они обнаружили, что даже их эффективная дальность стрельбы уменьшилась в такую погоду, просто из-за ограниченной видимости. И учитывая, что даже арбалет Дварвенхейма стрелял медленнее, чем конный лук, у их передних рядов, вероятно, будет время не более чем на один залп, прежде чем они будут вынуждены убрать свое метательное оружие и пустить в ход щиты и мечи.
Конечно, могло быть и хуже. Например, они могли бы столкнуться с сильным, проливным дождем, а не с этой клубящейся серостью. Но это было достаточно плохо, даже если Брандарк не был прав насчет несвоевременности этого. Это был третий день подряд, конца которому не было видно, и ощущения того, что ты замкнут, наполовину ослеплен, было достаточно, чтобы у человека зачесалась кожа.
<Особенно, когда мы оба знаем, что что-то находится по ту сторону этого>, — пробормотал Уолшарно в глубине его мозга. <И Вейжон тоже.>
<Ну, это не так, как если бы это было после того, как мы впервые почувствовали подобный запах>, — безмолвно ответил Базел. <Имей в виду, я рад, что на этот раз Вейжон будет рядом, но иногда мне хочется, чтобы сам Бог рассказал нам чуть больше, прежде чем мы полностью погрузимся в это.>
<Я тоже этого хочу, Базел>, — произнес гораздо более глубокий голос. <Посылать тех, кто доверяет вам и кто доказал, что вы можете доверять им, даже до смерти, в бой без всех знаний, которыми вы обладаете... это нелегко, мои Мечи, даже для бога. Возможно, особенно для бога.>
Большинство людей, возможно, слегка вздрогнули бы, когда голос бога прозвучал в их мозгу без всякого предупреждения. Базел и Уолшарно, однако, привыкли к этому за долгие годы, и уши градани даже не дернулись от удивления.
По крайней мере, больше.
<Что касается этого, то я не бог>, — сказал он, — <но вижу, как это может разъесть человека.>
В его тоне не было упрека, только принятие того, как это должно быть, и он почувствовал, как огромная, нематериальная рука легко легла ему на плечо.
<Не думаю, что тебе сегодня есть о чем беспокоиться>, — прогрохотал в его голове голос Томанака. <Однако я не могу быть в этом уверен. Вы правы, что за этим дождем кроется что-то уродливое, что-то могущественное, но мои племянники и племянницы мешают мне видеть так ясно, как я мог бы в противном случае. Однако то, что я вижу, достаточно плохо.> Голос был глубже, мрачнее. <Когда это произойдет, мои Мечи, это потребует всего, что вы все можете предложить ... и, возможно, даже этого будет недостаточно на этот раз. Я знаю, ты дашь все, о чем я мог бы тебя попросить, но на этот раз Тьма спланировала лучше, и я вижу не слишком далеко и не слишком глубоко, чтобы разглядеть ясно. Существует слишком много возможностей, слишком много переплетающихся нитей, чтобы я мог однозначно увидеть какую-либо из них, и на этот раз битва полностью развернулась как за пределами вашей вселенной, так и внутри нее.>
Уши Базела прижались, и он повернул голову достаточно далеко, чтобы встретиться взглядом с Уолшарно, вспоминая холодную, ветреную ночь в империи Копья, когда Томанак объяснил ему, почему боги не осмеливаются открыто сражаться друг с другом, сила к силе, чтобы их высвободившаяся мощь не разрушила саму реальность, ради которой они сражались.
<Нет, Базел>, — сказал Томанак. <Мы не боремся ни в вашей вселенной, ни только за эту вселенную. Мы встречаемся между ними, за их пределами, и это не столько вопрос чистой силы, сколько... рычага воздействия, возможно. Баланса. Правильных захватов и стоек.>
Было очевидно, что Томанак искал наилучший способ описать что-то в терминах, понятных смертному.
<Когда мишук борется с другим мишуком, результат гораздо меньше зависит от того, у кого самые мощные мышцы, более длинный обхват, чем от того, кто обладает превосходной техникой>, — продолжил Томанак. <Все эти другие факторы имеют значение, но, в конце концов, тот, кто более квалифицирован и опытен, имеет наибольшее преимущество. Тем не менее, в борьбе между Светом и Тьмой есть еще больше факторов, которые необходимо принимать во внимание. Есть прилив, течение, прилив к морям возможностей и течению истории. Божества видят этот поток гораздо яснее, чем смертные, и с этой ясностью мы можем помочь смертным, которые должны бороться с ним, но сами мы никогда не сможем наложить на него руку и придать ему нужную форму. Для нас большая часть борьбы заключается не просто в том, что мы можем воспринять, но и в том, что мы можем помешать другой стороне воспринять. И когда слишком много нитей, слишком много возможных исходов сливаются воедино, нам становится труднее ясно видеть самих себя... и другой стороне легче закрывать нам глаза на критические возможности.>
Базел медленно мысленно кивнул и почувствовал понимание Уолшарно наряду со своим собственным.
<В течение последних двенадцати столетий вашей вселенной>, — продолжил Томанак голосом человека, тщательно подбиравшего слова, — <события развивались по спирали, повторяя отголоски последнего великого столкновения, которое обрекло Контовар и породило большинство зол, которые с тех пор поразили Норфрессу. Потребовалось слишком много ваших лет, чтобы эти отголоски затихли, но теперь они затихли, и они готовы отскочить. Существует буквально бесчисленное множество вариантов того, как они могут восстановиться, но на самом деле есть только два основных результата. Либо Свет удержит свои позиции, нанесет ответный удар и отменит вердикт Контовара, либо Тьма победит всех. Так или иначе, мои Мечи, решение будет принято в ваше время. Если вы потерпите неудачу, если вы падете в своей нынешней борьбе, Тьма восторжествует; если вы преуспеете сегодня, тогда это будет только для того, чтобы столкнуться с другим и еще более суровым испытанием в неопределенных туманах вашего будущего, но это другое испытание придет к вам. Все, что я могу вам сказать, это то, что у вас есть сила воли, сердца, разума и мужества, чтобы встретить Зло мечом к мечу. У вас есть мое доверие и моя уверенность, и у вас есть сила твоей собственной веры в то, что правильно, и ваша готовность сражаться и умереть за это. Это, дети мои, все, что кто-либо, бог или смертный, может просить у кого-либо еще или требовать от себя, и я знаю, знаю, если даже не знаю ничего другого во всех вселенных, которые когда-либо могут быть, что вы дадите это. И когда вы это сделаете, я буду стоять рядом с вами и отдам вам часть своей силы. В поражении нет стыда, мои мечи; стыд есть только в капитуляции, и это то, чего ни вы, ни Вейжон не умеете делать.>
Ни градани, ни скакун ничего не сказали. Они просто потянулись обратно к своему божеству, чувствуя связи между ними, переплетение их сущностей с сущностями Томанака, и этого было достаточно.
Базел так и не узнал точно, как долго длился весь разговор, хотя он был уверен, что для Брандарка этот промежуток был гораздо короче, чем для него и для Уолшарно. Он глубоко вдохнул, раздув ноздри, когда Томанак снова отстранился, а затем повернулся, чтобы посмотреть на своего друга.
— Ну, я думаю, мы достаточно побрызгались грязью для одного дня, — сказал он.
— Действительно? — Брандарк навострил уши. — Странно, я не думал, что это была моя идея — выйти и слоняться без дела весь день.
— Больше так не будет, — согласился Базел. — И все же, я думаю, это было потому, что у тебя вообще очень редко возникает идея.
— Учитывая трудности, с которыми вы работаете, на самом деле это было не такое уж плохое усилие, — рассудительно сказал Брандарк. — Не очень тонко, немного жестковато, но в целом, и учитывая, что это должно было пробиться сквозь так называемое чувство юмора Конокрада...
Он пожал плечами, а Базел усмехнулся и снова вскочил в седло Уолшарно.
— Такое мелкое, мерзкое отношение, — сказал он, качая головой. — Я не буду делать никаких комментариев по поводу недостаточного размера и малости мозгов, которые могут сопутствовать этому. Но я упомяну, что только сегодня утром ко мне доставили совершенно новую бутылку тридцатилетнего виски Гранд Резерв Грансерван Серебряной пещеры, так любезно предоставленную стариной Килтаном. Если бы случилось, чтобы ты мог позаботиться о своем серебряном язычке, да, и оставить свое проклятое "банджо" в футляре! — мне было бы приятно поделиться ею с тобой, пока я пишу письмо Лиане.
— Гранд Резерв Грансерван? — уши Брандарка мгновенно навострились, он расправил плечи и подобрал поводья. — Ну, если это так, то почему мы все еще стоим здесь?
* * *
— Рада видеть тебя дома, Брейас, — сказала баронесса Мяча, улыбаясь, когда двоюродный брат ее мужа вошел в залитую солнцем комнату для завтрака. — На пользу сердцу Борандаса идет всякий раз, когда ты находишь время и когда король отпускает тебя достаточно надолго, чтобы навестить нас.
— Ну, во всяком случае, это мило с твоей стороны, что ты так говоришь, — сказал Брейас Дэггерэкс, подходя к столу, чтобы поцеловать тыльную сторону руки, которую она протянула ему. Солнечный свет, льющийся через окна, зажег танцующие искорки в ее аметистовых глазах, и он улыбнулся ей в ответ, выпрямляясь. — Тем не менее, я помню случайный разговор, который произошел у нас с ним, когда я был всего лишь мальчиком. Между сорока семью и пятьюдесятью восемью разница не так уж велика, но между восемью и девятнадцатью она была огромной! — Он покачал головой. — Честно говоря, иногда я поражаюсь, что мне все-таки удалось повзрослеть.
— Это ужасные вещи, которые ты говоришь!
В смехе Мячи было что-то вроде благодарности, потому что Брейас был одним из очень немногих людей, которые могли напомнить ей о разнице между ее собственным возрастом и возрастом ее мужа, никогда не заставляя ее задуматься, не было ли в этом скрытой злобы. Конечно, с его стороны было тактично не упоминать, что она тоже была на восемнадцать лет моложе его, как она предполагала.
С другой стороны, подумала она, и ее юмор померк, он был одним из еще меньшего числа людей, особенно мужчин, у которых никогда не возникало соблазна отмахнуться от ее интеллекта из-за ее молодости. Даже ее "сыну" Торандасу, казалось, иногда хотелось погладить ее по голове, как будто даже он не мог до конца избавиться от мысли, что ее основная функция — просто согревать постель его отца и соответствующим образом украшать руку барона на светских мероприятиях. Честно говоря, она верила, что Торандас честно пытался не думать о ней в таких терминах, но ему не всегда это удавалось. И если ее мнение отличалось от его мнения, у него было гораздо больше шансов вернуться к образу мыслей традиционного сотойского благородного человека, вместо того, чтобы рассматривать возможность того, что она действительно может быть права, а он на самом деле может ошибаться.
Прекрати это, строго сказала она себе. Ты же знаешь, как ему, должно быть, тяжело смириться с мачехой на два года моложе его! В сложившихся обстоятельствах у него все получается на удивление хорошо. Даже если в данный момент он ведет себя особенно глупо.
Брейас вопросительно поднял бровь, глядя на нее, но она только покачала головой и жестом пригласила его сесть на стул напротив нее. Его завтрак материализовался перед ним с молчаливой, улыбающейся деловитостью слуг замка Стартауэр, и он начал намазывать масло на булочку, наблюдая за ней сквозь слабую струйку пара, поднимающуюся от его чашки с горячим чаем.
— А где мой уважаемый кузен, если я могу спросить? — поинтересовался он.
— Он рано закончил завтракать и попросил меня подождать и составить тебе компанию, — ответила Мяча, потягивая из своей чашки горячее какао. — Сегодня утром у него была назначена встреча с сэром Далнаром. Они все еще изучают отчеты, которые Торандас привез домой из Сотофэйласа.
— Понятно. — Брейас закончил намазывать масло, откусил кусочек булочки и закатил глаза от блаженства. — Семкирк, я скучаю по выпечке госпожи Шаланы! Ты знаешь, я пытался заставить ее сбежать и жить со мной в грехе в Сотофэйласе.
Мяча поперхнулась глотком какао. Она поспешно поставила чашку, вытирая губы и свирепо глядя на него, и он улыбнулся без раскаяния. Трелсан Партисан был дворецким Стартауэра более тридцати лет, а его жена была экономкой замка почти столько же. Она была женщиной огромного достоинства и способностей как менеджер и организатор, но начинала как повар и все еще любила печь. Конечно, она также была по меньшей мере на пятнадцать лет старше Брейаса, и она, и ее муж, который души в ней не чаял, оба склонны были считать мага дома Дэггерэкс подростком-разбойником, которого они слишком хорошо помнили.
— Если бы тебе удалось заставить Шалану покинуть Стартауэр, я уверена, что Борандас назначил бы цену за твою голову! — сурово сказала Мяча. — И это тоже правильно. Если бы это не было актом государственной измены, я не могу придумать ничего худшего!
— О, да ладно тебе! Конечно, это, по крайней мере, немного чересчур сурово. Помни, я только что провел последние три месяца в Сотофэйласе, миледи! — Брейас скорчил гримасу лишь наполовину шутливую. — У меня был шанс увидеть, как там замышляется настоящая измена.
— О? — Мяча склонила голову набок, аметистовые глаза сузились, и Брейас мысленно пнул себя. Он действительно знал, каким острым лезвием она была. Он должен был знать, что она это заметит.
На самом деле, мне интересно, действительно ли я этого хотел? Полагаю, это не самый тонкий из возможных способов спросить ее о Торандасе, но, с другой стороны, я сотойи. Мы не должны быть деликатными.
— Извини, — сказал он вслух и выиграл момент, откусив еще кусочек булочки, прожевав и проглотив. Он запил остатки еще одним глотком чая и немного криво улыбнулся ей. — Просто летняя сессия Совета в этом году прошла намного хуже, чем обычно.
— Теллиан и его канал, я полагаю? — Мяча покачала головой, ее глаза потемнели, несмотря на солнечный свет.
— И планы Кассана и Йерагора задушить его в колыбели, — согласился Брейас. Он пожал плечами. — Полагаю, их позиция понятна, я бы, конечно, беспокоился, если бы был бароном, а один из других баронов собирался получить такое решающее преимущество. Особенно, если бы я зашел так далеко от своего пути, чтобы разозлить его, как Кассан, когда дело касается Теллиана. Я имею в виду, это может быть неразумно с моей стороны, но я бы подумал, что попытка кого-то убить может быть законной причиной для того, чтобы он не любил парня, который это проделал.
То, что он позволил себе говорить с ней так откровенно, было знаком его комфорта с Мячей и его уважения к ней, и она наградила его слабой, очень слабой улыбкой. Однако это длилось недолго.
— Борандас говорит, что отчеты Торандаса предполагают, будто король собирается предоставить Теллиану свою хартию, — сказала она, ее тон превратил утверждение в вопрос, и он кивнул.
— Это был слух, ходивший по двору, — подтвердил он. — И мое собственное понимание ситуации предполагает, что он, вероятно, был точным. Откровенно говоря, это имеет слишком много смысла с точки зрения королевства в целом, чтобы Маркос не одобрил это. И, если уж на то пошло, он никак не смог бы остановить часть канала, даже если бы захотел, поскольку он проходит через земли градани, а затем вниз по Хэнгнисти, никогда не приближаясь к Равнине Ветров. Бахнак из Харграма собирается довести этот проект до конца, так или иначе, поэтому для короля имеет смысл только дать ему свое благословение и принять в нем участие. По крайней мере, это должно поставить его в наилучшее положение, чтобы иметь хоть какое-то влияние на то, как все это работает. Не говоря уже о том, что это очень приятное дополнение к доходам короны!
