Отроги северных гор
День не задался с самого утра. Почти невозможная в весенний сезон гроза разразилась, принеся с собой головную боль. Повар вывалил в ореховое питье в три раза больше жгучего перца и этого не заметил, а Лачи, глотнув, чуть не спалил окрестности. Потом, загнав скакуна, примчался молодой разведчик с донесением, что Лайа устала сидеть в неизвестности. Лачи едва успел покинуть гору с головоногом, перебраться на новое место и разбить лагерь там.
Самым неприятным стало появление некрасивой сильной всадницы на пегой грис. Элати — ее, одетую по-охотничьему, сопровождал Иоки, молодой человек из Серебряной ветви.
Не тратя времени на приветствия, женщина заговорила, едва нога ее коснулась земли:
— Твои голуби, Лачи, слишком беспечно снуют над Тейит. Что ты задумал? Почему ты укрылся здесь, в отрогах, будто донная рыба в норе?
— Ты не слишком приветлива, Чайка Гор, — спокойно встретив ее взгляд, он позволил себе улыбку. Элати правая рука своей сестры — но они не так и дружны, как стараются казаться. На самом-то деле любви друг к другу в них не больше чем в лесных гадюках, и если бы не нужда обоюдная... Жаль, сыграть на этом нельзя.
— Что ты замышляешь? — с губ женщины слетела не просьба — требование, и Лачи не стал отмалчиваться.
— Видишь ли... иногда человек не может поверить в бесплодность затеи. Впрочем, я готов тебе показать.
По узкой утоптанной тропке они поднялись на холм, а затем спустились по земляным ступеням вниз, в грот. Оттуда каменный коридор вел далеко вглубь.
— Устроился ты, однако, — зябко поводя плечами, сказала Элати. — Тут словно болото в холодный сезон... или погребальная пещера, хотя и запах не тот. Это ты все отрыл?
— Нет, еще мой дед. Перешло по наследству... Заходи, Чайка Гор!
Он отступил в сторону, отдергивая длинный тканый полог.
Внутри был полумрак. Элати вновь передернула плечами — повсюду, чеканными изделиями или бесформенными слитками, золото, мертвое золото. Плавильная печь, рисунки на ее ободе, стенах и потолке. Изображения перетекают одно в другое, будто пляска скелетов, только огонь в печи живой; но и ему не под силу исправить то, что вокруг.
— Это ужасно, — вырвалось у Элати. — Здесь ты и пропадаешь?
Лачи кивнул.
— Я сочувствую твоей жене. Ты сумасшедший.
— Она меня понимает. К тому же не я первый. Если удастся возвращать золоту жизнь, хотя бы однократно, Тейит снова станет сильна.
— Не ты первый, но никто не добился успеха — и никто из Сильнейших не возился с мертвым золотом сам!
— Тем более повод попробовать.
— С чего ты занялся этим сейчас?
— Нашел старые записи.
— Не хочу находиться здесь, — развернувшись, Элати вышла наружу. Коридор был коротким, вскоре она уже стояла у парапета, жадно вдыхая сладкий воздух весеннего леса.
Лачи подошел сзади; на нем золота не было, никакого.
— К чему такая скрытность? — спросила Элати, непроизвольно трогая собственный пояс с золотыми бляхами: живы ли?
— К тому, что в случае успеха твоя сестра останется с носом, — ответил Лачи. — Сама же понимаешь.
— Но ты все же показал мне?
— Увы, я пока продвинулся мало. Хотя надежда меня поманила, словно мальчишку... Будь уверена, если добьюсь успеха, Лайа узнает об этом первой, и для нее это будет совсем не радостный день.
Элати нахмурилась, размышляя. Но ничего не смогла возразить, тем более Лачи заверил — он скоро вернется. Однако, когда она уехала, Лешти доложил — своего помощника Иоки она оставила в деревушке неподалеку. Теперь он будет настороже и заметит вскоре, что Лачи на самом-то деле занят другой горой. А значит, остается последняя надежда, как у игроков — последний бросок костей: этот клятый полукровка...
**
...Кайе спросил, как именно оказался в ловушке; нетрудно было понять, что без предателя из Асталы север не успел бы к охотникам. Верно, страшно ему было бы услышать, что это кто-то из своих, может, даже следовавший с ним вместе за камнеклювом. Да, именно так он и думал, и Лачи не стал разубеждать. Отделался несколькими общими фразами — Кайе сам дорисует что надо. А направлять его на истинного виновника преждевременно.
Лачи смотрел, как огонь борется с камнем — и начинал беспокоиться, не слишком ли силен и жаден головоног. Пора было действовать, пока что-нибудь не случилось.. и пока упоминание полукровки причиняет пленнику боль. Впрочем, это вряд ли изменится — такие постоянны в привязанностях, разве что любовь поменяют на ненависть. Ладно старший брат его — растил едва ли не с колыбели. Но почему Отмеченный Пламенем выбрал того заморыша? Не понять...
Приоткрытая дверь, полуосвещенный факелами коридор и знакомая фигурка с рыжими волосами, привязанная к деревянному стулу. Кайе вздрогнул, когда сидящий приподнял голову. Лачи ожидал — снова попытается вырваться из клетки головонога, но он лишь протянул руку, поднес к краю стола и подержал в воздухе, будто касался прозрачной стены. Потом сказал:
— Это не может быть он.
— Почему?
— Он оставался в Астале.
— Ловушку мы подготовили не за час, — Лачи глянул в коридор и перевел взгляд на головонога. — Хватило бы времени забрать двоих таких.
— Откуда и как вы его забрали? — спросил Кайе.
Лачи до хруста стиснул пальцы:
— Мои люди передали ему письмо якобы от его бабки, втайне — чтобы никто не пронюхал о северянах в Астале. Он поспешил на встречу.
Пленник молчал, и Лачи забеспокоился, ругая себя на все лады. Он не подумал о вопросе, где мог быть полукровка. Неужто не в доме своего покровителя?
— Я его не чувствую, — тихо произнес Кайе.
— Ты и не должен. Никто из вас не ранен, к тому же ты в щупальцах каменной твари, а он в полудреме, хоть и шевелится.
Пронесло, кажется... проглотил скороспелую выдумку, и слов про письмо оказалось достаточно.
— Дай нам поговорить, — потребовал юноша.
— Не дам. Когда вас двое, проблем у меня вчетверо. Меня интересуешь ты и твой выбор, а не его на тебя влияние.
Лачи велел закрыть дверь.
— Я снова хочу тебе кое-что предложить.
С тем же успехом мог бы обращаться к стене.
— Договориться со мной в твоих интересах, — Лачи полуобернулся, будто мог сейчас увидеть того, с рыжими волосами: — И в его интересах тоже.
Кайе соизволил ответить, негромко, и тоже смотрел при этом на закрывшуюся дверь, словно пытаясь проникнуть взглядом сквозь толстые доски:
— Ты знаешь про нашу связь — ничего не сможешь ему сделать, если не хочешь и меня потерять.
— Могу. Ведь не обязательно убивать или калечить, чтобы человек начал мечтать о смерти. К тому же ты сильнее, то, что для него уже рана, для тебя — привычная царапина. А еще у него есть родня и друзья на севере. Тебе они безразличны, а ему совсем даже нет.
— И все равно ты его убьешь после.
— Мне он не нужен, это всего лишь мальчишка. Больше с него нечего будет взять. Я поклянусь чем хочешь, что после не причиню ему вреда и пусть живет как угодно.
— А если нет?
— Тогда... Я не буду ни на что намекать, способов много. Ты и сам это знаешь.
Кайе не отвечал, сидел, опустив голову, и, потеряв терпение, Лачи спросил первым:
— Что ты решишь?
Юноша поднял яростные, полные ненависти глаза: Лачи заметил, с какой силой рука сжата в кулак, так, что все вены стали заметны. Кайе сказал чужим голосом:
— Так себе предложение. Он не стоит целого Юга.
Лачи сжал зубы. Проклятье. Захотелось отдать приказ головоногу, чтобы размазало эту дрянь по плите. Но вспышка ярости заняла один миг, а в следующий он уже знал, что предложит, и даже сумел улыбнуться. Надеялся, что получилось сочувственно, а не криво. Но эта попытка, вероятно, последняя, больше у Лачи ничего нет.
— Я понимаю, на что ты не пойдешь никогда, а если у меня и были некоторые надежды, ты их только что уничтожил. Но все-таки есть еще предложение. Выслушаешь?
Кайе кивнул еле заметно.
— Ты знаешь язык таоли? Древнее наречие Тевееррики?
— Знаю, — губы пленника едва шевельнулись.
— Мы с моей Соправительницей научились неплохо ладить, но двое властителей это худшее, что можно придумать. У вас есть Совет, и это разумно. А у меня положение неважное. Тейит — единое государство, и так получилось, что всей военной силой заправляет Элати из Серебряной ветви. У меня, разумеется, есть свои личные воины, но этого недостаточно. Поэтому мне нужна только твоя помощь против моих врагов — противников на Севере. А война с Асталой, которой ты опасаешься — э, Астала весьма далеко! И в этом случае за тебя между нашими Ветвями пойдет такая драка, что камни Тейит рассыплются на песчинки. Зачем мне это? Остаться одному на развалинах?
Кайе сидел, опустив голову, и Лачи спросил с досадой:
— Ты слушал меня?
— Слушал. При чем тут древний язык?
— Есть слова, которые скрепляют данное обещание. Нарушить его нельзя. Я хочу, чтобы ты эти слова произнес — мне нужно, чтобы ты дал слово не трогать меня и тех, кого я не разрешу, а еще пробыть подле меня, скажем, год. Я, со своей стороны, не смогу заставить тебя поступить против твоей воли — мне будет нечем.
Кайе издал тихий звук, похожий на фырканье.
— Знаю, о чем ты подумал, — произнес Лачи. — Что мне не больно-то выгодна эта сделка? Ведь ты можешь попросту не делать ничего. Можешь. Но тебе будет скучно, а то, что я предложу... интересно.
— Почему на чужом языке?
— Этот обряд создали наши предки. Нет возможности перевести его, не исказив.
Лачи не соврал, и, видно, Кайе почувствовал честность в его голосе.
— Чего ты хочешь от меня? Если я убью твою Соправительницу и всю ее семью, тебя народ не примет.
— Да, разумеется, если действовать грубо. Но я сделаю так, что это она захочет тебя получить, и не справится — вся Тейит окажется в опасности. А я спасу, кого пожелаю. Потом народ будет мне благодарен.
— Зачем тебе лишать силы Север? Не боишься Асталы?
— Южане не рискнут напасть, не имея твоей поддержки. А тебя они уже считают мертвым, и ждать тебе некого.
— А мне, когда закончится год, ты тоже предлагаешь свободу?
— Что ты. Напротив — смерть.
— А! В это я верю, — вновь рассмеялся коротко и чуть слышно — на большее сил не хватило, и сверкнули глаза. — Похоже, крысы способны быть честными?
— Врут всегда по какой-то причине. Я не скрываю — живым отпускать тебя не намерен, но ты умрешь только после того, как ты выполнишь нужное мне.
— Или сдохну тут, под головоногом.
— Или так. Но до этого... — Лачи покосился в сторону, и Кайе понял его.
— А меня ты убьешь потом. И что мне со всего этого?
— Жизнь своего друга и возможность поубавить количество Сильнейших Тейит. Астале все-таки это выгодно.
И добавил:
— Я не пытаюсь тебя обмануть. Сам сказал, знаешь язык. Покажу тебе слова — если согласишься их произнести, значит, я проведу обряд. Если не захочешь... это плохо для всех нас троих.
Он дал Кайе полчаса на подумать; все это время ходил взад — вперед по коридору снаружи.
— Ты помнишь, что я жду не один, — напомнил Лачи, когда снова зашел внутрь, и не услышал ответа. Сказал, желая подстегнуть выбор — и пожалел о поспешности. Если человек балансирует на канате, не стоит его даже подбадривать — отвлечется и может сорваться. А рыбу, что идет на приманку, не поощряют тем более.
Мальчишка проговорил, разглядывая недобро косящее глазом головоногое чудище:
— Ножа ты мне не дашь. Огня у вас, северных крыс, в руках не бывает, — Кайе широко улыбнулся. Нехорошая это была улыбка, особенно на перемазанном засохшей кровью лице: — А мне вы руки связали, хоть и не ремнем.
— Зачем тебе огонь или нож?
— Затем... дай это! — указал на тяжелую бронзовую пряжку пояса. Один ее край был довольно острым.
— Хочешь перерезать себе горло? — осведомился Лачи. Пленник расхохотался.
— Этим? Дай, исполни в обмен и мое желание!
Лачи подумал и снял пояс. Поранить себя может, пожалуй. Убить — вряд ли... Но на всякий случай отдал приказ чудищу сдержать руку, если тот потянется к горлу. Юноша зажал пряжку в кулаке. Взмах, и еще — Лачи не успел помешать.
"Да твою ж..." — подумал Лачи со сложной смесью ужаса и восхищения. Золотисто-коричневое плечо Кайе было залито кровью. Линии татуировки, грубо разорванные, полностью скрылись под ней. И опытному целителю не восстановить.
— Зачем ты это сделал? — не стал скрывать изумления. Юноша разжал пальцы, окровавленная пряжка упала на камень.
— Тебя не касается!
Неровно дышал, с трудом, но голос — прежний, полный великолепной дикой злобы.
— Ты не хочешь иметь ничего общего со своим Родом? Почему?
— Потому что мой Род не помогает крысам!
Лачи задумчиво посмотрел на него. Ничего не сказал.
**
Астала
Она давно не выглядела молодой: годы отчуждения со стороны мужа, хоть он потом и начал искать ее расположения, сделали свое дело. Но ее лицо оставалось тонким, и сеточка морщин украшала, словно легкая вуаль, наброшенная для защиты от палящего солнца.
Эйхое Арайа предпочитала жить в доме старшего сына, поскольку очень любила его жену. Средний давно поселился там же. Ну а здесь, в ее прежнем доме, оставался муж, младший сын и две дочери, которых муж бы не отпустил, и она приходила часто.
— Я знаю, ты это сделал, — сказала она младшему, узнав, что было на Совете и после. — Не могу тебя одобрять — однажды именно ты погубишь наш Род, пусть других и считают жестокими и коварными.
На Эйхое, которая сидела в саду и мастерила сложное ожерелье, был наряд цвета бледной фиалки; всегда любила и оттенок такой, и эти цветы. Похожий, но куда более густой цвет носили в знак траура. Ийа видел Киаль, она оделась именно так.
— Что-то не так? — спросила мать, заметив его пристальный взгляд. — У меня пятно на юбке?
— Нет...
— Скажи, зачем? Мне ты не солжешь, — сказала Эйхое.
— Я понимаю Къятту, наверное, лучше чем его дед. Он готов был вот-вот натравить Кайе на северян. И эта война разрушила бы Асталу даже в случае победы.
— Ты мог и здесь устроить убийство мальчишки.
— Не мог, наш Род бы вырезали под корень. И в случайность бы не поверили, окажись она истинной.
— Думаешь, Лачи все же сумел его захватить? — спросила Эйхое неуверенно.
— Не знаю. Из Тейит мне шпионы не передавали ничего интересного. Или все хранят тайну, или Лачи скрыл свои дела даже от близких.
— А если Лачи сумел? Нам тогда все равно не жить.
— Так все же есть надежда, — ответил Ийа, беря мать за руку.
И прибавил почти весело:
— Ну, или я совершил величайшую глупость в истории!
Помолчав, объяснил:
— Мне удалось прикоснуться к его Силе напрямую, причем с его разрешения. Видел, что такое Дитя Огня, и знаю, что ничем его сковать невозможно. Ни цепь, ни обряд, ничто не удержит лаву и пламя вулкана. Даже если он сам согласится, — добавил Ийа затем, садясь у ног матери и по-прежнему не отпуская ее руку. Та ничего не ответила, только вздохнула, и руку не отняла.
