| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Затем письмо (к которому мы ненадолго вернемся ниже) завершается традиционным рефреном "группы Кочина" и даже Д. Айриша да Гамы: важность Кералы в португальской схеме, почти исключающая все остальное. Таким образом:
"При охране этого побережья от Кулаао до Калекута необходимо сейчас, более чем когда-либо, проявлять величайшую осторожность, и Ваше Высочество должны приказать своим капитан-майорам, чтобы это было так, потому что вы получаете всю прибыль именно от этого клочка земли (deste pedaco de terra), а не от флотов, которые идут в проливы [Красного моря]".
В общем, концепция Ботельо не слишком отличалась от той, которую, по-видимому, разделял сам Гама (а также Дуарте Барбоза и другие): концентрация на Керале (Колламе и Каннануре, но прежде всего Кочине), размещение патрульных флотов для препятствования судоходству их соперников — "мавров", относительная терпимость к частной португальской торговле как в Азии, так и даже на пути вокруг мыса Доброй Надежды. Действительно, одной из целей Ботельо при написании своего письма было возобновить требование о праве отправлять сто кинталов перца за свой счет в Португалию каждый год, пока он оставался в Кочине.
Сирийские христиане рассматривались во всех этих концепциях исключительно с прагматической точки зрения, как потенциальные союзники для достижения, по сути, коммерческих целей, что резко контрастировало с концепцией короля Мануэла. Мы видим это, например, в ответе Д. Жуана III на письмо Мар Якоба, которое, вероятно, было составлено в конце 1525 или начале 1526 г. Вместо того чтобы пускаться в полеты мистической фантазии, в письме говорится достаточно трезво:
"Абуна [Епископ], я, дон Жуан и т. д. передаю вам сердечный привет. Я ознакомился с вашим письмом, в котором вы сообщили мне о том, что вы сделали, чтобы служить мне, в связи с информацией, которую вам предоставил местре Фрей Жоам Каро, о том, как мавры притесняют местных христиан, чтобы они не приходили со своим перцем на мою факторию, а теперь благодаря тому, что вы поработали в этом деле, они уже начали приходить, и будут приходить всегда, и я очень благодарю вас за все, что вы сделали в этом вопросе, и после их обращения в нашу Святую Веру, вы не могли бы больше послужить мне ни в каком другом вопросе, и я настоятельно рекомендую вам, что теперь, когда вы начали его так хорошо, вы должны завершить его и не оставлять место для злого умысла этих врагов нашей веры, скорее, христиане должны сделать это, потому что им самим выгодно, чтобы мавры отказались от торговли и она оказалась полностью в их руках, ибо таким образом я тоже буду очень доволен. И я пишу моему капитан-майору и губернатору в этих краях и моему ведору да фазенда, что с христианами следует очень хорошо обращаться и приветствовать их, оказывать им благосклонность и почести, и очень хорошо платить за перец, который покупают у них, и они будут делать это" (74).
Письмо заканчивается обещанием самому Мар Якобу помощи и благосклонности губернатора, продления выплаты ежегодной пенсии (tenca), назначенной ему Д. Мануэлом, и отреза синего атласа для одежды. Таким образом, это сугубо деловое письмо, в котором — помимо символического реверанса в сторону вопросов веры — центральное место занимают практические вопросы. Как уже отмечалось, Д. Жуан III по большей части был готов поддерживать авторитет сирийских епископов, а не настаивать на различиях между их религиозными обрядами и обрядами католического духовенства. В религиозных вопросах мог предусматриваться постепенный процесс "аккультурации", идея, которой Мар Якоб, по-видимому, не был полностью враждебен, хотя другие сирийские христиане (включая другого, менее податливого епископа, Мар Денха) смотрели на вещи несколько иначе. Во второй половине 1520-х гг. эти разногласия среди сирийских христиан вылились в более крупные союзы: как писал Мар Якоб в письме к Д. Жуану III в декабре 1530 г., те правители Кералы, которые выступали против португальцев (и здесь, очевидно, имеется в виду Самудри), стали оказывать поддержку тем элементам среди сирийских христиан, которые были "жестокосердны" (duros de coracam), то есть решительно настроены против католиков (75). Торговля перцем, со своей стороны, продолжала создавать проблемы; португальцы, по-видимому, ожидали, что сирийские торговцы-христиане будут поставлять им дешевый перец на факторию в Кочине, даже когда в других местах его можно было продать по более выгодным ценам, короче говоря, в буквальном смысле, платить цену за воображаемую религиозную солидарность (76).
ДОМ РАЗДЕЛЕННЫЙ
Итак, подводя итог, можно сказать, что дела Каликута, сирийских христиан и маппила, — все они занимали первые места в списке приоритетов Васко да Гамы, но не нашли решения в последние месяцы 1524 г. К ноябрю в Кочине было очень широко известно, что Гама серьезно болен и не может сесть на корабль, чтобы предпринять атаку на Каликут, как он хотел. Вместо этого, чтобы помочь попавшему в затруднительное положение капитану крепости в Каликуте Д. Жуану де Лима, он послал флот небольших галер под командованием некоего Жерониму де Соуза, который добился определенного успеха против флотилии кораблей маппила под командованием Кутти Али из Каппатта. Но общей политике не хватало последовательности. Каштаньеда приводит пример прибрежной флотилии Луиша Мачадо, задачей которой было патрулирование побережья около Гоа; Гама решил отозвать этот флот и взять его с собой в Кочин в октябре, несомненно, считая его содержание расточительством. В следующем месяце, когда Д. Энрике де Менезиш обнаружил, что через Гоа в Гуджарат из Кералы проходит значительное количество судов с перцем и другими специями на борту, он был вынужден купить торговое судно и организовать импровизированный патруль под командованием своего племянника Д. Жоржи Тельо вокруг Гоа. Этот патруль имел определенный успех: к концу декабря 1524 г. Энрике смог отправить груз перца Афонсу Мексии в Кочин "из призов, захваченных доном Жоржи и Антониу" (77). Отсутствие успехов в предотвращении вывоза пряностей из портов Кералы в Красное море также упоминается в венецианских дневниках Марино Сануто, где со ссылкой на письмо из Каира сообщается, что зимой 1524-1525 гг. из Каликута (и других мест) в Индии в Джидду прибыло изрядное количество самбуков. Грузы, о которых сообщается, в основном состояли из имбиря, а не перца, но также отмечается, что цены на большинство специй в Каире остаются низкими в ожидании предстоящих поставок, поскольку было известно, что большое количество других кораблей покинули Каликут. Отмечается, что португальцы хвастаются тем, что добились заметного успеха в Каликуте, убив там более 400 человек, но хорошо известно, что "они не очень сильны" (78).
По мере того как здоровье Гамы ухудшалось, он все больше передавал свои полномочия новому капитану Кочина Лопо Вашу де Сампайо и ведору да фазенда Афонсу Мексиа. Тем временем Д. Луис де Менезиш, которого вернули в Кочин против его воли, недвусмысленно выразил свою неприязнь, особенно в отношении молодого и неопытного сына вице-короля, д. Эштевана да Гамы, который должен был заменить его на посту капитан-майора морей. Как и прежде в Чауле и Гоа, Гама объявил о достаточно жестких мерах экономии в Кочине. Каштаньеда, придерживавшийся довольно критичной точки зрения на этот вопрос, утверждает, что вице-король хотел покончить с системой клиентелы, при которой солдаты "столовались" (а mesa) в домах выдающихся капитанов и фидалгу, которые впоследствии брали их с собой на свои флоты, или отправляясь на свои должности, как зависимых людей. Действительно, команды военных судов и гарнизоны в португальской Индии обычно формировались таким образом, поскольку существовало явное нежелание — как мы отмечали — принимать "швейцарскую систему" ??оплачиваемой профессиональной армии (79). Хронист далее отмечает, что в результате этих мер многие португальцы в Кочине были недовольны вице-королем и сплотились вокруг Д. Луиша де Менезиша, который и без того уже пользовался большой популярностью; сообщается, что в результате публичных собраний и беспорядков капитан Лопо Ваш был в напряжении "днем и ночью", чтобы не допустить вспышки насилия. Некоторые недовольные португальцы также, по слухам, покинули Кочин и отправились в обычные места убежища, а именно в порты на Коромандельском побережье и "в другие места, где они искали удачи, не находясь на службе у короля". Кроме того, сообщается, что купцы-маппила из Кочина, "которые трепетали, когда слышали его [Гамы] имя", также скрытно покинули город (80). Мануэл Ботельо, со своей стороны, упоминает часть мер жесткой экономии Гамы в своем письме Д. Жуану III, написанном через несколько недель после смерти вице-короля.
"Вице-король, который упокоился с Богом, сказал мне, что, по его мнению, для службы Вам было бы очень выгодно вернуть эту факторию в то состояние, в котором она находилась раньше, и не содержать в этом Кохиме столько ненужных чиновников, которые получают такое большое жалованье, и он собирался это сделать, но наш Господь решил призвать его к Себе, из-за чего Ваше Высочество понесли большой ущерб в делах вашей службы" (81).
С другой стороны, если верить Гашпару Корреа, этот аскетизм применялся Гамой к другим, а не к его собственному штату и особе. Большая сумма денег, потраченная на его флот (которая, по оценкам некоторых историков, достигала 200 000 крузаду), уже была отмечена (82). Жан Обен лаконично отметил экстравагантное поведение Гамы во время его третьего путешествия, опираясь на сведения хронистов: он изображает Гаму окружавшим себя королевским великолепием, с помощниками в серебряных ливрех, пажами в золотых воротничках, использующим серебряную посуду в убранстве, где преобладают фламандские гобелены, с королевским этикетом за своим столом, и церемониалом, согласно которому секретарь обращался к нему, преклонив колено (83). Этот контраст между вице-королевским великолепием и общей бережливостью, возможно, был направлен на то, чтобы навязать авторитет Гамы и сделать его присутствие еще более внушающим благоговейный трепет; но его влияние на португальцев в Кочине было довольно неоднозначным.
Именно в этот разделенный Кочин, полный негодования против знаменитого, могущественного и авторитарного вице-короля, в начале декабря 1524 г. вернулся Д. Дуарте де Менезиш. На обратном пути из Ормуза он остановился в Чауле, где ему оказал холодный прием капитан Криштован де Соуза, затем в Гоа, где Д. Энрике де Менезиш также не проявил к нему большого энтузиазма, прежде чем отправиться в Кочин. Хотя вице-король был уже тяжело болен и, по-видимому, не мог действовать напрямую, был подготовлен приемный комитет: в него вошли Афонсу Мексия, Лопо Ваш де Сампайо и главный судья (ouvidor-geral) Жуан де Осорио. По общему мнению, сначала Гама запретил Д. Дуарте даже сходить на сушу, так что все операции должны были совершаться, пока он еще находился на борту корабля. Комитет представил ему длинное королевское письмо, составленное в Эворе 25 февраля 1524 г., которое Каштаньеда воспроизводит полностью. Письмо вызывает недоумение. Оно начинается с просьбы к Д. Дуарте немедленно вернуться в Португалию, передав всю власть и юрисдикцию Васко да Гаме, как только он приедет. Однако затем излагаются определенные условия. Д. Дуарте должен оставаться в Кочине или Каннануре в то время, пока корабли, направляющиеся в Португалию, не будут готовы к отплытию; кроме того, его собственные слуги (criados), слуги его отца, графа-приора Д. Жуана де Менезиша, и его брата Д. Луиша, и другие его близких родственников, все освобождаются от гражданской и уголовной юрисдикции вице-короля и нового генерал-оидора. Кроме того, если Д. Дуарте де Менезиш был слишком болен, чтобы подняться на борт, или прибудет в Кочин слишком поздно, чтобы сделать это в том же году, и, следовательно, окажется вынужден оставаться в Индии в течение длительного периода времени, его просили провести его в крепости Каннанур, где, однако он мог осуществлять чрезвычайные полномочия над капитаном и другими властями, хотя и не в фискальных или финансовых вопросах. Наконец, при передаче полномочий Гаме, он должен был предоставить отчет со списком кораблей, оружия, артиллерии и солдат, находящихся под его началом, которые унаследовал его преемник (84).
Если этот документ точен, он показывает большую осторожность и такт со стороны Короны в отношениях с Д. Дуарте, возможно, мотивированные желанием предотвратить вспышку ожесточенной фракционной вражды между последователями дома Тарука и дома Видигейры. Д. Дуарте был явно не из тех, кто легкомысленно относится к своему статусу. Вместе с этим письмом Лопо Ваш вручил ему еще одно, гораздо более суровое письмо от Гамы, в котором ему приказывалось (как отмечалось выше) не покидать борт корабля; при этом Д. Дуарте, как сообщается, сделал выговор Лопо Вашу, напомнив ему, что его отец Д. Жуан де Менезиш повысил его до статуса кавалера в Северной Африке. Каштаньеда также сообщает, что у Д. Дуарте произошла резкая перепалка с Жуаном де Осорио, которого он считал простым letrado (и, следовательно, пренебрежительно называл его "бакалавром") и, таким образом, имевшим гораздо более низкий социальный статус, чем он сам. Несмотря на сильное нежелание передать бразды правления вице-королю, который, как он подозревал, вполне мог оказаться на смертном одре (в этом случае Д. Дуарте и его брат, по-видимому, полагали, что пост губернатора вернется к одному из них), он, как сообщается, в конце концов сделал это 4 декабря 1524 г. После этого Мексия, Осорио и Сампайо, как сообщается, вынудили Д. Луиша де Менезиша, который со своей стороны все еще находился в Кочине, оставаться на борту своего корабля, чтобы избежать дальнейших конфликтов.
Таким образом, все свидетельства указывают на ситуацию, в которой к началу декабря 1524 г. эффективную власть в Кочине осуществлял Афонсу Мексия в неустойчивом союзе с группой, ведущим элементом которой был Лопо Ваш де Сампайо (который, со своей стороны, в то время не скрывал своего презрения к ведору да фазенда). Только позже их союз стал прочным, в связи с крупным конфликтом, который мы будем иметь возможность обсудить ниже (хотя и вкратце), вспыхнувшим в 1526-1527 гг. в Кочине и других местах Португальской Индии по поводу преемственности на посту губернатора. Стоит отметить, что и Мексия, и Сампайо были людьми, которые, как и сам Васко да Гама, были относительно тесно связаны с Д. Хайме, герцогом Браганса; действительно, несколько лет спустя, когда Сампайо был в опале, герцог энергично ходатайствовал перед Д. Жуаном III в его пользу (85). Но этого было недостаточно, чтобы гарантировать немедленный союз в Индии, где на первом месте находились другие факторы, включая личные амбиции.
По мере того как его болезнь становилась все более серьезной, Васко да Гама решил переехать в дом на окраине Кочина, принадлежавший уже достаточно знакомой нам личности, Диогу Перейре, о Малабар. Этот коварный "старый специалист по Индии" и противник Албукерки постепенно создал огромную базу власти в Кочине; настолько, что, помимо ведора да фазенда и фактора, именно на него Мар Якоб ссылается в своем письме от 1524 г. как на авторитета в вопросах, касающихся торговли перцем. Кочинский раджа передал ему остров Вендурутти в гавани Кочина в качестве своего рода "феодального владения", и позже он служил посредником в 1530-е годы, в основании португальских крепостей Чалиам и Кранганор (86). Также считается, что Гама в это время проинструктировал главных фидалгу в Кочине, что они должны следовать инструкциям Лопо Ваша де Сампайо, если он станет недееспособным, а также в случае его смерти, до тех пор, пока не будут открыты документы о преемственности на посту губернатора. Гама, в отличие от любого из своих предшественников, имел при себе набор запечатанных писем от короля, в которых в порядке очередности указывался ряд преемников на случай его смерти. Позже эта практика стала обычным явлением, но в 1524 г. она еще была в новинку; и никто не знал, кто на самом деле был назначен преемником вице-короля. Д. Луиш де Менезиш на борту своего корабля в гавани Кочина, следовательно, все еще питал надежды, как и Лопо Ваш де Сампайо. Другой могущественный фидалгу, назначенный капитан Малакки Перо Маскареньяш, не уезжал из Кочина к месту своей службы до 1525 г.; неясно, не ждал ли он тоже, чтобы узнать, как сложится преемственность (87).
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
