Восход солнца на Плутоне:
Солнце было точкой света, низко над разворачивающимся горизонтом Лвов, окутанной сложными слоями перистых облаков. Солнце было в тысячу раз слабее, чем с Земли, но ярче любой планеты на небосклоне Плутона.
Внутренняя система представляла собой лужицу света вокруг Солнца, наклонный диск, достаточно маленький, чтобы Лвов могла накрыть его ладонью. Это был диск, который содержал почти все сотни миллиардов людей. Солнце не согревало ее поднятую руку, но она видела слабые тени, отбрасываемые солнцем на ее лицевой щиток.
Азотная атмосфера была динамичной. В перигелии — на ближайшем расстоянии от Солнца, к которому приближался Плутон — воздух расширялся до трех планетных диаметров. Метан и другие летучие вещества присоединялись к сгущающемуся воздуху, сублимируясь с поверхности планеты. Затем, когда Плутон отворачивался от Солнца и погружался в свою двухсотлетнюю зиму, в воздухе выпадал снег.
Лвов пожалела, что у нее сейчас нет оборудования для анализа атмосферы; она ощущала его нехватку как боль.
Она обошла впечатляющие достопримечательности: кратер Буйе, плато Томбо, хребет Лоуэлла. Она записала их все, прошлась по ним.
Через некоторое время ее мир Земли, информации и работы показался далеким, сверкающей абстракцией. Плутон был похож на сложную слепую рыбу, дрейфующую по своей двухвековой орбите и постепенно взаимодействующую с ней самой. Меняющую ее, как она подозревала.
Через десять часов после того, как они оставили место крушения, Лвов прибыла в точку под Хароном, называемую Кристи. Она подвесила скутер в воздухе, клубы газа удерживали ее против слабого притяжения Плутона.
Солнце было на полпути к зениту, как светящийся бриллиант. Харон висел прямо над головой Лвов, как туманно-голубой диск, в шесть раз больше Луны, если смотреть с Земли. Половина освещенного полушария спутника была повернута от Лвов к Солнцу.
Как и Луна, Харон был привязан приливными силами к своему родителю и во время своего движения по орбите был обращен одной и той же стороной к Плутону. Но, в отличие от Земли, Плутон также был привязан к своему близнецу. Каждые шесть дней миры оборачивались друг вокруг друга, постоянно обращенные одной и той же стороной, как два танцора в вальсе. Плутон-Харон был единственной значимой системой, в которой оба партнера были связаны приливными силами.
Поверхность Харона выглядела изрытой. Лвов увеличила изображение с помощью лицевой панели. Многие выбоины были глубокими и довольно правильными.
Она рассказала об этом Коб на интерфейсе.
— Люди Пула в основном использовали материал Харона для строительства червоточины, — сказала Коб. — Харон — это просто камень и водяной лед. В частности, там легче добраться до водяного льда. На Хароне нет таких неудобств, как атмосфера или слой азотного льда над водяным. И гравитация там меньше.
Создатели червоточины прилетели сюда на огромном, ненадежном ВЕС-корабле. Они собрали лед и камень с Харона и использовали их для создания тетраэдров из экзотической материи. Тетраэдры служили интерфейсами, концами червоточины. Один интерфейс был оставлен на орбите вокруг Плутона, а другой был с трудом доставлен обратно на Юпитер ВЕС-кораблем, который сам пополнил реакционную массу харонским льдом.
Такими грубыми средствами Майкл Пул и его люди открыли Солнечную систему.
— Они сами заварили кашу на Хароне, — сказала Лвов.
Она почти видела характерное пожатие плечами Коб. Ну и что?
Поверхность Плутона была геологически сложной, особенно здесь, в этой точке максимального приливного напряжения. Она пролетала над оврагами и горными хребтами; местами это выглядело так, как будто землю разбили огромным молотом, расколов ее на части. Она представила, что здесь было больше смеси внутреннего материала с поверхностным льдом.
Во многих местах она видела скопления необычных снежинок, которые замечала раньше. Возможно, это была какая-то форма эффекта замораживания, подумала она. Она спустилась, смутно думая о сборе образцов.
Она выключила двигатели скутера в нескольких ярдах над поверхностью и позволила маленькому аппарату упасть под действием слабой гравитации Плутона. Она ударилась о лед с мягким столкновением, но без теплового повреждения поверхности диаметром несколько футов.
Она сошла со скутера. Лед хрустнул, и она почувствовала, как слои сжимаются под ней, но трещиноватая поверхность выдержала ее тяжесть. Она посмотрела вверх, на Харон. Багровый спутник был огромным, круглым, тяжелым.
Она уловила проблеск света, дугу, прямо над собой.
Он тут же исчез. Она закрыла глаза и попыталась восстановить его. Линия, медленно изгибающаяся, как нить. Паутина. Подвешенная между Плутоном и Хароном.
Она посмотрела снова, настроив лицевую панель на оптимальное увеличение. Она не смогла восстановить видение.
Она ничего не сказала Коб.
— Кстати, я была права, — говорила Коб.
— Что? — Лвов попыталась сосредоточиться.
— Нестабильность червоточины, когда мы потерпели крушение. Это действительно вызвало волну Алькубьерре.
— Что такое волна Алькубьерре?
— От тетраэдра расширилась, всего на мгновение, область отрицательной энергии интерфейса. Отрицательная энергия исказила фрагмент пространства-времени. Фрагмент, содержащий флиттер и нас.
С одной стороны флиттера, сказала Коб, пространство-время сжалось. Как модель черной дыры. С другой стороны, оно расширилось — как повторение Большого взрыва, расширения в начале Вселенной.
— Волна Алькубьерре — это фронт в пространстве-времени. Интерфейс — с нами, встроенными внутрь, — перенесло дальше. Нас оттеснило от расширяющейся области в сторону сжатия.
— Как серфер на волне.
— Правильно, — голос Коб звучал взволнованно. — Теоретически эффект был известен почти со времен формулировки теории относительности. Но не думаю, что кто-либо наблюдал его раньше.
— Как нам повезло, — сухо сказала Лвов. — Ты сказала, что мы путешествовали быстрее света. Но это невозможно.
— Нельзя двигаться быстрее света внутри пространства-времени. Червоточины — один из способов обойти это; в червоточине вы проходите через ответвление в пространстве-времени. Эффект Алькубьерре — другой способ. Сверхсветовая скорость возникает из-за искажения самого пространства; нас несло в пределах искаженного пространства.
— Таким образом, мы не превышали скорость света в пределах нашего пространства-времени. Но само это пространство-время искажалось со скоростью, превышающей скорость света.
— Это звучит как мошенничество.
— Так подай на меня в суд. Или посмотри математику.
— А не могли бы мы использовать этот эффект Алькубьерре для управления звездолетами?
— Нет. Нестабильность и утечка энергии не допускают этого.
Одна из снежинок лежала почти неповрежденной, в пределах досягаемости Лвов. Она присела на корточки и всмотрелась в нее. Снежинка была, возможно, с фут в поперечнике. Внутри прозрачного льда была видна внутренняя структура в виде слоев трубочек и отсеков; она была очень симметричной и очень сложной. Она сказала Коб: — Это впечатляющий эффект кристаллизации. Если это то, что я думаю. — Она осторожно протянула большой и указательный пальцы и отломила короткую трубочку от края снежинки. Она положила образец на свою панель. Через несколько секунд был готов анализ. — В основном это водяной лед с некоторыми примесями, — сказала она Коб. — Но в новой молекулярной форме. Более плотной, чем обычный лед, своего рода стекло. Вода замерзла бы таким образом при высоком давлении — несколько тысяч атмосфер.
— Возможно, это материал из недр, полученный в результате хтонического смешения в этом регионе.
— Возможно. — Теперь Лвов чувствовала себя увереннее; она была заинтригована. — Коб, в нескольких футах дальше есть образец покрупнее.
— Успокойся, Лвов.
Она шагнула вперед. — Со мной все будет в порядке. Я...
Поверхность раскололась.
Левая нога Лвов упала вперед, в неглубокую яму; что-то хрустнуло под подошвой ее ботинка. Нити ледяных кристаллов, причудливо сплетенные вместе, закрутились и описали точные параболы вокруг ее ноги.
Падение, казалось, длилось целую вечность; лед наклонился к ней, как открывающаяся дверь. Она вытянула руки. Она не могла остановить падение, но смогла смягчить удар и удержала лицевую панель подальше от льда. Закончила падение, лежа на спине, почувствовав холод льда Плутона сквозь материал скафандра на своих ягодицах и икрах.
— ...Лвов? Ты в порядке?
Она обнаружила, что задыхается. — В порядке.
— Ты кричала.
— Правда? Мне жаль. Я упала.
— Ты упала? Как?
— Там была дыра во льду. — Она помассировала левую лодыжку; похоже, та не пострадала. — Она была прикрыта.
— Покажи мне.
Она поднялась на ноги, осторожно подошла к открытому отверстию и подняла свою компьютерную панель. Отверстие было глубиной всего в несколько дюймов. — Думаю, оно было закрыто чем-то вроде крышки.
— Придвинь панель ближе к яме. — Свет панели, управляемый Коб, осветил неглубокую ямку.
Лвов нашла кусок разбитой крышки. В основном это был лед, но на его нижней поверхности была текстура, вделанная нить, которая связывала лед и удерживала его целым.
— Лвов, — сказала Коб. — Взгляни на это.
Лвов отодвинула панель в сторону и заглянула в отверстие. Стены были довольно гладкими. У основания было скопление сфер размером с кулак. Лвов насчитала семь; все сферы, кроме одной, были разбиты, когда она споткнулась. Она взяла единственную неповрежденную сферу и повертела ее в руке. Она была жемчужно-серой, почти прозрачной. Внутри было что-то встроенное, дискообразное, сложное.
У Коб перехватило дыхание. — Ты думаешь о том же, о чем и я?
— Это яйцо, — сказала Лвов. Она дико огляделась вокруг, на открытую яму, яйцо, узоры из снежинок. Внезапно она поняла смысл этой сцены; это было так, как если бы изнутри Плутона засиял свет, осветивший ее. Интуитивно она поняла, что "снежинки" олицетворяли жизнь; они вырыли норы, отложили яйца, и теперь их тела из водяного стекла лежат, спящие или мертвые, на древнем льду...
— Я спускаюсь, — строго сказала Коб. — Нам нужно это обсудить. Ничего не говори внутренней системе; подожди, пока я не вернусь. Это может означать неприятности для нас, Лвов.
Лвов положила яйцо обратно в разрушенное гнездо.
Она встретила Коб на месте аварии. Коб загружала азот и водяной лед в сырьевые бункеры модулей жизнеобеспечения. Она подключила к модулям свой собственный скафандр и скафандр Лвов, подзаряжая их внутренние системы. Затем она начала вырезать компоненты ВЕС-привода из корпуса флиттера. Центральная камера привода была компактной, не больше баскетбольного мяча, и остальная часть привода была аналогичного размера. — Держу пари, я смогла бы заставить это работать, — сказала Коб. — Хотя это никуда бы нас не привело.
Лвов сидела на обломке разбитого корпуса. Она неуверенно рассказала Коб о паутине.
Коб стояла, уперев руки в бока, лицом к Лвов, и Лвов слышала, как она сосет напиток из соски в шлеме. — Пауки с Плутона? Дай мне передохнуть.
— Это всего лишь аналогия, — защищаясь, сказала Лвов. — Я специалист по атмосфере, а не биолог. — Она постучала по поверхности своей панели. — Это не паутина. Очевидно. Но если это вещество обладает хоть чем-то похожим на характеристики настоящего паучьего шелка, это не исключено. — Она читала, сидя за своей панелью. — Прочность паучьего шелка на разрыв в два раза выше, чем у стали, но он в тридцать раз эластичнее. Это разновидность жидкого кристалла. Он используется в коммерческих целях — ты знала об этом? — Она потрогала ткань своего скафандра. — Мы могли бы прямо сейчас носить паучий шелк.
— А как насчет отверстия в крышке?
— В Америке есть пауки, строящие ловушки. На Земле. Помню, когда была ребенком... пауки роют норы, выстланные шелком, с откидными крышками.
— Зачем делать норы на Плутоне?
— Не знаю. Может быть, таким образом яйца смогут пережить зиму. Может быть, эти существа, снежинки, ведут активную жизнь только в период перигелия, когда атмосфера расширяется и обогащается. — Она обдумала это. — Это подходит. Вот почему люди Пула ничего не заметили. Прошло всего пятьдесят пять лет с тех пор, как команда строителей была здесь, и даже тогда Плутон удалялся от Солнца. Год Плутона такой длинный, что мы все еще приближаемся к следующему афелию...
— Так как же они живут? — удивилась Коб. — Что они едят?
— В экосистеме должно быть нечто большее, чем один вид, — признала Лвов. — Снежинкам-паукам — нужен стеклообразный лед. Но на поверхности его мало. Возможно, существует какой-то биоцикл — растения или роющие животные, — который выносит такой лед на поверхность из недр.
— Это не имеет смысла. Слой азота над водяным льдом слишком толстый.
— Тогда откуда снежинки получают стеклолед?
— Не спрашивай меня, — сказала Коб. — Это твоя дурацкая гипотеза. А как насчет паутины? Какой в этом смысл — если это реально?
Лвов остановилась. — Не знаю, — неуверенно сказала она. Хотя Плутон/Харон — единственное место в системе, где можно построить паутину между мирами.
Коб поиграла с приспособлением от привода. — Ты уже кому-нибудь рассказывала об этом? Я имею в виду, во внутренней системе.
— Нет. Ты сказала, что хочешь поговорить об этом.
— Верно. — Лвов видела, как Коб закрыла глаза; ее мимика была скрыта мерцанием лицевого щитка. — Послушай. Вот что мы скажем. Мы здесь ничего не видели. Ничего, что нельзя было бы объяснить эффектами кристаллизации.
Лвов была сбита с толку. — О чем ты говоришь? Как насчет яиц? Зачем нам лгать об этом? Кроме того, у нас есть таблицы — записи.
— Таблицы данных могут быть потеряны, или стерты, или их содержимое изменено.
Лвов хотела бы видеть лицо Коб. — Зачем нам это делать?
— Подумай хорошенько. Как только Земля узнает об этом, эти твои снежинки-пауки будут защищены. Не так ли?
— Конечно. Что в этом плохого?
— Это плохо для нас, Лвов. Ты видела, в какой беспорядок люди Пула превратили Харон. Если эта система обитаема, быстрому кораблю с ВЕС-приводом не разрешат прилететь за нами. Ему не разрешат заправляться здесь. Нет, если это означало бы дальнейший ущерб местным формам жизни.
Лвов пожала плечами. — Значит, нам придется подождать более медленного корабля. Лайнера; такого, которому не нужно будет набирать здесь больше реактивной массы.
Коб посмеялась над ней. — Ты не очень-то разбираешься в экономике космических перевозок, не так ли? Теперь, когда систему пересекают червоточины Пула, как ты думаешь, сколько таких лайнеров все еще курсирует? Я уже проверила декларации. В эксплуатации все еще находятся два лайнера, способных совершить рейс туда и обратно до Плутона. Один находится в сухом доке; другой направляется к Сатурну...
— На другой конец системы.
— Верно. Ни один из этих кораблей не сможет добраться до нас, я бы сказала, в течение года.
У нас запасов только на месяц. В животе Лвов образовался пузырь паники.
