Но с людьми вообще сложно, не всякий эксперимент проведёшь и поставишь. А биологи вообще заявляют, что в модуляции голоса высших животных закодирован геном животного. На каком основании? А просто отслеживали поведение оленей во время гона, метили, радиоошейники навешивали и анализы делали. Давно установленный и доказанный факт, что животные при любой возможности стремятся спариваться с партнёром с как можно сильнее отличающимся геномом. И вот бегают самцы и трубят на все окрестности. Даже дети знают, что это они других самцов зовут на поединок. Ребята! Включите логику и здравый смысл. На фига самцу нужна драка ради драки? Гон у него для чего? Для драки разве? Нет, этот рев, прежде всего для самочек, которых самец зовёт себе в гарем. Ну, а если прибежит другой самец, чтобы чужих самочек отбить, ну, тогда и пободаться не грех. И вот удивительный факт, на призыв самца-родственника, даже не родного однопомётного, бывает по два оленёнка в одном помёте, самки не реагируют. При этом, информация о генокоде животного закодирована ещё и в запахе кожного секрета, это тоже доказали, хоть пока не смогли эти коды расшифровать. Но не зря ведь ещё в средневековье дамы дарили своим ухажёрам платочки со своим вензелем, политый духами нюхать и вспоминать свой предмет. Вот только романисты не опускались до такой прозы, вроде мелочи, дама этим платочком обязательно обтирала свою подмышку или складку в паху, чтобы был её неповторимый запах, а духи — это уж так, оправа...
А я, будучи музыкантом, с огромным интересом всегда собирал разные факты и даже курьёзы из области звуков и голоса. И хорошо понимаю, что к голосу нужно относиться очень трепетно и уважительно. Я совершенно не собираюсь посвятить свою жизнь изучению этого феномена и его загадок, вот делать мне нечего. Но осознавать глубину и серьёзность явления — это тоже важно, особенно, если планируешь с ним соприкасаться и работать. Я теперь мог уже не отграничиваться шёпотом, но и надрывать голос не собирался. В плане лёгких тренировок связок вполне хватало небольших регулярных распевок, вроде мычания, как делают буддистские монахи, когда тянут свои мантры. А для разработки и тренировки дыхания инструктор по лечебной физкультуре притащил мне несколько штук дыхательных тренажёров, с которыми я в течение дня обязательно занимаюсь, интересно даже. Есть изогнутая Г-образная трубочка, на коротком конце которой сделана небольшая воронка, в которой лежит плотный пластиковый шарик, и чтобы он не улетел случайно, вокруг сделана проволочная оплётка. Когда дуешь в другой конец трубки, воздушный поток поднимает шарик, и он иногда даже вращаться начинает. Вот и можно регулировать силу воздушного потока, чтобы шарик приподнимался на определённую высоту, а можно стремиться к максимальной длительности выдоха. В обоих вариантах есть свой смысл. Другой тренажёр при выдохе чем-то сродни милицейскому свистку, без звука он создаёт вибрацию воздуха, которая передаётся в бронхи и вроде бы очень полезна для них, можно сказать, такой своеобразный воздушный колебательный массаж. Третий — представляет собой мешок с полузакрытым клапаном. Когда дышишь в него, вдыхаемый воздух наполовину состоит из твоего выдоха, то есть несёт в себе повышенный процент углекислого газа, что тоже является стимуляцией дыхания. И другие, хотя, на самом деле эти дыхательные тренажёры не для моего случая, почти все они для астматиков, но некоторые, оказалось, вполне возможно приспособить под мою ситуацию. Оперировавший моё лёгкое Алексей Викторович несколько раз заходил слушать мои лёгкие, и снимки делали. Сказал, что послеоперационное восстановление у меня прошло вполне успешно, лёгкое расправилось и дышит, а на снимках никаких подозрительных затенений...
Если в двух словах, конец ноября. День рожденья мы тихо отметили в палате. Напоследок устроили мне небольшой марафон по всем имеющимся исследованиям, взяли все мыслимые анализы, меня посмотрели практически все специалисты, постукали, послушали, пощупали, маньяки, чесс слово, чего тут щупать-то, тоска, а не тело девичье, скелет кожей обтянутый. Мне кажется, что если только результаты осмотров всех приглашённых специалистов написать на бумаге, моя история болезни должна быть толщиной в ладонь, если не больше. На самом деле, предполагаю, что моя история болезни состоит уже даже не из пары таких томов. Я уже закончил диктовать Але "Сумеречный дозор". Вы можете спросить, почему нам для этого понадобилось так много времени? Дело в том, что диктовал я далеко не каждый день. Чаще мы с Алей просто молчали взявшись за руки. И не знаю, кому из нас это было нужнее. Алечка уверяла, что ей, что после всего случившегося, она так перепугалась, что может меня потерять, что ей просто физически нужно чувствовать меня рядом. Знаете, если бы мне кто-нибудь раньше сказал, что я буду часами молчать рядом с любимой девушкой и при этом млеть и таять от затапливающей меня нежности, я бы точно не поверил. А как же руки не распустить, не залезть шаловливыми лапками под юбку, не потрогать и не погладить все самые нежные и мягкие округлости, ну, хотя бы в глаза заглянуть поглубже и само собой очень быстро такие гляделки превратятся в поцелуи, а последние в кувыркания в постели. А тут мы можем даже в глаза друг другу не смотреть. В какой-то миг мне хочется поцеловать её пальчики, и я поднимаю её ручку и приникаю к её пальчикам. А после отпускаю, и мы молчим дальше, нам ничего больше и не нужно. В другой момент, она вдруг тихонечко касается моего лица и проводит пальчиками от виска по скуле, дальше вниз к щеке и подбородку, или зарывает свои пальцы в мои отросшие волосы с чёрными корнями, а я замираю как Мульча, которой нравится такая ласка. Нам почему-то совершенно не нужны слова. И при этом я не имею ни малейшего представления, о чём она думает. Я не читаю её мысли, как и она мои. Мне как-то попалась мысль, что с по-настоящему любимым человеком очень приятно разговаривать и это можно делать почти бесконечно долго и это неописуемое удовольствие. А вот с родным человеком рядом можно просто молчать, и это может быть даже приятнее любых разговоров. Да и какие разговоры, если я представить себе не могу, как можно словами объяснить и рассказать, что я к ней чувствую, как я ей благодарен, как она важна для меня и что она уже давно стала, словно частью меня. Как описать, что значило в темноте, в которой я был во время беспамятства, услышать её голос, как она звала меня? Как...
В день выписки за мной приехала Аля с Васей. За время нахождения здесь из дома в палату перебралась не только котейка. Василий набил вещами полный чемодан и две сумки. Оказывается, есть примета, что если не хочешь вернуться в больницу, нельзя в ней ничего своего оставлять. Даже какие-нибудь стоптанные тапочки, которые носил в больнице и которые только выкинуть, надо увезти с собой. Выкинуть можно и по дороге, но не оставлять в палате. Вот таких ненужностей, на выброс, которые были принесены или куплены специально и только для больницы набралась почти целая сумка. Её нужно будет выкинуть на какую-нибудь помойку по пути. Мульча в переноску не полезла, а гордо шагала впереди нас. Обходить отделение и прощаться со всеми я был физически не в состоянии. Оба моих лечащих врача и заведующий зашли ко мне попрощаться, когда отдавали выписные документы. А сейчас даже не поддерживаемый Василием, а он меня фактически несёт, мы спускаемся в приёмный покой. На главном выходе нас ловят какие-то мутные личности, о чём сообщил постовой милиционер и договорился, что нас выпустят через приёмный покой, а Василий будет иметь возможность подъехать по пандусу для скорой помощи к самым дверям. Не думаю, что нести меня ему очень трудно. Вася вообще сильный парень, а во мне веса осталось всего сорок один килограмм. Сказочная мечта сумасшедшей анорексички...
Конец ноября. Мы с Алей обнявшись сидим на заднем сиденье, Мульча почти целиком залезла в свою переноску и оккупировала переднее пассажирское сиденье. Даже не верится, что я, наконец, вышел из больницы. Вокруг уже всё присыпано беленьким свежим снежком и не верится, что здесь продолжается совершенно обычная жизнь, как шла до этого, и будет идти дальше. А в это же самое время я лежал в палате растянутый вытяжением, проткнутый стальными спицами и безумным счастьем было иметь возможность хотя бы немного повернуть голову...
Был у нашего гитариста друг, с которым они дружили с детского садика, я даже имени его не знаю, так и запомнился он мне старлеем Некрасовым. Гитарист у нас был мужик взрослый, вырос ещё с Советском Союзе, вот и Некрасов успел крепко застать Афган, потом пострелять в Приднестровье, в Чечню он просто не поехал, а на наши пьяные подколки только матерился. Как он сам себя называл "вечный поручик", звание в русской армии как раз соответствующее старшему лейтенанту. После училища имени Верховного Совета, оно же генеральское училище (список окончивших его генералов даже на паре десятков памятных плит не поместится), участник всех парадов на Красной площади, оно же училище Кремлёвских курсантов, оно же с самой революции — кузница самых верных революции командных кадров для пехоты Красной Армии, принял взвод где-то возле Самарканда и, одурев от скуки, водки и жары, накатал рапорт с просьбой отправить исполнять интернациональный долг. Вот тоже загадка. В каких только местах по всему нашему шарику наши военные не воевали, а вот долг оказался только перед афганцами. Да и ладно, не надо к словам цепляться. Роту и старшего лейтенанта получил сразу, едва оказался за речкой, Пяндж называется. И не была его рота какой-то супер-пупер спецназовской или крутейшей ГРУшной разведкой, даже обычной разведкой не была. Обычная мото-стрелковая рота самого обычного мото-стрелкового полка. Самая, что ни на есть пехота — соль земли, махра и царица полей. Правда здесь больше были горы и камни, мерзейшая погода высокогорья, когда ночью даже сопли в носу на пронизывающем ветру замерзают, а днём загорать можно. Один раз с полком даже поучаствовал в штурме Рухи, в конце очередной пандшерской операции. Толку, правда, от неё оказалось — шиш, да кумыш. Но зато генералы наверно отчитались с картами и нарисованными стрелками и звёздочки свои за это получили. Он не завидовал и не топал ножками в негодовании. Сам если дослужит, то же самое станет делать. А здесь была служба, гепатит, холера, совсем зелёные пацаны, пристрастившиеся к местной дури и валяющиеся по всем закуткам обкуренные и обоссанные. А ещё были контры с комбатом и командиром полка, когда отказался своих заболевших пацанов отправлять в составе охранения. Ну, да. Это в Союзе с гепатитом в госпиталь до полнейшего выздоровления и карантинные мероприятия в части. А здесь заболевших просто сводят в отдельные подразделения и таких же заболевших сержантов старшими над ними. Часто в роте из четырёх взводов — три жёлтеньких. Вообще, примерно половина местный гепатит переносят достаточно легко, ну, да, печёнка болит и лучше не устраивать никаких физических нагрузок, но постовую и дозорную службу нести вполне способны. Может и не стоило упираться, съездили бы на броне два жёлтеньких отделения, тогда с ленточкой ничего страшного не случилось. Но вот попала шлея, и упёрся, показалось, что если отступит, то свой командирский авторитет уронит. И стала его рота вечно караульной. Три раза из четырёх караулы менялись своими же ротными, а взводные начкарами через сутки заступали. И уже лежало у командарма на подписи представление на выслуженного по календарю капитана. На груди Красная Звезда и медаль За БэЗэ. Месяц до замены и через полгодика не пыльной службы в Союзе прямая дорожка в академию. Но, как на зло именно в это время вырезали пять постов и секретов и до кучи блок-пост на трубопроводе, по которому в полк качали воду и горючку. Для защиты этой трубы блок и был поставлен. Не пришлые какие резали, а местные из соседнего кишлака. Это же ежу понятно. Ведь под шумок, суки, не меньше пяти тонн соляры из трубы слить успели, а она именно местным нужна, наши же белорусские трактора заправлять. Идейным моджахедам солярка даром не упёрлась. Пять тонн соляры и больше двадцати наших парней, а ведь этим крестьянам наши солярку и так почти даром отдают. А ведь предлагал, ходил, доказывал, что нужно со стороны кишлака дополнительных наблюдателей выставлять. Может и их бы так же вырезали, но как оправдание для себя вполне пошло. И пока бумаги на погибших заполнял и писал письмо родителям погибшего лейтенанта Мишки Белоглазова, только месяц, как из Союза, напился. В себя пришёл уже раздетый в камере полковой губы. Четвёртые звёздочки не дали, хорошо, что хоть третьи не осыпались. Комбат набитую физиономию в общем то простил, а он остался на ещё один срок, потом ещё один и вышел вместе с армией в Союз уже почему-то в голубой тельняшке и берете, хотя в жизни с парашютом не прыгал. Четвёртые звёздочки так и не дали, но по совокупности одарили "Большим Концертным Залом",
* * *
какими-то двумя афганскими висюльками и отправили в Приднестровье, где вскоре стало неуютно. Чего зачесалось местным цыганам в независимость поиграть и примазаться к самой бедной стране Европы? Спросите, чего попроще. Здесь пришлось пострелять немного больше. С удивлением узнал, что город Бендеры к бандеровцам отношения не имеет. Потом как раз был в отпуске, когда оказалось, что дивизию выводят и ехать служить неизвестно куда совсем не хотелось. Два месяца обивал двери кабинетов московского штаба, потом чуть не завели дело за дезертирство, что два месяца отлынивал от службы. А потом тихо-мирно уволили, не нужна стала России такая могучая армия. По какой-то издёвке судьбы, от штаба до районного военкомата оказалось всего три квартала пешком...
Но я это вспомнил не для того, чтобы поплакаться о судьбе вечного советского поручика. В своё время меня поразил его рассказ о том, что возвращаясь с войны больше всего по мозгам било то, что здесь в то время, как кто-то не расставался с автоматом или выплёскивал на снег свою красную дымящуюся горячую кровь, всё было настолько мирно и безоблачно. Диссонанс был такой сильный и страшный, что у некоторых сносило мозги, вплоть до психушки и смирительных рубашек. Тогда я слушал это, пытался представить, но прочувствовал до самого нутра только сейчас. Даже между моей палатой и окружающей реальностью. Действительно, машина аккуратно прокладывала свой путь по совершенно мирным и спокойным улицам. Люди спешили по своим делам, откуда только можно хищно щерилась разномастная оголтелая полуголая белозубая реклама, моргали светофоры, даже в небе не по сезону вылезло радостное зимнее солнышко... От такого правда может поехать крыша...
Дома пришлось решать, где я хочу обосноваться. Лифт в доме не был запланирован, с чего бы? А лестница между этажами пока для меня стала неодолимым барьером. Я выбрал второй этаж, по сути, пожертвовал только кухней и столовой. А вот студия и спальня наверху. Санузлы есть везде. И мне кажется, что я скоро смогу перемещаться по этажу на коляске, которую мне дали с собой в больнице. Мульча с радостным мявом умчалась проверять свои владения. А пока Василий отнёс меня в столовую, где уже суетилась Ниночка и ей пыталась помогать маленькая Ленуська. Меня усадили в кресло, и малявка тут же вскарабкалась мне на колени, совершенно прямо и непосредственно заявив, что они у меня стали твёрдыми и неудобными. Меня расцеловали в обе щёки, испачкали стянутым где-то шоколадом и сообщили, что очень любят, потому, что я хорошая, и она очень скучала, даже когда с бабушкой за грибами ходила. И она сама воооот такенный гриб нашла... Я не столько ел, сколько наслаждался домашней атмосферой и словно разлитой вокруг любовью, домашним уютом и теплом... А через час с небольшим Вася отнёс меня наверх в спальню, я повалялся пару часов, отдохнул и смог выдержать помывку, чтобы смыть с себя больничные запахи и сменить всё бельё. А вот счастливым и дома я себя по-настоящему почувствовал, когда мне под бочок привалилась голенькая Аля, ну, привыкла она так спать, неужели я её отговаривать стану. Мы обнялись, тесно прижались и я даже не понял, когда нахлынувшую волну счастливой радости сменил светлый и добрый сон...
