Щитом и мечом

— Что?! Да как вы смеете перечить мне, князю... — Он не стал называть имени. Вместо этого гаркнул что было мочи спутникам:

— Господа! А ну-ка давайте проучим сих невежд!

Прибывшая с ним кодла, мигом забыла о готовящемся развлечении, переключившись на другое. Напрасно Иван выкрикнул, что мы люди государевы и служим в СМЕРШЕ. Пьяной компашке было на всё плевать.

Нас быстро взяли в кольцо. Все, подобно цепным псам ждали лишь одного — команды "фас", которая должна была исходить от главаря.

К сожалению, и наши шпаги, и пистолеты остались в дормезе. Нападавшие тоже были без оружия, хотя это немногим уравновешивало шансы.

— Знаешь что, Ваня... — хохотнул я. — Эти люди добрых слов не понимают, и, похоже, нам сейчас придётся доказывать, что их кунг-фу — херня по сравнению с нашим.

— Точно, братишка! Жаль, что драки в кабаках становятся недоброй традицией... Погнали!

В эту секунду охочий до весьма непритязательных развлечений люд, ринулся на нас, рассчитывая смять первым "кавалерийским" наскоком. Не на таковских напали. Я, конечно, драться умею, но Иван... о, это нечто! Он завертелся подобно юле, умудрившись при этом сбить с ног двух или трёх противников. Свалившись на земляной пол трактира, те в свою очередь послужили изрядной помехой своим товарищам. В результате стихийно образовалась быстро растущая куча-мала.

Я тоже в стороне не остался. Ломанулся вперёд, пыхтя как паровоз и столь же энергично работая локтями-поршнями. Численное превосходство не всегда бывает на руку противникам. Иногда этот фактор можно обратить и в свою пользу, особенно, если нападающие больше мечутся как бараны и мешают друг дружке.

Ещё немного и стало ясно: ватага, которую притащил с собой так и не представившийся князь, опытом реальных кулачных боёв стенка на стенку не обладала. Правда, на подмогу уже мчался более грамотный в этих вопросах люд — гайдуки, лакеи, форейторы, но им было не подступиться к нам на близкое расстояние, мешали тела поверженных господ. К тому же прислуга, в отличие от хозяев, быстро выяснила, что им противостоят служивые из весьма важной государственной канцелярии, и это весьма отрезвляюще подействовало на практичные головы. Теперь вся дворовая свора не столько желала сцепиться с нами, сколько вытаскивала с поля боя тела потерявших сознание дворян. Жаль, что мы не могли рассчитывать на помощь. Никто из фактически выброшенных на улицу путников и прочих завсегдатаев трактира не изъявлял желания встать на нашу сторону.

Сложно сказать, каким был бы итог этой битвы и кто бы одержал в ней верх, но ситуация внезапно переменилась. Комната вдруг заполнилась дымом, стало невозможно дышать. Все бросились к выходу. Образовалась свалка из кашляющих, чихающих и размахивающих руками людей.

Когда все оказались на свежем воздухе, взору представилась нерадостная картина: трактир пылал, подожжённый сразу с нескольких концов. Княжеская свора добилась своего.

Несколько минут мы наблюдали в тягостной тишине. Потом округа наполнилась людом, спешившим сбить огонь и не дать перекинуться на другие дома.

Под этот шумок княжеская кавалькада тихо улизнула.

Мы нашли дормез нетронутым за единственным исключением: кто-то вырубил кучера и оставил валяться без сознания на облучке.

— Всё! — громко заявил Иван, вытирая разбитые губы. — Как только в Питер возвернёмся, я этого князя долбанного найду и самолично в землю закопаю!

— Можешь рассчитывать на меня, — заверил я, проверяя самочувствие кучера. Тот постепенно начинал оживать.

Глава 7

В Марфино следователи прибыли утром рано, сняли пару комнат (по одной на брата, чего тесниться?!) на постоялом дворе, наскоро поснедали и на сытый желудок отправились в монастырь пешком, оставив кучера присматривать за лошадьми и дормезом.

Покуда шли, глазели на городок да на обывателей. Ничего примечательного не обнаружили: городишко так себе, махонький, скромный. В меру грязный, как и полагается в сию пору года. "Грязенбург", — пошутил Пётр Елисеев. Каменные строения наперечёт, на главном "прошпекте" всего два: дом купца второй гильдии Кухтина да его же лавка, у крыльца которой стоял бойкий зазывала и чуть ли не силком затаскивал посетителей. При виде двух благородных господ он ещё сильнее оживился, замахал руками, бегло затараторил, расхваливая товар. Следователям стоило больших трудов отвязаться от него.

Праздного народа не наблюдалось. Все куда-то спешили, что-то делали. Даже нищих, коих всегда с избытком, по дороге не встретилось.

Поднявшись на пригорок, узрели в полутора вёрстах отсюда позолоченные маковки монастыря.

Место для святой обители выбрали тихое, благолепное. От суетливого городка с шумным торжком подальше, к леску и неторопливой речке поближе.

Ивану тут нравилось. Уютно, покойно, ещё и обустроено с умом, с готовностью на всякий возможный случай: ни дать ни взять крепостица, с наскока не возьмёшь. Стены высокие каменные, бойницы, ров с перекинутым деревянным мостком. Внутри так просто не окажешься: у самого мостка поставлены рогатки, подле них строгий солдат в выцветшем зелёном кафтане, не пускавший никого, кроме братьев-черноризцев. Остатний люд проходил мимо, поклоны бил да крестился.

Пришлось Ивану показывать грамотки.

— Давно тут поставлен, служивый? — спросил он, заприметив, что рогатки сколочены из свежей древесины.

— Почитай с того дня, как настоятеля живота лишили. Прежде тут токмо один сторож охранял, — ответил солдат, возвращая бумаги. — Можете проходить, господа, всё в порядке у вас.

Сразу за мостком начиналась наезженная дорога, ведущая в монастырский двор.

Здесь сильно пахло навозом, свежим сеном, дымом, готовящимся хлебом и ладаном. Пустопраздних не водилось. Каждый занимался своим делом. В серой грязи у колодца лошади ожидали, когда наполнится колода, выдолбленная из дерева, дородный черноризец тянул из глубины тяжелое ведро.

Прибытие следователей заметили. Не успели они и шага пройти по святой земле, как обнаружили, что в их сторону осанисто шествует львиногривый бородатый монах, одетый в рясу из дорогого сукна. В руках у монаха был сучковатый посох.

После короткого представления, выяснилось, что перед ними келарь, который заправлял монастырём, покуда владыка не назначит нового настоятеля, взамен убиенного. Звали монаха Азарием.

— Благослови, отче, — попросил Иван, опускаясь на колено и целуя Азарию руку.

Петр поступил таким же образом.

Келарь размашисто перекрестил обоих.

— Благословляю, дети мои!

— Скажи, отче, найдётся ли в святой обители местечко, где можно было бы переговорить с глазу на глаз, — сказал Петр Елисеев, вставая.

— Отчего ж не найтись? Найдётся. За мной ступайте. У меня в келье поговорим. Никто нас не услышит.

— Коли так, веди, отче.

Они прошли по длинной тёмной галерее с высоким потолком, по обе стороны от которой стояли крепкие дубовые двери. Такие, пожалуй, разве что тараном выбьешь, прикинул про себя Иван.

Келья Азария была в самом конце. Рассадив гостей, келарь ненадолго отлучился, пояснив:

— Вы должно быть проголодались. Распоряжусь, дабы братия еду сюда принесут. Ни к чему вам в трапезную идти.

— Благодарствую, — кивнул Иван, успевший нагулять аппетит.

Дело, как водится, молодое: после променада на свежем воздухе аппетит токмо возрастает.

В дверь постучались. После разрешения в келье появились молоденький чернец, сноровисто заставивший стол кушаньями. Также сноровисто он выскользнул обратно, будто его не было.

— Вознёсем молитву Господу, — вздел очи вверх Азарий.

Сыщики поддержали. Закончив, келарь провозгласил:

— Прошу, гости дорогие, откушать...

— Чем бог послал, — непонятно хмыкнул Пётр Елисеев.

Все приступили к трапезе.

Кормили в монастыре просто, но сытно. Ублажив желудки, гости перешли к тому, зачем приехали.

— Поведай нам, брат Азарий, обстоятельства гибели настоятеля, — вытерев губы, попросил Пётр. — По какой причине злодеи на живот его покусились, греха страшного не испугались?

— Ежли по правде говорить, то вряд ли могу быть полезным.

— Почему, святой отец?

— Причина простая. Не было меня в тот день в городе. Я за книгами духовными в Нижний Новогород уезжал. Когда вернулся, тогда и узнал весть страшную.

В этот миг в келье снова появился чернец. Он что-то прошептал на ухо келарю и, когда дождался благословляющего кивка Азария, робко, пятясь как рак, удалился.

Поведение его показалось Петру странным, он пристально вглядывался в чернеца, будто находил что-то знакомое. Однако потом мотнул головой, отгоняя дурные мысли, и попросил Азария продолжать рассказ.

— Ничего страшного, что вас в тот день не было. Расскажите все, что удалось узнать к этому моменту.

Азарий знал много, но недостаточно. В отличие от монахов настоятель жил отдельно, его келья, а по сути, небольшой домик, располагалась отдельно от монастырских жилищ. Это была единственная роскошь, которую отец Ларион (так его звали) мог себе позволить.

Ещё одно важное дополнение: именно в домике отца-настоятеля держалась монастырская касса. Для этих целей в келье соорудили потайную комнату, доступ к которой преграждала дополнительная кованая решётка из прутьев толщиной в большой палец.

— И что касса? — заинтересовался Пётр.

— Не тронули её, супостаты. Добраться не смогли. Уберёг, Господь, — сказал келарь и размашисто перекрестился.

— Бл-и-и-н! Да сколько можно?! — утомлённо пробурчал Пётр, которому пришлось повторять действия отца Азария в очередной раз.

Однако своё недовольство следователь выказал столь деликатно, что келарь ничего не услышал и не увидел.

— То есть грабители не пытались найти кассу? — спросил Иван Елисеев.

— Отчего ж не пытались, — хмыкнул Азарий. — Ещё как пытались. В келье всё, что могли, разворотили. Только решётка им не поддалась. Или испуг их пронял. Побоялись, что застукают и убежали.

— Получается, что ушли несолёно не хлебавши? — изумился Пётр.

— А что у человека божего взять можно? На кассу покушались. Боле не на что было.

— И что, велика касса, ежели ради неё на душегубство пойти можно?

Глаза келаря недовольно сверкнули, но он сдержал гнев.

— Иной ради копейки готов удавить ближнего своего, — изрёк Азарий.

— Согласен, — произнёс Пётр. — Но ведь в нашем случае не о копейках речь? Я правильно понимаю?

Азарий вздохнул и вполголоса (словно боялся, что услышит тот, кому не положено) назвал сумму. На лицах следователей отразилось удивление. Монастырская казна была лакомым кусочком, за который могли лишить живота не только настоятеля и сторожа.

— Что же это вы такую прорву денег без должной охраны оставили?! — в сердцах воскликнул Иван.

— Говорил я отцу Лариону, чтобы он сим озаботился, да токмо не послушался настоятель. Не верил, что на святую обитель польстятся. В нас верил, в стены крепкие верил...

— Подвела вера, — грустно сказал Иван. — Но откуда в монастыре такая прорва денег?

— Земли здешние издревле Долгоруким принадлежали. Тут всё их было. Они о монастыре памятовали и заботились. Отсюда и богатство наше проистекает, — неохотно пояснил Азарий.

Иван нахмурился. Долгорукие впали в немилость императрицы Анны Иоанновны. Было за что: семейка давно лезла во власть. Сначала вертела юнцом Петром Вторым через молодого прощелыгу Ивана Долгорукова (тот стал другом и фаворитом для слишком неопытного отпрыска из колена Романовых на троне), даже невесту юному царю подыскала — Екатерину, что доводилась фавориту родной сестрой.

После внезапной смерти императора хотели провернуть аферу — водрузить обманным путём на престол Екатерину Долгорукую, которая так и осталась невенчанной царской невестой. Потом было участие в Верховном совете, знаменитые кондиции, разорванные Анной Иоанновной по восшествии на престол. Разумеется, императрица ничего не забыла и не простила. Близость к Долгоруким стала опасной.

Эти мысли быстро пронеслись в голове Ивана. Пётр, который благодаря знаниям, полученным от племянника, успел разобраться в хитросплетениях текущего исторического момента, сделал для себя схожие выводы. Монастырь не трогали, но, скорее всего, пока. Стоило взять на заметку.

Следователи попросили отца Азария показать домик, в котором жил настоятель. Сам келарь был занят. И потому вместо себя отправил прислуживавшего им чернеца.

Голос у молодого человека оказался на удивление высоким, как у женщины. Пётр, слушая его, морщился каждый раз, будто от зубной боли.

Домик настоятеля, как и большинство монастырских строений, был выложен из камня, стены покрыты белой штукатуркой. Внутри царила чистота. Каждая половица отскоблена-отмыта, на полках ни пылинки. Лики святых в "красном" уголке торжественны и приветливы. Горела масляная лампадка, распространяя вокруг сладковатый аромат. Сквозь окна пробивались яркие солнечные лучи.

Топить не требовалось, в доме было сухо и тепло, однако оба следователя ощутили холод, будто в зимний день.

— Не похоже, чтобы тут обыск был, — произнёс Пётр, оглядывая нехитрое убранство.

Жил настоятель и впрямь бедновато. Всё просто и буднично, подчинено единой цели — служению Господу.

— Ответ простой, — напомнил о себе молоденький чернец. — В порядок пришлось всё приводить. В надлежащее состояние. Вон, полы братия заново стелила, а то одни щепки остались.

— Понятно, — согласился Пётр.

Он зачем-то подмигнул монаху, и тот вдруг зарделся как барышня.

— Настоятеля как убили?

— Пытали его, — потупившись, пояснил монашек. — По всему видать, сердце не выдержало. Кровищи было...

— И что, ни одна душа пыток не услышала? Криков, стонов? Или когда ломали всё... Блин! Да тут, когда доски трещали, во всей округе собаки лай должны были поднять!

Монашек отрицательно помотал головой.

— Неправда ваша. Какие собаки?! Тут хучь из пушки стреляй — ничего снаружи не услышишь. Хорошо дом сработан, на века!

— Коли так, — с сомнением вздохнул Пётр. — Ладно, на слово поверим.

— Думаете, обманываю? — плачущим тоном произнёс чернец.

— Следствие установит, — туманно сказал Пётр. — Настоятеля, как мы выяснили, пытали, что могло послужить причиной его гибели. А сторожа как убили? Тоже пытки?

— Зарезали, — спокойно сказал монашек. — Токмо есть одна странность...

— Что за странность?

— Сторож службу знал. Исправно нёс, без замечаний. Никого постороннего не впустил бы. А тут сам ворота открыл, ломать не пришлось.

— То есть открыл кому-то знакомому? — ожидающе уставился Пётр.

Монашек пожал плечами. Дескать, вы следователи, вам и решать.

Поняв, что больше толку не добьются, следователи отпустили его с миром, а сами пока остались в доме настоятеля.

— Что, братишка, мысли какие-нибудь появились? — спросил Пётр, которому порученное дело совершеннейшим образом не нравилось. Оно казалось гнилым и безнадёжным с самого начала и походило на предлог, под которым их убрали из столицы. А если расследование закончится пшиком, тогда последствия могут статься весьма неприятными.