Омонье слегка усмехнулась. — Вы даже не конкурент.
Теперь, когда его восприятие изменилось, он понял, что комнаты не были лишены индивидуальности. Здесь было несколько предметов, расставленных аккуратно и продуманно, как экспонаты в галерее. Если бы комнату действительно прибирали до их прибытия, все они были бы изъяты, сданы в архив или уничтожены.
Его пальцы легли на тяжелую черную книгу, том с конспектами лекций по истории, написанный Альбером Дюсолье. Он перелистал тонкие, прочные страницы, вспомнив о том времени, когда посещал те же занятия, и удивившись привязанности Тенч к такому архаичному формату. На обложке книги было личное посвящение самого Дюсолье, верховного префекта в то время, когда он делал эту надпись.
Ингвар. Самой умной из нас. Иди далеко, но не слишком.
Альберт.
— Легкое чтение перед сном, — вполголоса заметил Дрейфус. — О жизни и временах Брони, включая наши самые большие неудачи.
— Это подходит.
— Дюсолье рано разглядел ее талант. И, возможно, что-то еще.
— Не слишком ли сильно она вкладывалась в свою работу, жертвуя всем остальным ради Брони?
— Вряд ли это худшее преступление. — Дрейфус двинулся дальше. При его приближении вертикальная поверхность раздвинулась, открывая небольшой, но упорядоченный гардероб с заранее наколдованной одеждой. Это была ее гражданская одежда, но из-за своей формальности, траурных оттенков и полного отсутствия украшений она вполне могла бы сойти за форменную. — Вы когда-нибудь видели Ингвар без формы?
— Не думаю, что я когда-либо видела ее вне дежурства. Такое ощущение, что в нерабочее время она вообще не существовала.
Дрейфус задумался, видел ли он когда-нибудь Тенч в столовой или в какой-либо из зон отдыха.
— Мне пришлось приложить больше усилий, — сказал он, представив, как Тенч проводит свободное от работы время, ужиная в одиночестве в этих комнатах, в компании с изнурительными уроками Альберта Дюсолье.
— Каждый из нас выбирает свой собственный путь, — сказала Омонье, прежде чем слишком глубоко погрузиться в самобичевание — по крайней мере, на этот счет. — Мы не должны смотреть на все это и делать вывод, что она была несчастлива или что в ее жизни чего-то не хватало. Возможно, этого было достаточно, чтобы Ингвар почувствовала полное удовлетворение.
Дрейфус мрачно кивнул, надеясь, что она права, но отнюдь не убежденный.
— Что вы думаете о предположении Бодри? — спросил он.
— Лилиан просто высказывает подозрение, которое возникало у большинства из нас. Я не осуждаю самоубийство. Вой знает, что я достаточно часто задумывалась об этом, когда была под скарабеем. Если бы Ингвар действительно решила покончить с собой, я бы не только опечалилась, но и поняла ее.
— Но вы не можете представить, чтобы она выбрала именно такой способ покончить с собой.
Омонье оглянулась на него. — А вы можете?
— Не совсем. — Он кивнул на книгу. — Не с такой преданностью нашим ценностям. Она бы не сделала ничего, что причинило бы неудобства или смутило вас или Броню. И она бы сначала закончила свою смену и заполнила свой ежедневный отчет.
— Я согласна. Это было не самоубийство. Проблема в том, что мы с вами не можем этого доказать.
— Это только начало.
Рука Дрейфуса коснулась прочной черной коробки, одиноко стоявшей на пустой полке над маленькой, аккуратно застеленной кроватью, которая была вдвинута в нишу комнаты. Коробка была с медной застежкой и откидной крышкой. Он открыл ее и заглянул внутрь.
Беспорядок в ней резко контрастировал с царившим снаружи порядком.
Он перебирал предметы. Картинки, украшения, сувениры на память. Детский рисунок: две фигурки взрослых, раскрашенные в основные цвета. Обрывки стихов, разноцветное перо, заколка для волос. Прядь волос. Он извлек одно из изображений, ощутив глянцевую текстуру. Это был фотоснимок, химически закрепленный на бумаге. Маленькая девочка, сидящая на берегу озера, свесив ноги в воду.
Он предложил старинный сувенир Омонье. Она взяла его и осмотрела своим обычным рассудительным взглядом.
— Это может быть сама Ингвар или ее дочь.
— У нас есть имя?
— Хафдис. Хафдис Тенч. Я проверила наши данные о гражданах: она находится в Файнстайн-Ву, орбиталище-цилиндре.
— Я его не знаю.
— Это место никогда не доставляло нам головной боли, просто одно из тысяч мест, которые префекты посещают лишь время от времени. Если наши записи верны, Хафдис никогда не была нигде больше. Сейчас она уже молодая женщина, ей чуть за двадцать.
Дрейфуса охватило мрачное предчувствие.
— Интересно, как она это воспримет.
— Боюсь, вы сами об этом узнаете. Если я не могу помешать вам работать, то, по крайней мере, могу дать задание, которое не будет для вас слишком тяжелым. — Она посмотрела на него с неподдельным беспокойством. — Все в порядке, Том? Или вы предпочли бы, чтобы я послала Гастона или Лилиан?
Дрейфус ожидал этого, хотя дочь Ингвар Тенч была последним человеком на свете, с которым он хотел бы встретиться.
— Все будет хорошо, — сказал он. — Ваши старшие товарищи нужны вам, чтобы тушить пожары, вызванные Мизлером Кранахом.
— Если бы мы только тушили пожары.
Омонье вернула ему фотографию. Дрейфус положил ее обратно в коробку и закрыл крышку так тихо и бережно, как будто запечатывал гроб. — Эти вещи могут понадобиться Хафдис, — предположил он.
— В свое время ей их покажут, но в вашем состоянии не стоит таскать с собой сундучок, полный безделушек. Они могут подождать здесь; обрабатывать эту комнату нет острой необходимости. Если Хафдис захочет забрать что-нибудь из вещей, их можно будет легко передать.
Дрейфус согласился. Сначала сообщи новость, а потом разберись с личными вещами.
— Странно, что никто из нас не знал об этой дочери.
— Я проверила даты. Хафдис родилась за пару лет до того, как Ингвар подала заявление в Броню. Если бы это был кто-то другой, я бы отметила необычность того, что она никогда не рассказывала нам о дочери и не просила о каких-либо специальных мерах по уходу за ребенком в период раннего развития Хафдис. Но она не нарушила ни одно из наших правил раскрытия информации, и это также полностью соответствует принципу полной конфиденциальности, который Ингвар распространяла на все сферы своей жизни.
— Был ли еще чей-то генетический вклад?
— Да. По гражданским документам, отец — Майлз Селби.
— Тогда его следует проинформировать об Ингвар и о любых обязанностях, связанных с Хафдис.
— Боюсь, что нет никакой возможности сообщить Майлзу Селби о чем-либо. Он покинул систему на космическом лайнере вскоре после рождения Хафдис. По имеющимся данным, других близких родственников на Эпсилоне Эридана нет. Мы, конечно, подадим ему сигнал, но пройдут десятилетия, прежде чем можно ожидать ответ. Боюсь, что это зависит от вас. — Омонье смотрела на него с той нежной заботой, которую она проявляла к нескольким своим ближайшим доверенным лицам. — И я бы предпочла, чтобы эту новость сообщили именно вы. Когда вы сможете уехать?
Дрейфус взглянул на свой браслет. — Если у вас нет других неотложных дел и команда Тиссена может предоставить мне катер, я могу отправиться в путь немедленно. Не знаю, по какому графику работают в Файнстайн-Ву, но уверен, что смогу внести соответствующие коррективы. У вас есть адрес Хафдис?
— Да, и контактный телефон с ее работы. Она в...
Его браслет звякнул. Дрейфус нахмурился, когда на дисплее размером с большой палец появилось обновление статуса.
— Что это? — спросила Омонье. — Предполагаю, что это не серьезный кризис, иначе у меня бы тоже начались проблемы.
— Это просто звонок из Некрополя. Кажется, один из моих покойников хотел бы кое в чем признаться. — Дрейфус кивнул сам себе, понимая, что он мог бы позвонить Тиссену, заказать катер и лишь немного отложить свой отъезд, посетив сначала Некрополь.
— Лучше вы, чем я, — сказала ему Омонье. — Я ненавижу это мрачное, населенное призраками место. Боюсь того дня, когда проснусь там, как и все остальные.
— Вам это начнет нравиться, — ответил Дрейфус.
Дрейфус бродил по тихим дорожкам и пустым павильонам, пока не нашел призрака, которого искал.
Виктор Муйя сидел на белой деревянной скамье и терпеливо ждал его. На коленях у него лежал бумажный пакет, и он рылся в нем, чтобы бросить хлебные крошки нематериальным птицам, которые клевали его у ног.
— Я все гадал, когда же ты передумаешь, — сказал Дрейфус, хрустя ботинками по гравию. — Ты слишком благоразумен, чтобы в конце концов не передумать.
— Это было не прозрение, Дрейфус, а просто унылое осознание того, что мои возможности исчерпаны. — Он бросил последнюю крошку. — Я устал.
Дрейфус присел на корточки перед мужчиной. — Каждый может принести пользу, Виктор. Даже мертвый.
— Вам легко говорить, с точки зрения живых.
Дрейфус обращался к бета-версии, имитирующей когда-то реального, когда-то живого Виктора Муйю. Это была прогностическая модель настоящего человека, библиотека алгоритмов, обученных вести себя как он, основанная на самонаблюдении в течение всей жизни. Броня заблокировала бета-уровень после смерти Муйи в одном из эпизодов "око за око", вызванных кризисом Мизлера Кранаха. Теперь бета-уровень существовал только в Некрополе, виртуальной среде, которую Броня создала для тех жертв и свидетелей, с которыми она хотела побеседовать после их физической смерти.
— Назови мне их имена, — настаивал Дрейфус. — Ты ничего не выиграешь, защищая их сейчас. Они использовали тебя, Виктор. Они знали, что это оружие неисправно и что просто обращаться с ним рискованно. Они были готовы позволить тебе взять вину на себя.
Муйя был назначен ответственным за незаконный склад пенофазного оружия, которое хранилось для использования против гиперсвинов и сочувствующих им людей. Оружие вышло из строя с преждевременным взрывом, что привело к дальнейшей эскалации, когда инцидент был воспринят как организованная свинами диверсия.
Дрейфус просто хотел установить личность главарей, которые в первую очередь предоставили это ужасное оружие.
— Они доберутся до меня и здесь, — сказал Муйя. — Вы думаете, я в безопасности только потому, что я мертв? Нет такого места, куда они не смогли бы добраться.
— Значит, они недооценивают Броню, что им дорого обходится, — сказал Дрейфус. Его колени уже болели от сидения на корточках. Он сидел в плохо подогнанном иммерсионном костюме, один в пустой комнате, которую префекты использовали для доступа в Некрополь. — Здесь ты в безопасности, и тебе не грозит никакая расправа. Как только я узнаю их имена, мои оперативники смогут действовать быстро. — Он с сожалением покачал головой. — Ты никогда не хотел участвовать в этой кровавой бойне, Виктор. Я изучил твою биографию: в твоей жизни не было случаев, когда бы ты выступал против свинов. Ты просто искал острых ощущений, и поиграть в террориста на целый день показалось тебе забавным развлечением.
— Если я дам вам кое-что...
Муйя начал чернеть, как бумага, которую поднесли слишком близко к огню. Он сморщился, с него по краям осыпалась сажа. Дрейфус отшатнулся, пораженный и встревоженный. Нематериальные птицы в тревоге разлетелись в разные стороны. Муйя дымился, рассеиваясь с каждой секундой. Сажа поднималась от него плотным клубящимся столбом, похожим на темный водяной смерч. С трудом выпрямившись, Дрейфус проследил за тем, как столб поднялся над головой и стал горизонтальным. Он вел к белому чайному домику — сооружению с верхом в форме пагоды и3 с открытыми стенами.
В чайном домике спиной к Дрейфусу сидела фигура в капюшоне. Столб сажи тянулся к ней, изгибаясь, как будто его засасывало в лицо фигуры в капюшоне.
Дрейфус услышал ужасное низкое гудение.
Он, шатаясь, поднялся на ноги, в иммерсионном костюме хлюпал пот. — Тебя здесь быть не может.
Жужжание перешло в голос. Он был спокойным, размеренным, почти дружелюбным.
— Не понимаю, почему ты удивлен. Ты давно знаешь, что я могу связаться с тобой, когда захочу.
Дрейфус мысленно вернулся к событиям кризиса с Лесными пожарами.
— Ты оставил сообщение для Авроры. Это не то же самое, что проявить себя.
— Для меня разница не имеет большого значения. — Фигура похлопала по скамейке рядом с той, на которой сидела. Поток сажи шел на убыль, от Виктора Муйи почти ничего не осталось, кроме призрачного следа, который с каждой секундой истончался. — Подойди, Дрейфус. Посиди со мной минутку. Есть кое-что, что мы должны решить.
Капюшон повернулся в его сторону, но не настолько, чтобы он мог разглядеть лицо. — О, я не собираюсь причинять тебе боль или убивать тебя. У меня была такая возможность на Йеллоустоуне. Я не воспользовался ею тогда, так почему должен воспользоваться ею сейчас?
— Что ты сделал с Муйей?
— Переварил его. Кому теперь будет его не хватать, как не тебе?
Дрейфус подошел к чайному домику. Не было смысла отказывать Часовщику. Если он смог проникнуть в Некрополь, то смог бы найти его где угодно.
Лучше покончить с тем, чего он хотел.
— Я получил известие от твоей противницы. Она передает свои самые заветные пожелания.
— Правда?
— Не совсем, Филип.
— Это имя принадлежит покойнику. Пожалуйста, не произноси его больше в моем присутствии.
Дрейфус сел на скамью напротив Часовщика, а не на ту, на которую его пригласили. Часовщик из милосердия опустил капюшон. В его железных руках был зажат сложный механизм: коробка из латуни и стекла, заполненная оживленным метаболизмом рычагов и шестеренок.
— Прошло много времени с тех пор, как я получал известия об Авроре, и еще больше времени с тех пор, как связывался с тобой, — сказал Дрейфус. — Не нужно быть детективом, чтобы установить связь. Я полагаю, это означает, что она не лгала?
— Что она тебе сказала?
— Что некто использует задержки в сети для обнаружения и количественной оценки вашей активности в качестве прелюдии к вашей поимке. Полагаю, ты знаешь об этих вмешательствах?
— Как я мог не знать? — Фигура в капюшоне наклонилась вперед, и ее жужжащая игрушка, казалось, мерцала между стенками из латуни и стекла. — Они извлекли уроки из своих прежних ошибок. Теперь их методы стали умнее, и ими не так легко манипулировать.
Дрейфус повторил слова, которые он употребил против противницы Часовщика. — Жаль. Бедный ты мой.
— Однажды ты увидел, что я способен на милосердие, Дрейфус. Даже в моей жестокости была сдержанность.
— Ты только что убил Виктора Муйю.
— Я стер тень человека, которого уже нет в живых. Это не больше глотка воздуха. Есть много других, с которых я мог бы начать. Мало кто будет скучать по кому-либо из них. Но я пока не буду. Я понимаю, что такое самоотречение. Чего нельзя сказать об Авроре. Ты никогда не видел ее истинных намерений.
Дрейфус равнодушно пожал плечами. — Я принимаю своих монстров такими, какие они есть. Вы двое не лучше и не хуже друг друга.
— Думай, если хочешь, но даже тебе придется согласиться с тем, что для одного из нас было бы очень плохо добиться превосходства.