Средневековая история 5. Граф и его графиня

— Угадал. Джайс любил сестру до безумия. Он был всем сердцем предан Джессимин, готов был целовать землю, по которой ходила сестра. А когда она полюбила меня — он стал моим самым преданным другом. Лишь бы быть рядом с ней. Если бы они были хотя бы кузенами.... Джайс готов был на все ради сестры. Убить, умереть, предать, обмануть... И она отлично это знала.

Ганц кивнул.

— Амалия и Джерисон ничего не знают, так?

— Абсолютно верно.

— Вот! Это и не давало мне покоя. И такой вопрос... яд находился у Джайса?

Эдоард кивнул. Снял с пальца кольцо с большим синим камнем. И осторожно что-то повернул. Камень откинулся — и под ним обнаружился сероватый порошок.

— Это было на руке у Джайса. Потом яд дали собаке. Она умерла.

— Пока все сходится. А теперь такая сказочка. Росли вместе пятеро детей. Питер Ивельен рос вместе с Эдмоном. Часто бывал при дворе.

— Да...

— товарищ по играм его высочества. Простая такая должность. Но иные на ней высоко взлетали. А иные больно падали... не сомневаюсь, что они крепко дружили.

— Да. Питер — неплохой юноша. Но...

— ведомый. Всегда второй, вечно второй... неплохой, но вот так вот. А Эдмон был вашим первенцем. Нервный, чувствительный мальчик, любящий свою мать. И — ненавидящий Иртонов. Эдмон любил мать. Джесси отнимала у них отца. Джайс помогал этому... я не знаю, Имоджин ли рассказала ребенку, сам ли он дошел... он — ненавидел. Но о детях не знала и Имоджин. Верно?

— У нас были страшные скандалы, — его величество вздохнул. — Дикие, отвратительные... но детьми она меня не попрекнула ни разу. А если бы знала — обязательно. Мы сделали все очень быстро, когда узнали, что Джесси забеременела...

— Джайс наверняка готовился заранее. Я ведь его помню — он был умен. Очень умен.

— Да.

— Итак, дети растут вместе. Взрослеют, Эдмон понимает, что станет следующим королем. Вот тогда-то он и отыграется на ненавистных Иртонах. А пока — пока можно притвориться. Амалия младше его всего на год. И на тот же год младше Питера Ивельена.

Я не знаю, как это получилось. Но твердо уверен, что Амалия и Эдмон полюбили друг друга.

— Что?! — Эдоард аж задохнулся.

Ганц пожал плечами.

— они не знали о своем родстве. Поэтому ощущали себя свободными. И в то же время... Эдмон ненавидел всех Иртонов. А Амалия, как ни крути...

Теперь о грустном. Ваши внуки, Сэсси и Джес-младший. Я более чем уверен, что они — от Эдмона. И третья дочь Амалии — тоже. Вы ее видели?

Эдоард покачал головой.

— Нет. Разве что в младенчестве.

— оно и неудивительно. Честно говоря — малышка — копия бабушки. Только глаза — ваши.

-Джесси?

— О, нет. Имоджин. Они понимали это. И хорошо прятали девочку. Но потом сделали ошибку. Они допустили к ней Тахира, а тот отказался ехать без любимой ученицы. Графиня увидела девочку — и рассказала мне.

— Она знает?

— Нет. Она просто пошутила, что малышка — копия королевы Имоджин.

— Но она...

— Она видела портрет. Одного раза оказалось достаточно. И вот тут я понял. Если бы дети были от Питера — уж простите. Ваше величество, девочка была бы вашей копией — возможно. Но ее величество Имоджин? Невероятно...

Эдоард ссутулился.

— Но почему...

— Я удивился, когда они решились допустить к девочке докторусов, — вздохнул Ганц. — Но видимо, тут сработало нечто другое. Тахир — ханган. Ему все наши интриги до лошадиного копыта. Уедет — и забудет. Лилиан же... Ее супруг создал ей соответствующую репутацию. Она — дура и корова, так, ваше величество?

Эдоард сдвинул брови, но Ганца этим было уже не запугать.

Карты на стол. Пан — или пропал. Второе вероятнее, но карте — место!

— В кои-то веки это сыграло нам на руку. От Лилиан не ждали ни подвоха, ни понимания. А Имоджин и девочка — они просто идентичны. И вот тут мне пришла в голову мысль. Я подозревал, что Ивельены решили претендовать на престол... если Амалия ваша дочь, плюс их кровное родство с королевской династией... но когда Лилиан рассказала про малышку... Это могло случиться при браке с кем-то светловолосым.

Эдоард выпрямился в кресле.

— Браке?

— да. Подозреваю, что Амалия и Эдмон, хотя и не были женаты официально, но... когда ее сговорили за Ивельена?

— Он сам посватался. И настаивал на свадьбе. Амалия тоже была не против...

— А Эдмон был в отъезде. Верно?

Эдоард задумался, что-то подсчитывая.

— Примерно за месяц до свадьбы, я отослал его на границу. Он нахамил Джесси...

— Надо полагать, события развивались так. После отъезда любимого, Амалия понимает, что беременна. Начинает в ужасе метаться — и на дороге у нее встает третий. Питер Ивельен. Который с детства любил и нежно обожал Амалию. Парень обрадовался возможности получить ее хотя бы так.

— Это как?

— Она стала его женой. Формально, не фактически. Потому что они уже были обвенчаны с Эдмоном. Не знаю в курсе ли был Лоран Ивельен — тогда. Может быть, молодежь просто устроила скандал...

— Он был не слишком доволен на свадьбе...

— а после свадьбы молодые уехали в поместье?

— Да...

— Там проще скрыть срок родов. Полагаю, поэтому Джес-младший и родился, в отличие от самой Амалии, доношенным.

— Полагаете...

Эдоард выглядел так, словно ему не полтинник, а все двести. Смотреть было страшно. Только вот и молчать Ганц не мог. Клялся ведь, в верности...

— Уверен. Возвращается Эдмон, но скандал не разражается. Вы хотели его помолвить тогда, так что ему пришлось молчать.

— я хотел заключить его помолвку, но он старался отказаться, выскочить из пальцев...

— Еще бы. У него уже были жена и ребенок. А там и второй на подходе. И третий... куда уж ему невесты?

— Страшно поверить.

— Более чем. А теперь подумайте. Могло известие о том, что у него вообще-то другой зять — Эдмон, что у Амалии трое детей от него, они любят друг друга и это будет обнародовано — ошеломить Джайса.

Эдоард медленно наклонил голову.

— Мог. И тогда яд... я могу его понять...

— Я тоже. Увы... Джайс принимает страшное решение второпях. Эдмон старается наладить отношения с тестем, он знает, что это важно для Амалии, он предлагает мир. А Джайс в ужасе. Кровосмешение. Хотя и невольное, но... и они собираются это продолжать. Как их остановить? Поговорить? Рассказать? А если не поверят? Я бы вот точно не поверил. Какие тут предъявишь доказательства?

— Я бы сказал...

— А Эдмон поверил бы? Или посчитал бы, что вы просто хотите разлучить его с любимой?

Эдоард задумался.

— Возможно и так.

— У Джайса считанные секунды на принятие решения. И он выбирает самое простое. Нет человека — нет проблемы. Эдмон не ждет подвоха — и спокойно выпивает яд из рук тестя. Но и сам Джайс... то ли он травил оба бокала из верности. То ли... решил, что смерть смоет его позор. Не знаю...

— Второе.

— Вам виднее. Я-то чуть голову не сломал, когда размышлял об этом. Все не складывалось. Все было не так, не тогда... Люди просто так со скалы не прыгают. А тут прыгали все. И со скалы, и на скалу... я никак не мог понять — про королевскую кровь. Казалось бы, ну есть она в Ивельенах. Там по какой-то пратетке.

— По двум линиям.

— Хоть и по трем. Этого мало, чтобы претендовать на престол. Амалия — бастард. В случае обнародования, ей же будет хуже. Но королевой ее не примут.

— и не приняли бы.

— Вот! Но Ивельены развернули такую сеть... надо полагать, что у них-то есть все доказательства...

Эдоард вздохнул.

— Зачем ты мне все это рассказал сейчас?

— Не из стремления раскрывать чужие тайны, клянусь жизнью. Да ей и придется клясться. Честно — если бы не было заговора — я бы промолчал. И никогда даже знака не подал, что знаю. Но... убьют сначала меня, а потом вас. А я хочу жить.

— Кто ж не хочет...

Эдоард знал.

Питер Ивельен был товарищем Эдмона.

Амалию и Джеса часто приглашали во дворец, когда они подросли. Но Алисия действительно детей не воспитывала. Этим занимался Джайс, ну и Джесси когда-то. До того, как стать королевой.

Ругаться было бессмысленно. Оставалось только ругать себя. Просмотрел. Проворонил.

— иди, Ганц.

— Ваше величество... позвать кого-нибудь?

— моего камердинера.

— слушаюсь...

Ганц опрометью помчался за слугой.

Камердинер у Эдоарда был один. Зато старый и доверенный. Прислуживавший ему еще с детства. И к королю он относился... своеобразно. Как старый дядюшка к молодому и бестолковому племяннику. А что?

Когда каждый день власть без штанов видишь — как-то всерьез ее воспринимать не получается.

Эдоард тем временем уселся за стол. Потер лоб.

М-да.

Вести...

И что теперь делать?

Казнить своего представителя?

В принципе — можно. Чтобы все наружу не выплыло. Но ведь оно и так... даже если он казнит Ганца...

Интересно, Лилиан Иртон в курсе — или нет?

Скорее всего — да, но вряд ли она знает все. Так, часть.

— Ваше величество?

Камердинер. И лэйр Ганц.

— Лэйр, я отдал приказ. Приступайте.

Ганц поклонился — и исчез за дверью. Эдоард потер болевшую последнее время грудь — и кивнул камердинеру.

— помоги раздеться, Джон...

— Слушаюсь, ваше величество.

Эдоард собирался лечь, полежать. Уснуть точно не удастся, хотя...

— и вина мне согрей. С медом и пряностями.

— Сейчас, ваше величество... Никого не позвать?

Вот уж видеть свою официальную фаворитку Эдоарду не хотелось.

— Нет.

— Оно и правильно. Говорят, баронесса-то перья распустила, перед графьями да герцогами клюв дерет...

— Клюв — у курицы, — Эдоард усмехнулся. Старику он позволял многое.

— Так ить курица она и есть, — камердинер расшнуровал завязки и помог королю снять тунику. — И преглупая. Вот так, ваше величество, давайте я сапоги сниму...

Эдоард подчинялся ласковым рукам слуги. Слушал уютное ворчание и потихоньку успокаивался. А стоило прилечь — и боль стала чуть полегче.

Да, уснуть не удастся. Но хотя бы полежать, чтобы не так болело...

* * *

Как ни спешил лэйр Ганц — но заглянуть к Алисии Иртон он время нашел.

Лиля была там. Сидела, разговаривала...

— ...поехать на верфи. Почему нет? Папа будет рад.

— Ваше сиятельство?

— Лэйр Ганц!

Лиля почти взлетела с дивана, схватила друга за руки.

— Все в порядке?

— Я сейчас еду к Ивельенам. Ваше сиятельство, пообещайте мне дождаться меня здесь?

— Хорошо.

Серьезный взгляд, глаза в глаза.

— обошлось?

— Пока не знаю. Но лучше промолчать...

— я промолчу. Алисия?

— расскажите часть правды.

Они молчат. Но иногда слова не требуются.

Лэйр Ганц уходит. И Алисия вопрошающе смотрит на Лилиан.

— Что случилось?

Лиля кратко пересказала историю с Ивельенамии. То есть она молчала про королевские родственные связи, да и про многое другое. Про догадки, письма...

Она просто сказала, что Ивельены строили заговор против короны. А Лиля попала побочным продуктом. Если ее убить — заговорщики получили бы деньги,, а со времени и верфи...

Алисия покачала головой.

— Заговор? Альдонай, король будет просто убит...

— главное, чтобы он потом не избавился от лэйра Ганца.

— Лилиан!

— Те, кто посвящается в государственные тайны — долго не живет.

— Лилиан, Эдоард — умный и милосердный государь...

— Мне хотелось бы так думать, — Лиля вздохнула. — Но пока я буду волноваться.

По своему опыту — она не верила в справедливость власть имущих.

Глава 2.

Развязка первого узла.

Комната Алисии сделала бы честь самому строгому монаху. Узкая кровать, высокий шкаф, несколько сундуков... простые строгие драпировки, стол...

Когда Лиля спросила, почему свекровь так и не обжилась здесь — та только покачала головой.

— мне много не надо.

Сейчас две женщины сидели и ждали. Не просто так Ганц попросил Лилиан отправиться во дворец. Вирман он забрал с собой. А обеспечить защиту графини своими силами...

Ребята Лейса могли. Но...

Мало ли что.

Мало ли кто...

Рисковать хозяйкой — а может уже и кем-то большим (другом, например?) Ганц не собирался. Так что женщинам предстояло провести ночь в покоях Алисии. Вряд ли во дворце до них доберутся убийцы. Уж не в эту ночь точно. Потом — да. Есть опасения. А сейчас...

Средние века. Главная беда — медленное продвижение информации. На дворцовой голубятне Ганц оставил двоих вирман. Раньше утра ни одно сообщение до адресата не дойдет. А к утру все будет кончено.

Лиля знала о его планах. И сейчас сидела в кресле — и пила пустырник.

Горькая гадость. Но успокаивает ведь...

Алисия расхаживала по комнате.

— Я и сейчас не верю, что Амалия...

— Я бы тоже не поверила. Но что мы о ней знаем?

— Она моя...

— Дочь. А в остальном?

— Жена, мать... Питер ее обожает.

— а она — его?

Алисия задумалась.

— Вроде бы тоже...

— И как это проявляется?

— Что ты имеешь в виду, Лилиан?

Лиля вздохнула. Как тут объяснить...

Это просто как пелена счастья в воздухе.

Когда отец возвращается домой, а мать обязательно встречает его в коридоре и целует, и у него такие глаза...

А потом они поворачиваются к дочери, которая тоже выбежала в прихожую — и улыбаются. И в воздухе словно разливаются теплые солнечные лучи.

И когда в доме вдыхаешь этот запах — и понимаешь, что здесь все счастливы. Можно облить квартиру Шанелью, но нельзя подделать это...

Счастье словно светлячки, плывущие в воздухе. И проявляется повсюду.

В жестах, улыбках, взглядах, прикосновениях... и вот у Ивельенов Лиля этого не видела.

Ингрид и Лейф — да! Три тысячи раз — да!

А вот с Питером и Амалией по мнению Лили было по-другому. Он — поклонялся. Она — принимала это. Но не более того.

Почему этого никто не замечал?

Ну, на людях все могло выглядеть и по-другому. Но Лиля-то попала в такой момент, когда все полезло наружу. А всерьез ее — можно хоть сто раз повторить это — никто не принимал. Хоть на что-то муженек сгодится.

— Я не видела у них счастья. Крепкий дом, любовь со стороны Питера, спокойствие — внешнее.... Алисия, почему могло так получиться?

— Ты про Эдмона и Амалию?

— Да.

— Не знаю. Но вот то, что они держали свои отношения в тайне — спокойно. Эдмон ненавидел всех Иртонов. И наверное когда полюбил Амалию, сам себе не поверил.

— и что? пришли бы к родителям, поговорили...

— к отцу, которого он терпеть не мог?

— Пришел бы к Джайсу...

Алисия задумалась.

— Лилиан, может быть, ты просто не понимаешь. Эдмон ненавидел Иртонов. Обратиться ко мне или к Джайсу для него тоже было нереально...

— А Амалия?

— А ты бы пришла к отцу с заявлением, что любишь мужчину, ждешь от него ребенка и хочешь за него замуж?

Вообще-то Аля Скороленок с таким заявлением и к президенту бы явилась. А вот Лилиан...

— Вряд ли...

— он бы просто тебя убил.

— Надеюсь, что нет. Но...

— А мы бы вообще... выход только один — вытравить плод — и отправить Амалию в монастырь.