— Скрываются, как и мы, — протолкнула слова через канал. — Неважно. Твоя мать — обычный человек. Он встретил её и полюбил. Ответные чувства появились не сразу и не были так глубоки. Он любил её больше, чем она — его. Родился ты. Потом она заболела и умерла. Рак мозга.

— Да... — его боль, горькая и едкая, норовила утянуть в мир эмоций-чувств, но она отвергла этот порыв.

— Он искал способ. Он не рискнул отправиться в путешествие меж реальностями. Другие иномаги не могли помочь. Мы редко контактируем, а здесь мало иномагов, сильных — вовсе единицы. Волшебникам же нечем было заплатить. От отчаяния он хотел подчинить волшебника-целителя и заставить помогать, но ритуал сорвался. Он страдал от платы несколько дней.

— Я думал, что он... не мог же он заразиться? Рак не заразен! Он как будто бы стал как мама, а она уже нас с отцом не узнавала...

— Он смирился с её смертью снаружи, но не внутри. Занялся иномагией, чтобы отвлечься. Считал, что не смог её спасти. Считал, что не имеет права на жизнь. Создал рискованный ритуал. Ходил в другие реальности через свои картины, пока однажды не наткнулся на особенную реальность.

— Закартинье?

— Оно не было закартиньем. Он нашёл там инструмент... способ... смутно вижу, оно защищено. Он нашёл способ реализовывать картины. Случайная находка. Он рисовал картины в творческом порыве, вкладывая в них столько, что они становились дорогой в места, которые с их помощью создал. Но потом ему пришла в голову безумная идея.

— Нет... — Аист уже понял. Сирень видела образы картин, на которых была изображена одна и та же женщина — десятки образов.

— Он хотел вернуть её с помощью этого... инструмента. У него не получилось. Он убивал фальшивки. Его разум рассыпался на осколки с каждой смертью. В отчаяньи он выбросил всё нарисованное, все пути-картины, в междуреальность, откуда они попали в самые разные линии — эту тоже. Оставшиеся сжёг. Он закрылся в комнате с неиспользованными картинами жены и повесился. Про картину, через которую нашёл тот инструмент впервые, он забыл, как и о заметках с ритуалом. Печальная история, — если бы не «инструмент реализации», то она бы сказала, что обыденно-печальная.

Аист промолчал, но его чувства не молчали — боль отдавалась скрипом в её ушах.

— Помоги мне, — Сирень начала стягивать себя обратно, меняя ощущенье-состоянье с «канала» на «человека» — ну или то его подобие, которое изображала. — Я буду нормально ходить, говорить и отводить глаза. Доведи меня обратно в дом, — и рывком «сплющила» своё присутствие обратно в тело.

Мир вокруг закружился. Миры — не мир. Частью себя она всё ещё была там — в иномирьях, и бессчётные точки зрения хаотично накладывались друг на друга. Она не слышала его слов, с трудом различала протянутую руку. Держась за неё, принялась методично упорядочивать мироощущение. Мимо проходили люди (или они проходили мимо людей?). Менялись локации. Говорились слова. Всё это не имело значения: были только миры, которые требовалось частично отбросить, а частично оставить, заново формируя то, что люди называют «восприятием». Как будто восприятье — это что-нибудь простое!

Более-менее собрала себя по шаблону, когда уже заходили внутрь дома. Всё ещё ощущая своё тело слегка отрешённо, будто бы чужое, Сирень невольно сравнила себя-настоящую с собою-прошлой. Она-прошлая жила во всех этих мирах-измерениях одновременно! Её-прошлой разум был настолько... нечеловечен? развит? искажён? — что ориентация во «всём-сразу-вперемешку» была естественней, чем ей-настоящей ориентироваться в эмоциях чужих.

Она... понимала себя. Понимала себя-прошлую. Только что она была всемогущим мостом между мирами, а потом — бессильным, беспомощным куском мяса, который только и может, что семенить за Аистом-поводырём. Скормить парочку частичек человечности, стать немножечко другой — и цена уменьшится, а то и вовсе станет нулевой. Как раз тогда, когда от Сирени... не Сирени, нет, но она не помнит, как тогда звали! — как раз тогда, когда от её идентичности останется такой же круглый ноль.

На третьей чашке горячего чая, который заботливо подливал Аист, она пришла в себя настолько, что начала анализировать, а не просто ворошить былое:

— Есть «картины», которые не картины — уровни лифта, которые никогда не рисовал твой отец. Они опасны или смертельны для человека. Они были созданы до твоего отца. Это «закартинье» уже было велико, не меньше полусотни мирков. И «берёзовый лес» — некартина тоже, единственная неопасная для человека. Я думаю, культисты что-то знают об этом, поэтому так всполошились, когда ты туда попал.

— Искали выход? — предположил Аист.

— В воспоминаниях твоего отца нет ничего о том, что «метод» или «инструмент» переносим, — задумчиво произнесла она, за отсутствием настоящего бутерброда «извлекая» парочку из воображения. — Но присутствие Существа — о нём он не знал, ослеплённый собственным безумием.

— Ты думаешь, что они хотят распространить это... присутствие и свой культ наружу? Тогда мы должны их остановить!

— Я ничего никому не должна, — откусила бутерброд под возмущённым взглядом Аиста. Протянула ему второй. — Что, не хочешь? Вкусный, самый настоящий, правда, кое-кто был недоволен, когда я их забрала, но то было много-много лет назад!

— Я не об этом! — он всё-таки взял бутерброд с колбасой. Между прочим, одна из лучших колбас, какую встречала в мультиверсе!

— А то я не догадываюсь, — хмыкнула она. — Друг мой Аист, у тебя иллюзии обо мне как о какой-то доброй, да немножечко жестокой. Забавный образ, но с реальностью-нереальностью имеет мало общего. Я никогда не связывала себя паутиной долга. Я следую своим желаниям. Мне не нравится, когда аномалии крошат реальность, но я могу пройти мимо: линий реальности миллионы, постоянно рождаются и погибают, а я у себя одна. Мне нравятся иномаги, и я помогаю им в беде, но могу пройти мимо: иномагов в беде тысячи миллионов, я у себя — одна. У линий реальности есть свои иномаги-хранители, это их работа — защищать и не пущать. Есть хранители и у листа вообще, и если эти культисты вдруг окажутся той ещё заразой, найдётся, кому их уничтожить. И жертвы меня не волнуют вовсе. Я эгоистка, Аист. Могу прихлопнуть культистов, могу захотеть не рисковать.

Он не сразу нашёлся с ответом. Занятно, что её образ разрушился не полностью, а в его отношении к ней вдруг появилось... уважение? Уважение к её честности, ну надо же! К честности иномага разума, ха-ха. Впрочем, здесь он был прав, несмотря на свою наивность: она предпочитала лгать в бою, в работе, но не в разговорах с глазу на глаз. Не совсем те «обеты», что берут некоторые иномаги в обмен на толику силы, а просто — не любила. Она редко делала то, что ей не нравится.

— Тогда почему ты меня спасла и убила того культиста?

— Ты мне нравишься, — рассмеялась от его эмоций. — Не в этом смысле, Аист! Хотя... Ах, не смотри так на меня! Я иномаг разума, мне нравится твоя личность и твой талант. А тот культист... Я собиралась исследовать их культ, а значит, нельзя о себе уведомлять. Теперь они считают, что культиста убил ты. Как тебе — быть убийцей в глазах столь уважаемых личностей?

— Никак, — вздохнул он. — Слушай, так что ты будешь делать?

— Спать, — снова рассмеялась. — Нет, правда. Я посплю. Утром схожу и разберусь с этим «методом», может, и с культистами, если помешают, может, нет. Здесь, как ты говоришь, «даже минуты не пройдёт». Поищу тут парочку иномагов, познакомлю с тобой, чтобы было, кому обучать... или сама попробую? Знаешь, у меня ведь не было учеников. Хочешь быть первым у меня? — к счастью, он понял, что это шутка. В каждой шутке, впрочем... Смогла бы стать его учителем? Ох вряд ли!

— Сирень... — снова глубокий вздох. — Слушай, а если ты возьмёшь меня с собой?

— Подумывала, так-то. Мне бы пригодилась капелька техносмекалки. Помнишь те лифты? Как они появились в картинах, если не были изображены? Это связано с природой «закартинья». А у меня нет «масок» инженеров или учёных. Как-то не было нужды.

— Что такое маски? — тут же спросил он. Любопытный. А вот она никогда не была любопытной, скорее — жадной до знаний и до силы.

— Никогда не формулировала... Пусть будет «копия мировоззрения и навыков роли». То, что делает человека инженером, художником, учёным или воином. Натягиваешь такую поверх каркаса своей личности и думаешь как инженер, делаешь, что умел... эм, образец, — чуть не сказала «покойный». Не стоит шокировать его ещё больше. Маски она обычно срывала вместе с жизнею и кожей. Старенький, да действенный ритуальчик. Не поменяла на другой потому, что это было весело. — В принципе, возьму, а ты — готов? Сама я проскользну мимо их взглядов. С тобой мне скорей придётся убивать.

— Это «заражение» можно обратить? — и снова логичный вопрос. Нет, он определённо ей нравится!

— На ранних стадиях — не знаю. На средних-поздних — я бы не взялась, — скользнула в воспоминания, воскрешая в воображении, как выглядели культисты — один мёртвый, одна умирающая и один живой. — Слишком материально для меня. Эфемерная часть цепляется за реальный элемент. Едят они там куски Существа, что ли? — внутренняя людоедка оскалилась внутри. Нет, Существо она есть не будет! Хватит, наохотилась, попировала уже всякими... сущностями. — Если и удастся вывести этот «элемент», привести их разум в порядок — потрачу несколько лет на одного, — не факт, она назвала верхнюю цифру... заодно умолчав, что ей наскучит раньше! — Я слишком ценю своё время, чтобы этим заниматься. Убью, и точка.

— А если я предложу другое решение? — у него не было никаких идей. Так, смутная надежда.

— То я его рассмотрю со всей серьёзностью. Ну так что, идёшь?

— Да, — кивнул, а внутри — активно себя убеждает, что оно того стоит. Смесь любопытства, страха, решимости, опасений и надежды выглядит так аппетитно!

— Тогда разбудишь меня и пойдём. Где тут спать покажешь или я сама?

— Лучше покажу. С тебя станется спальню создать, как бутерброд.

— Верно мыслишь. Сколько-то спален позаимствовала тоже: нечего уютными такими делать!

Испорченные, искажённые

Она проснулась раньше него, вдоволь нагулявшись по чужим снам. Милое всё-таки местечко — эта линия. Мало иномагов, мало аномалий, волшебники притихли тоже — спокойствие да благодать. Именно в таком она и хотела бы пожить. Ни внимания богов, ни катастроф, ни мультимировых империй — самая окраина листа, никому не интересная, ничем не перспективная... Одно к одному. А этот идиот Аист лезет убиваться!

Она — не защитник. Это волшебники могут своими «щитовыми» заклятьями обложиться со всех сторон и поплёвывать на попытки простых людей закидать их хоть камнями, хоть стрелами, хоть этими... ракетами на гиперзвуке. Она волшебства сторонилась — видела, что клубилось в самом основании «чудес». Нечто не лучше голодно-безразличной бездны, что в основаньи силы иномагов! Если с бездной Сирень знала, что поделать, то с «этим» — нет. Поэтому и волшебных игрушек, вообще-то, безопасных, про запас не собирала. Сбегать и подчинить парочку волшебников — идея плохая, начиная с того, что Аист же её пошлёт — пошлёт освобождать.

Покопавшись в воображаемой кладовке, Сирень с удивлением нашла одну штуковину, которая работала как новенькая — результат давней дружбы её-прошлой. Безумной дружбы с безумными поступками, но часть её весело скалится воспоминаниям в ответ. О, что они тогда творили! Созданья инореальной стороны, прежде охотники, жались по углам, когда осознали, кто тут охотник настоящий, а кто — жертва! Некоторых вырезали едва ль не полностью — уж больно вкусными были эти мнимые охотники!

Аиста она встретила с улыбкой. Он поёжился — почуял, что лучше бы не спрашивать, чему там улыбается зловеще эта ведьма. Не отвлекая от воспоминаний, умылся и плотно позавтракал. Спросил:

— Что с собой брать?

— Ничего? — усмехнулась. — Если я помру, то помрёшь и ты, а так — запасы всего и вся всегда со мной.

— И сколько у тебя там бутербродов? — предпочёл пропустить мимо ушёй намёк на опасность, дурень.

— Больше, чем представил, — в буквальном смысле ограбленные подчистую десятки линий реальности — этого хватит не на одну её жизнь. — Захвати тёплую одежду, воду на всякий случай — и пошли, — если подходить серьёзно, то ему стоило бы иметь при себе толстые костюмы против радиации, отравления и всего такого со сменными баллонами и гору снаряжения с оружием. И, конечно, выдвигаться не в одиночку, а с отрядом специально обученных воинов и шаманов... в смысле, учёных-консультантов и военных. Конечно, никого постороннего пускать в «закартинье» она не собиралась. Равно как и «подходить серьёзно». Если серьёзно подходить, то Аиста следовало бы памяти лишить как минимум!

К двери она добавила лестницу. Нереальную, но вполне надёжную для них двоих. С перилами. Зачем перила? Это у Аиста в голове пронеслось. А потому что может! Хмыкнула и остановилась.

— Мы идём?

— Идём, — вновь оценила риски про себя. Ладно, так и быть. Повернулась к нему: стоя на три ступеньки выше, как раз сравнялась ростом. Ну и зачем земля таких гигантов носит? — Надень, — протянула амулет... ну, она называла это амулетом. Он не был ни амулетом, ни волшебным артефактом. На вид — куча микросхем, запаянных в янтарь. Единственный способ управления — небольшая кнопка. Нить, насколько она чувствовала, тоже не была обычной. Что-то из «высоких нейротехнологий» или того вроде.

— Что это? — без колебаний принял. Доверяет, что приятно. Когда ей в последний раз доверяли? Ох давно! — Какой-то... прибор?

— Защита. Кнопку видишь? Случайно её не нажмёшь, только намеренно. Надевай нитью на голую кожу. Это генератор полей безразличия самого маленького размера, какой только сумела смастерить моя добрая подруга.

— Что это за поля безразличия? — а амулет надел. Хороший мальчик.

— Такая штука, которой безразличны всякие атаки, — пожала она плечами. — Технические нюансы — это к подруге, не моё. В общем, эта вещичка игнорирует боевой гамма-лазер и неплохо стоит под каскадным возбуждением нулевого поля.

— Что-что, прости? — у Аиста даже глаза расширились. Какой забавный! — Ты же говорила, что не в ладах с технологиями!

— Ну да, а моя подруга — дока в них. В общем, запомни две вещи. Во-первых, нажимать кнопку надо со всей силы, она тугая. Во-вторых, особенность полей безразличия в том, что они не могут закрывать тебя целиком. Ну и дышать тебе надо, правда? Позади тебя будет отверстие, напротив затылка где-то. Усилием воли ты можешь перемещать его куда пожелается, но лучше просто встань спиной к стене, лицом к опасности. Учти, генератор подвесит тебя в воздухе, двигаешься тоже усилием воли. Понятно? — прочитала ответ в его разуме — и «отпечатала» туда инструкцию. — Вот теперь — идём.

«Забавный, да, — думала Вефэа, проходя своеобразный тамбур между двумя реальностями. — Я тоже забавная. Когда в последний раз заботилась о ком-то, чтобы приятно было? Только об учителе немного. Как будто уже приняла его в ученики! Но чему я бы его учила? Как заглушать своё бесчувствие чужим наслаждением и болью? Чудеснейший учитель!»