Йети и Сундуков

— Что рисовать хочешь? — спросила одна из девушек.

Вскоре в клетку передали карандаши и листок бумаги. Сундуков положил листок на стол и попытался написать сотрудникам записку, объяснить им, кто он и какая опасность может сейчас угрожать президенту от мнимого лауреата.

Куда там! Руки упорно не слушались профессора. Он вроде и написал что-то неразборчивое и передал сотрудникам, но это восприняли скорей как произведение абстрактного искусства. Люди между собой заметили, что в перспективе 'творения' йети можно продавать, как подобную 'живопись' слонов или дельфинов продают. Не говоря уже о художниках, занимающихся беспредметным искусством. Сотрудники решили купить питомцу краски и альбомной бумаги — может, он и вправду займётся живописью, чтобы творчеством отвлечься от грустных мыслей. Сундуков в другое время возможно и заинтересовался бы этой идеей, но сейчас ему было не до того.

Он ещё настойчивей попросил бумагу и приступил к новому письму. На этот раз работал спокойней, старался писать тщательнее, и у него уже получалось какое-то подобие букв. Несомненно, через время он бы смог, потренировавшись, написать рукой йети примитивный текст, такой чтобы заинтересовать людей.

Но тут произошло событие, которое изменило все планы.

— А мы не пропустим выступления шефа? — спросила ассистентка Маша.

— Скоро должно начаться, — ответил аспирант Николай, посмотрев на часы.

После этого диалога сотрудники включили телевизор для того, чтобы смотреть прямую трансляцию вручения государственных премий, точнее, чтобы посмотреть на выступление своего руководителя. Не всем может было это интересно, некоторые смотрели из вежливости, но тем не менее помощники Сундукова испытывали и свою причастность к награде начальника. Ведь в ней не только его заслуга была, но и всей лаборатории, тем более, некоторые из помощников сопровождали профессора и в экспедициях. Поэтому отвлеклись ненадолго от узника и сели смотреть трансляцию. Сундукову из его клетки было также всё прекрасно видно.

Он на время даже забыл, что ему надо писать письмо, когда увидел себя, точнее своё тело в первом ряду.

Надо ли объяснять, с каким волнением профессор смотрел сейчас на экран, ожидая что вот-вот произойдёт нечто ужасное.

Первым, как мы знаем, получал премию физик. Сундуков понял, что даже если он и сможет огромной лапой йети написать внятное письмо, понадобится время чтобы привлечь внимание сотрудников, ещё больше времени чтобы они поняли и поверили, ещё время чтобы найти телефон администрации президента, да и дозвониться туда дело не из лёгких. Но даже если всё это получится, никто в администрации не поверит, что один из лауреатов заслуженный учёный-биолог, известный всей стране — потенциальный террорист. Тем более, не поверят, что у него некто украл тело и коварно вселился в него. Скорей всего такой звонок посчитают бредом сумасшедшего, либо сочтут звонившего выпившим, либо подумают, что это чей-то розыгрыш, а скорей всего спишут сие телефонное сообщение на происки конкурентов уважаемого учёного. И уж понятно, что никто не побежит в зал, выводить оттуда лауреата государственной премии, когда тот мирно сидит прямо перед носом президента.

Сундуков представил себе на минуту ситуацию, что никто не похищал его тело, что он на самом деле готовится получить премию из рук руководителя страны, что вот-вот сбудется его долгожданная мечта, и вдруг в самый последний момент, после непонятного звонка какого-нибудь подвыпившего гражданина, решившего устроить розыгрыш, охрана президента врывается в зал, валит на пол ошеломлённого профессора, на виду у всей публики надевает на него наручники, объясняя торопливо, что под личиной невинного учёного прячется опасный террорист.

В других условиях такое Сундукову смешно было бы даже представить. 'Всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно', — подумал несчастный профессор и с тревогой уставился на экран.

Вот выступает физик, камера на несколько секунд отвлеклась от оратора, скользнула по рядам и ещё раз высветила на мгновение профессора Сундукова. Каким же родным и близким казалось узнику его лицо, и с каким ужасом он ожидал того, что сейчас произойдёт, точнее — должно произойти.

А физик между тем всё витийствовал и витийствовал — его речь казалась Сундукову бесконечно длинной и ненужной. 'Скорей бы, скорей бы он заканчивал!'. Ещё дольше выступал президент. И Сундуков никак не мог дождаться конца его речи. Потом наступил черёд химика. 'Да быстрей же ты! Чего же ты тянешь?!!!' — думал Сундуков, хотя он с таким страхом ожидал своей очереди, ожидал того неизбежного что вот-вот случится, что на уровне подсознания ему хотелось, чтобы речь химика никогда не заканчивалась. По крайней мере, чтобы тянулась как можно дольше. Но лауреат закончил в конце концов — и снова стал витийствовать президент...

И вот ведущий объявляет нового лауреата:

— Государственную премию получает академик Национальной академии наук, доктор биологических наук, лауреат правительственной премии, заслуженный профессор Сундуков! Ваши аплодисменты, дамы и господа! — чётко, громко и торжественно произнёс хорошо поставленный мужской голос из режиссёрской рубки.

'Сбылись мечты идиота', — почему-то подумал реальный Сундуков запертый в теле йети, благодаря поимке которого он (точнее кто-то вместо него) и получает сейчас заслуженную им награду.

'Сейчас прольется чья-то кровь... сейчас-сейчас... сейчас случится что-то ужасное!' — эти слова мельтешили в мозгу Сундукова, ему хотелось зажмуриться, но он не отрывал глаз от экрана... Однако через несколько секунд после объявления имени биолога-лауреата и окончания аплодисментов в его честь профессор начал чувствовать облегчение. Тот, кто в его теле ещё не начал говорить, ещё только подходил к микрофону, а настоящий Сундуков понял, что это не террорист! Понял, что ничего ужасного не случится. Ещё через несколько секунд, после первых сказанных лауреатом слов профессор понял, что в его теле... йети!!!

'Как же я об этом сразу не догадался, ещё там — в клетке на сцене?!' — подумал невольный узник своей же лаборатории, и прилив неистовой радости залил его душу.

Сундуков опознал йети по каким-то незаметным для непосвящённого жестам, по походке, по манере говорить (что именно он говорит сейчас пока не важно — важно, что это не террорист!). Сундуков понял, что там — на сцене — они со своим подопечным как бы обменялись телами. Если бы ему до сегодняшнего дня сказали о таком, он бы не поверил. Позже возможно ему захочется познать механизм такого обмена. Но сейчас это не важно. Важно то, что йети тоже хочет вернуться! Нетрудно догадаться, что обмен телами он осуществил ради побега. А значит он предпримет попытку вернуться в своё тело. Поэтому Сундукову надо просто ждать. Ничего не предпринимать и не выдавать себя. Просто дождаться, когда мнимый Сундуков придёт в свою лабораторию и откроет клетку. Понятно, что реальный Сундуков готов был сейчас не просто выпустить йети, а организовать его доставку домой, в горы Памира, если тот ему поверит. Но в данную минуту это всё выглядело, как второстепенные детали. Главное — ждать. Раз йети сумел сделать такой невероятный трюк, как обмен телами, то всё остальное он и подавно сможет.

Да и по поведению персонажа на экране телевизора было видно, что йети учится буквально на ходу, он вполне адекватен и вскоре сможет уверенно ориентироваться в человеческом обществе.

'Не захочет ли он остаться в моём теле?' — на секунду подумал Сундуков, но сразу же отогнал эту нелепую мысль. В теле йети гораздо комфортнее. Да и вообще — он домой хочет, к близким.

Все эти мысли пронеслись очень быстро, настолько быстро что через несколько секунд Сундуков сумел сосредоточиться на речи мнимого лауреата. 'Что он там несёт?' — подумал настоящий лауреат. Но он нисколько не расстроился от нелепой речи йети.

Во-первых, профессор не мог почувствовать расстройства в потоке захлестнувшей его безумной радости, когда узнал, что в его теле не террорист; что он не убьёт главу государства; что его тело не станет трупом прямо на его глазах, когда террориста прикончат охранники президента во время покушения; что террористы этим покушением не опозорят славное имя Сундукова на всю планету — потому что никакого покушения не будет! Не забываем, что впечатления йети сильнее человеческих поэтому и радость, ощущалась в этом теле сильнее.

Во-вторых, судя по реакции президента и других присутствовавших (на которых несколько раз фокусировалась камера) речь лауреата-биолога восприняли, в общем-то, нормально. Посчитали её типичной профессорской абракадаброй, непонятной широкой публике. Последнее, конечно, не касается собратьев Сундукова — учёных-биологов, присутствовавших в зале, их недоумённые лица камера высветила на долю секунды. Но с этими профессор решил уладить вопросы позже, после того, как он вернётся в своё тело. Учёным свою бессмысленную речь решил объяснить недомоганием, вызванным чрезвычайным волнением и сильным переутомлением.

Точно также придётся всё объяснять своим сотрудникам, которые следили за выступлением шефа по телевизору.

— Что он несёт?!

— Что за чушь?!

— Что он мелет?!!!

— Какая ещё канализация?!

Один за другим доносились до клетки Сундукова их возмущённые возгласы.

Ассистенты и лаборанты были просто в шоке от выступления своего руководителя. Они ожидали вовсе не этого. Тем более, что профессор Сундуков очень ответственно отнёсся к своей речи перед лицом главы государства ('и всего народа', как он выразился о телевизионной трансляции). Он не только тщательно подготовил текст и согласовал его с администрацией президента, но несколько раз отрепетировал своё выступление. Один раз даже перед сотрудниками лаборатории (йети тоже присутствовал при этом, что немного помогло ему, когда он держал речь).

И вот после всего этого их шеф (которого 'любимым', может, не назовёшь, но 'уважаемым' уж точно) такое городит! Люди были ошеломлены и разочарованы. Хотя тут же некоторые и начали высказывать предположения, которые Сундуков сам придумал ещё до того, как их услышал от своих сотрудников. Те говорили о возможном недомогании профессора, что у него сегодня был тяжёлый день, что он возможно 'рехнулся от волнения', что 'у него крыша поехала после встречи с президентом'.

Хотя тот, кто находился в его теле, и вправду 'нёс чушь', но Сундуков в клетке был слегка возмущён такой непочтительностью своих помощников. Он даже немного обиделся. Не сильно, конечно, обиделся — самую-самую малость.

С другой стороны, карандаши и бумага по-прежнему лежали перед ним на столе. Спешить, чтобы предотвратить возможный теракт было не надо. Сундуков знал, что он не торопясь сможет натренировать пальцы и написать более-менее читабельный текст. Тем более, что ему передали не один лист, а несколько и несколько карандашей разных цветов. Можно было поупражняться. А сейчас, после того, как ассистенты и лаборанты видели, что с их шефом что-то неладное, они быстрее поверят в обмен телами. По крайней мере, зададут наводящие вопросы, и Сундуков сможет без труда доказать при их помощи, что это именно он в теле снежного человека. Он и никто другой.

'Может попробовать?' — мелькнула шальная мысль. Но профессор поразмыслив решил, что пока этого делать не стоит. Разве что, если йети в его теле не сможет к нему добраться. Если с ним что-то случится. Но сейчас, вспоминая свой опыт наблюдения за лесным человеком, Сундуков понял, что йети многое скрыл от него, что он старался казаться гораздо глупее, чем был на самом деле. Поэтому профессор почти не сомневался, что снежный человек сможет, не привлекая особого внимания, попасть к нему.

Раз так, то наоборот, надо сделать, чтобы никто не догадался, что они менялись телами. Тем более Сундукову было неловко от мысли, что его сотрудники узнают, что шеф невольно слышал их непочтительные высказывания о нём. Это, как сидишь, куришь вечером в темноте на балконе в какой-нибудь общаге, а тут зашли знакомые женщины и начали такое говорить! Сразу бы показался им — всё было бы нормально. А теперь нельзя, надо сидеть незаметным до конца — иначе будет с кем-то огромная неловкость, а с кем-то крупный скандал. А чем дольше сидишь, тем больше неловкость углубляется. Да и страшно — зайдёт кто на балкон! И так несколько часов, если женщины болтливые.

'Хорошо бы они не узнали, что я всё слышал, — подумал Сундуков, — как угодно буду выкручиваться по поводу этого нелепого выступления, но виду не подам, что я был здесь'.

Тем временем вручение грамот в президентском дворце подошло к концу и всех присутствующих в зале, включая журналистов, пригласили в соседнее помещение на торжественный банкет. Натренированная такими мероприятиями публика двигалась не торопясь, солидно и размеренно — именно для того, чтобы скрыть своё нетерпение.

Надо сказать, что раньше подобные собрания заканчивались фуршетами, но широкая натура президента Трумэна хотела большего. Поэтому он заменил относительно скромные фуршеты роскошными банкетами, хотя сам в них участвовал не всегда. Отвлекали порой государственные дела.

Если на фуршетах гости перемещались свободно, то на президентских банкетах за каждым было закреплено персональное место за шикарно накрытым столом. Причём, лауреаты размещались на самых почётных местах рядом с президентом.

А так как все лауреаты в этом году были мужчины, между ними посадили, так называемых, дам полусвета, чтобы разбавить мужскую компанию представительницами прекрасного пола. Другие приглашённые располагались немного дальше, ещё дальше — журналисты, а в самом конце блогеры-миллионники, операторы и прочие технические работники СМИ. Сотрудники администрации президента указывали гостям, кому какое место занять, а лауреатов отвели персонально, как говорится 'под белы ручки', так что у йети проблем с этим не было.

Другое дело, что сам президент, провозгласив первый тост ('За науку и её лауреатов!!!') сразу убыл со свитой в свою загородную резиденцию 'вершить дела государства и творить историю', как он любил повторять. Так что сие мероприятие прошло без участия правителя страны под чутким руководством специально назначенного распорядителя банкета.

Перед йети, памятуя его выступление, поставили бутылку 'Хеннесси'. Немного пообвыкнув в человеческом обществе, снежный человек чувствовал себя значительно увереннее, тем более, что по окончании официальной части и перехода к неформальной атмосфера мероприятия резко изменилась. Чуткий йети сразу же уловил, что люди стали более раскованными и душевными. Он налету запоминал значение тех или иных новых слов и выражений, исходя из контекста тех или иных ситуаций. Тем более, что все вокруг него стали гораздо общительнее, особенно после ухода президента.

Но главное, йети следовал своему основному правилу. Следить за людьми и делать всё, как они. Вот официанты наполнили гостям рюмки и фужеры (йети, памятуя его речь, не спрашивая налили коньяка), вот гости подняли сосуды с жидкостью (йети сделал то же самое), вот гости выпили (после тоста президента — все до дна). Йети тоже выпил. С непривычки коньяк показался неприятным. Но не забываем, что это был организм Сундукова, а не йети. Если бы это был его организм, то употребление внутрь полной стопки крепкого спиртного напитка закончилось бы рвотой. Но организм Сундукова выдержал. Конечно, профессор не был пьяницей, но мог выпить изредка, по случаю, в хорошей компании, поэтому за много лет таких выпивок его организм привык к спиртному. Йети лишь поморщился и подумал (на своём языке): 'И как только люди пьют такую гадость'.