Шипы для железной девы

— Значит, ты думаешь, у меня есть шансы?

— Я тебе что только что сказал, Монтегю? У тебя плохо со слухом? Я не хочу больше ничего слышать на эту тему.

— Ясно. Значит, шансов нет, — Монтегю понурил голову.

— О-о! — Драко воздел глаза к потолку. — Ну ты меня достал! Слушай, завтра у неё будет прекрасное настроение. Подойди и пригласи её на выходные в Хогсмид. Всё. Я тебе галлеон против кната ставлю, что в эти же выходные ты её прокатишь на своём красном дракончике.

— Да? — Монтегю приободрился. — Ну, если ты так говоришь... А у неё точно завтра будет хорошее настроение?

— А то! Ты не видел, как у неё глазки сверкали сегодня вечером?

— Ага, они с Сенти пришли какие-то радостные. Это из-за Грейнджер, что ли? Из-за отработки?

Гарри разом навострил уши.

— Ну да, грязнокровка наконец-то попалась в ежовые рукавички наших подружек. Надеюсь, они как следует дали ей понять, где её место.

— И где?

— В мусоре. Ты чего спрашиваешь, не ясно, что ли?

— Да так, я слышал, что они её, вроде как, где-то заперли.

"Заперли?" Вот сволочи! Но, по крайней мере, кое-что начало проясняться. Однако почему её не было видно на карте, Гарри пока понять так и не сподобился. Не могли же они её увести куда-то из Хогвартса? Или могли?

— Да, в "колодце".

— В "колодце"? Так это же в самом низу.

— Внизу, с крысами. Там ей и место. А то слишком много о себе думает.

Монтегю, похоже, перестал прислушиваться к Малфою, на лице которого появилась угрюмая усмешка, словно он постоянно прокручивал внутри себя злорадства в адрес Гермионы. Через какое-то время его напарник выдал мысль, видимо, показавшуюся ему настоящим открытием.

— Так ведь, получается, она там одна?

Малфой посмотрел на него, как на умалишенного.

— Ну да, одна, а что, ты хотел, чтобы её "Ведуньи" развлекали всю ночь?

— Нет, в смысле, она же там ОДНА! — повторил Монтегю страшным шепотом. — И без палочки.

— И чего?

— Драко, мы же можем пойти туда сейчас, и... ну... она же ничего не сделает.

До Малфоя, кажется, дошло. На его лбу залегла складка, когда он слегка приподнял брови к верху.

— Ты что, совсем больной, Монтегю?! Я уж не буду тебе говорить, что к грязнокровке вообще притрагиваться западло, если сам не понимаешь, так и не поймешь. Но ты о последствиях вообще хоть немного думаешь?

— А чего? — тот развел руками. — Что она сделает? Жаба нас прикроет, если что.

— Нет, ну ты точно полный дебил! Жаба здесь, чтобы следить за старикашкой. Ей нужно, чтобы он прокололся, ей не нужно прокалываться самой. Чего ты смотришь на меня? Грейнджер кто послал на отработку? Она. Приставил к ней наших девок кто? Тоже она. Ей отвечать за таких дебилов, как ты, надо? На хер ей это не надо! Она тебя сдаст тут же, ещё и свалит всё на тебя, что это ты у грязнокровки палочку отобрал и запер. Тут отработкой не обойдёшься, тут Азкабан светит.

— Азкабан?!

— Да, дубина, Азкабан! Панси всё тоже облизывалась выпороть её. Идея у неё такая. Вбила себе в голову, аж слюнями исходит. Ну, я ей мозги быстро вправил, объяснил, что к чему.

— А если мы её припугнём? Ну, Грейнджер? Чтобы не говорила никому.

— Чем ты её припугнёшь? Своим хером? Не забывай, сейчас у неё нет палочки, завтра она у неё будет. Она тебе твои причиндалы узлом завяжет и хорошо, если вообще оставит на месте, а не прилепит на лоб. А ещё её дружок — Поттер. Про него не забыл? Подумай, что он с тобой сделает, когда узнает.

— А вы меня не прикроете, что ли?

— Монтегю, твои проблемы, ты и разбирайся. Поттер, он же... на голову больной! Отмороженный. Сдохнуть не боится вообще. С таким лишний раз связываться... А, тем более, когда он бешеный. А он будет не просто бешеный, у него вообще крышу снесёт, если ты хотя бы дотронешься до Грейнджер.

— А как думаешь, он её, ну... это...

— Ты совсем по п... съехавший, Монтегю? Я ему говорю, что его убивать придут, а он меня спрашивает, имеет Поттер Грейнджер или нет. Мне-то почём знать, ты — придурок?! Мне вообще эта тема по барабану, что там у них происходит! Вдвоём они там, втроём или по очереди.

— Втроём? А интересно было бы глянуть.

Малфой второй раз за разговор устремил сокрушенный взгляд в потолок.

— Ты хочешь, чтобы меня стошнило прямо на тебя? Фантазируй о таких вещах где-нибудь в одиночестве, подальше от меня.

— Да брось ты, Драко, она вполне ничего такая.

— Ничего?! Она грязнокровка! — он сплюнул.

— Ладно, ладно, я же не говорю, что с ней прямо всерьёз встречаться можно, просто. Чисто на внешность.

— Да там же нет ничего! Она же на третьекурсницу похожа, а то и ещё мельче.

— Ну и подумаешь.

— Эй, ты что, из этих, что ли? Которые мелких любят?

— Из каких "этих"? — Монтегю пожал плечами.

— А, да ну тебя! — Драко махнул рукой. — Тебе что-то объяснять запаришься. Короче, ты понял, что я тебе сказал на счёт Азкабана, её палочки, Поттера и всего остального?

— Да понял, я понял! — Монтегю тяжело вздохнул.

Весь этот диалог Гарри слушал, ощущая, как градус раздражения возрастает в нём всё больше и больше, и достигает уже каких-то запредельных величин. Выслушивать всю эту грязь, которая беспрерывно лилась из уст двух этих персонажей, было совершенно невыносимо. Он не понимал, как можно быть настолько мерзкими и при этом видеть в зеркале собственную физиономию и умудряться тут же не блевануть от отвращения. Он бы точно блеванул. И хуже всего, что пока что он так и не услышал ничего полезного. Он мог бы, конечно, сейчас выскочить на них, попытаться прижать кого-то одного и силой выбить, где сейчас Гермиона, и, если бы это у него получилось, считать свою задачу выполненной. А если бы не получилось? Он бы потерял последнюю возможность решить проблему самому. Так что приходилось терпеть и слушать.

— Не кисни, Монтегю, — добавил Малфой примирительно. — Сейчас ещё не время. Амбридж — это только начало. Наше время ещё придёт, можешь мне поверить. Тогда получишь себе в распоряжение столько грязнокровок, сколько пожелаешь.

— Правда? И когда же оно придёт, это время?

— Скоро, поверь мне.

— Откуда ты знаешь?

— Неважно, — Малфой отвёл глаза. — А пока сиди и не высовывайся слишком. Придёт время, за всё отыграемся.

— Ну ладно, раз ты так говоришь. Ну давай, мы её хотя бы попугаем. Она же не будет знать, что мы не всерьез.

— Ох, — вздохнул Малфой, — ты меня точно достал!

— Да брось, Драко, давай! Ты только представь, что с ней будет, когда мы просто зайдём. Описается бедная.

— Ты больной, Монтегю. Это сто процентов. Надо бы держаться от тебя подальше.

Какое-то время он медлил, глядя на своего помощника.

— Ладно, хер с тобой, пойдём. А то, боюсь, если ты сам к ней отправишься, не удержишься там, а мне потом от тебя неприятностей будет выше крыши. Пошли! — воскликнул Малфой и порывисто соскочил с подоконника. — Только учти, я сказал "стоп" — ты останавливаешься. Понял?!

— Понял, понял, — просиял Монтегю.

"Идите, идите, — злорадно проворчал Гарри, — вот там-то я вам и устрою, недоноски! Вы только покажите мне нужное место".

Он последовал за слизеринской парочкой, которая, спустившись в подземелья, повернула направо, в сторону входа в свою гостиную, но прошла мимо неё дальше на лестницу, ведущую на нижний этаж подземелий. Освещение тут не горело, и Малфой зажег над собой большой шар света. Они миновали несколько поворотов узкого коридора и, наконец, достигли винтовой лестницы, взглянув на которую, Гарри сразу же понял, почему они называли это место "колодцем". Крутые каменные ступени закручивались тугой спиралью в очень тесном цилиндре, словно бы вырубленном прямо в камне. В действительности, и тут, как везде в замке, стены были выложены обычной каменной кладкой, но, казалось, что это место нарочно было сделано как можно менее удобным для спуска.

"Уж не было ли тут когда-то тюрьмы?" — пришла в голову шальная мысль.

А что, постоянные угрозы и сетования Филча могли иметь под собой какие-то основания. Кто знает, может быть, когда-то учеников запирали за провинности на дне вот таких "колодцев"? Впрочем, сейчас Гарри было не до исторических экскурсов. Он спускался по лестнице вслед за Малфоем и Монтегю, и старался, чтобы эхо от его шагов сливалось с эхом от шагов впереди идущих.

Всю дорогу Монтегю представлял, что он скажет, когда войдёт к сидящей взаперти Гермионе, и как она на это отреагирует, а Малфой пытался заткнуть своего не в меру размечтавшегося товарища. Но на этой лестнице и у Монтегю пропало желание болтать. Здесь как-то некстати наваливалась клаустрофобия даже на тех, кто ей не был особо подвержен.

"Неприятное место, — заключил про себя Гарри, — впрочем, как и весь чёртов Слизерин!"

Когда они наконец, добрались до самого низа, он как будто бы получил подтверждение своей версии о камерах заключения для учеников. Здесь и правда был коридор, и четыре запертые снаружи двери.

— Где она? — тут же спросил Монтегю.

— А я знаю? — отозвался Малфой. — Сейчас увидим.

Он открыл ближайшую дверь справа, и Гарри понял, что на счёт камер всё-таки погорячился. Помещение было слишком большим и заполненным какими-то ящиками. Малфой только кинул туда взгляд, обнаружил, что там никого и открыл левую дверь. Здесь оказался ещё один склад, и никаких признаков Гермионы. Слизеринцы направились к двум оставшимся дверям, и Гарри взял палочку наизготовку.

"Сейчас, сейчас, твари! Кто первый найдёт, тот и получит свой приз! Гермиону они пугать собрались! Сейчас посмотрим, кто тут наложит в штаны".

— У тебя есть кто? — спросил Малфой, открывая дальнюю правую дверь.

— Не-а, — ответил Монтегю, разведя руками перед левой.

— У меня тоже. Хм. Странно. Куда же она делась? А ты везде посмотрел?

— Да везде! Куда здесь спрячешься? Сплошные бочки. А у тебя?

— Куча сломанной мебели. Тоже пусто.

— А они точно отвели её сюда?

— Да точно, точно. Панси сказала: "колодец". Ещё посмеялась, как Грейнджер едва не навернулась со ступенек.

— И чего будем делать?

— Ничего. С какой стати мы должны что-то делать?

— Ну, она же пропала.

— Пропала? Да с чего это она пропала? Просто наша Панси как всегда в последний момент побоялась нарушать правила.

— И что?

— Выпустили они её, вот что!

— А!

— Всё, Монтегю, пошли отсюда! У меня от этого места всегда мурашки по коже. Как будто это не подвал, а... Пошли, ну, чего застрял?!

— Всё-таки жаль, что так получилось... — начал свои причитания Монтегю, но Гарри уже перестал прислушиваться.

Он стоял посреди коридора и недоумённо оглядывался по сторонам, забыв даже как следует огреть своих врагов заклинанием из-под плаща за их поганые речи.

Где же она?!

Два первых ощущения, как только она опомнилась после переброски, подарили ей глаза и нос. Тут было светло. Она настолько уже привыкла к почти полному мраку подземелий, что свет ударил по ней резко и неожиданно, хотя ярким он только казался, в действительности он был мягким и рассеянным, приятным для глаза. И ещё атмосфера. Здесь было легко дышать. Не просто легко, замечательно! А, быть может, дело было в том, что почти непереносимый для дыхания воздух катакомб служил слишком ярким контрастом с тем, что наполнял помещение, в которое она попала.

Было и ещё кое-что, и это Гермиона ощутила лишь в самый первый момент, потом оно забылось, смытое зрительными впечатлениями. Какая-то необыкновенная внутренняя лёгкость, почти эйфорическая, словно всё вокруг было наполнено чем-то ...магией?.. благотворно действующим на неё, и, вместе с этим промелькнуло что-то похожее на захватывающее дух щекотание в груди, сопровождаемое секундной слабостью, напомнившей — вот странность — ощущение, которое она получила, когда в первый раз в жизни увидела обнажённого юношу в альбоме художественной фотографии. Потом она перестала сосредотачиваться на внутренних переживаниях, потому что обстановка вокруг неё сама по себе стоила особого внимания.

Комната была большой и круглой, в диаметре, наверное, не меньше пятидесяти футов. Её накрывал, как чашей, пологий куполообразный потолок. Пол по краям слегка приподнимался, так что общее впечатление возникало, как будто находишься внутри двух опрокинутых друг на друга тарелок, или, точнее, пиал. Никаких выходов заметно не было, словно комната существовала где-то сама по себе, хотя почему-то Гермионе сразу пришло в голову, что она всё ещё находится в толще земли под Хогвартсом. Почему? Ей некогда было анализировать.

Пол низкими широкими ступенями сходился к центру помещения, и обрывался в большую круглую яму, с отвесными стенками. Что находилось внизу, отсюда увидеть было нельзя, яма выглядела слишком глубокой на вид. Все детали обстановки были вырублены из камня с каким-то грубым первобытным изяществом, и невозможно было понять, то ли это работа гения-самоучки, то, наоборот, искушенный мастер специально создал иллюзию примитивной резьбы. Вокруг ямы, на некотором удалении от неё, стояли четыре больших каменных кресла с низкими подлокотниками и высоченными спинками, расстояние между ними было почти равным, только в одном месте чуть шире, и тут на подиуме из трёх ступенек стоял пьедестал, напоминавший узкую трибуну и возвышавшийся почти над самой ямой. Около каждого кресла на полу располагались низкие плиты с горизонтальным углублением, похожим на лежак, одним концом обращенные прямо в яму. В каменном полу в этом месте шли глубокие канавки от кресел мимо плит и вниз.

Сделав несколько шагов, Гермиона с изумлением заметила, что когда-то тут стояли ещё какие-то предметы, но они были металлические, и ржавчина сожрала их настолько, что от них остались только отверстия в полу и рассыпанный бурый порошок. Это место выглядело невероятно древним. Точно такие же ржавые следы обнаружились по краям лежавших плит, и это отчего-то вызвало внутри неприятные ассоциации, вплоть до содрогания. Но она тут же отвлеклась, потому что заметила блеск на спинке ближайшего к ней кресла. Светильник всё ещё оставался в её руке, и он добавлял к этому непонятному равномерно разливавшемуся свету свои яркие отблески. Часть из них отразилась от драгоценных камней, вделанных в спинку. Их было много, и они составляли вычурный узор, или точнее, это был какой-то символ, который она сперва не могла понять, до тех пор, пока внимательно не рассмотрела другие кресла. Тогда уж аналогия бросилась ей в глаза настолько ярко, что в первый момент она просто опешила, не веря тому, что видит.

Первый узор был составлен из рубинов и похож на зубастый полумесяц с полукругом сверху, напоминая в профиль львиный оскал. Второй знак, сапфировый — расходящиеся из центра линии, одна вверх, три другие вниз, оставлял впечатление когтистой птичьей лапы. Третий, сложенный из жёлтых топазов — опрокинутый острый треугольник, на удивление точно походил на барсучье рыло. Наконец, густо-зеленые изумруды четвёртого сплетались в причудливые изгибы, в которых явственно виделось что-то змеиное.

Легендарный Зал Основателей?! Возможно ли это?! Мысли вихрем пронеслись в растерянной голове, которая разом стала ясной и какой-то пустой, в ней даже почудился характерный звон, когда ложечка стукается о стенки из тонкого фарфора. Уж не это ли место так яростно искали и так и не нашли те неизвестные из подземной тюрьмы? А вот она — Гермиона Грейнджер — взяла и нашла!